Прохожие удивлённо поглядывали на курившего в бельэтаже отеля юношу в подряснике и скуфье. Патлатый парень в цветастых шортах почесал давно не мытую голову и вдруг заорал на всю улицу: "Вау, Анютик, а я те че говорил? Ничто человеческое им не чуждо, во, позырь!". Такая же лохматая девушка в джинсах, спереди состоящих из небольшого количества растрепавшихся ниток, так же громко расхохоталась, хлопая кавалера по тощей сутулой спине.

Виктор Морской недовольно выглянул из окна на эти вопли, и плотнее закрыл форточку. На кровати лежало его облачение; рядом стояли монашеские ботинки - тупоносые, тяжёлые, подбитые гвоздями, сделанные не на год-два, а лет на тридцать постоянной эксплуатации.

Морской неторопливо разделся, убрал в шкаф джинсы от "Бальмэйн" и водолазку "Фальконери" и надел простые домотканые брюки, такую же рубашку, толстые носки и ботинки. На них - рясу. Она идеально подходил по росту, и Виктор похвалил про себя Камышова. Одежда не должна сковывать движений, быть тесной или наоборот - болтаться и путаться в ногах при погоне или драке.

Виктор распустил волосы. Они легли мягкой волной, прикрыв уши. Скуфья завершила преображение. Сегодня и завтра Морской решил не бриться, чтобы выглядеть более убедительно в новом образе. В зеркале отразился худощавый монах с темно-русыми волосами до плеч. Вот только суровое властное выражение лица было совсем не монашеским. Виктор ещё какое-то время репетировал перед зеркалом, чтобы придать своим чертам благочестивое, смиренное выражение, а взгляду - молитвенную отрешённость от мирской суеты. Сложил руки, воздел глаза к потолку. Вполне убедительно. Вот только со взглядом ничего не поделаешь, сразу выдаёт человека, привыкшего руководить и повелевать. Ника права - в монастыре надо опускать голову или загораживать лицо молитвенно сложенными руками. А так - то, что надо! "Во мне пропадает великий артист", - подумал Морской, прохаживаясь перед зеркалом.

На столике заорал телефон.

Виктор схватил трубку.

- Да? - "ролевым" мягким голосом спросил он. Потом спохватился и продолжал уже со своими привычными интонациями:

- Морской слушает!

Появившаяся в дверях его комнаты Вероника хихикнула. Только что семенящий туда-сюда перед зеркалом молодой монашек с благочестиво сложенными для молитвы руками снова сверкал глазами и рубил фразы повелительным тоном.

- Ребята уже на постах, - сообщил Морской, переговорив с Камышовым. - Люди Ивана Игнатьевича - тоже. А ты над чем смеёшься?

- Несоответствие образа и поведения, Витя.

- Уж кто бы говорил! - развеселился Морской. - Это кому только что с улицы орали "ничто человеческое не чуждо"? Ты хоть завтра вечером не кури, а то послушник, пахнущий табаком, спалится быстрее, чем успеет понять, в чем же он так оплошал.

- Вот интересно тогда, откуда там ковёр из окурков под оградой, - задумчиво сказала Вероника.

- Может, туристы или водители автобусов набросали.

- Может быть, - не стала спорить Орлова. - Ты уже готов?

- Как юный пионер. Хоть я им и не был. Даже октябрёнком побывать не успел.

- А я успела. Только октябрёнком. Как раз в 1992 должны были в пионеры принимать...

*

Воспользовавшись тем, что в церкви шли заключительные приготовления к пасхальной службе, один из помощников диверсанта незаметно подошёл к баку со святой водой.

Отлично: на него никто даже не смотрит. Никакого внимания. Весь причт хлопочет вокруг чудотворной иконы, с которой внезапно что-то оказалось не в порядке. Несколько прихожан самозабвенно молятся, крестятся и бьют лбом в пол. Священник беседует с какими-то старушонками, пришедшими за благословением.

Полминуты, не больше. Отжать замочек, приподнять крышку, вылить пробирку. И момент как раз удобный.

Он нащупал в кармане прохладную стеклянную трубочку. Но вынуть руку из кармана не успел. Ее заклещили две тонкие, но крепкие, как железо, руки. Он покосился на того, кто его скрутил. Баба, по самый нос замотанная в серый старушечий платок, которая ещё секунду назад била земные поклоны у иконы Пантелеймона Целителя и казалась такой далёкой от реальности. В ту же секунду другую руку завернули за спину до хруста. В спину оперлось что-то твёрдое.

- Тихо. Спокойно. Пройдёмте. Вы арестованы.

Лишённый возможности сопротивляться или бежать, он покорно засеменил на выход с тремя женщинами в длинных платьях и платках. Это были две сотрудницы службы безопасности фирмы "Морской Инкорпорейтед" и одна - из мэрии.

Так же тихо взяли агента в главном городском соборе. Одновременно задержали людей с пробирками в часовне; в Вишневском храме; в остальных церквях. Операция была продумана и отработана до автоматизма. Служащие Виктора Морского и люди Ивана Игнатьевича хорошо знали своё дело. К десяти часам вечера все сообщники диверсанта были арестованы и доставлены в ГУВД для первичного допроса.

Мэр выслушал отчёт и похвалил своего начальника службы безопасности. Потом позвонил Морскому.

- Знаю, - ответил Виктор, - мне уже отчитались.

- Но вожак все ещё на свободе, и никто не знает, где он.

- Я думаю, в монастыре. Мы тоже там.

- До начала полунощницы остаётся совсем мало времени.

- Уверен, что мы успеем.

- Удачи вам, Виктор Ильич.

- Спасибо.

*

Он посмотрел на часы и решил, что уже можно выходить. За оставшееся время вирус как раз успеет впитаться в землю около родника и попадёт в воду.

Операция займёт меньше минуты. Далее он уже наметил себе путь к отступлению. Метрах в двадцати отсюда ограда густо увита многолетним плющом, густым и толстым, крепким, как ветки дерева. По такому можно вскарабкаться, как по лестнице, сбросив рясу. Под монашеским одеянием на нем были джинсы, плотная вельветовая рубашка и жилет. Пару километров придётся пройти по лесу, а он не хотел увезти с собой на память клеща. Сейчас, в тёплую погоду, они активизировались и голодны, как волки.

Из леса он выйдет на межгород, поймает попутку и доедет до ближайшего городка, где есть автостанция. Там он сядет на автобус дальнего следования. К утру он планировал добраться до Карелии. В Петрозаводске его ждут новые документы и проводник, курирующий один из "коридоров" через границу. Завтра у него будет хорошая фора: пока все будут праздновать Пасху, он доберётся до Швеции и оттуда вылетит на Кипр. Первые новости о вспышке новой вирусной болезни он узнает уже у бассейна собственного дома, в шезлонге, с бокалом ледяного апельсинового фреша.

На заработанные деньги он прекрасно устроится на острове. И это самое разумное решение: чем дальше от материка, тем меньше риск при эпидемии или пандемии. Да, он прихватил и вакцину на случай, если вдруг обнаружит симптомы заболевания у себя, но бережёного Бог бережёт.

Он представил себе масштаб распространения болезни и слухи, которые пойдут раскручиваться. Но всей правды все равно никто не узнает. "Как там в рассказе "Информафия": новости - это лишь то, что известно публике. Историю вершат единицы, а большинство пускай слушает говорящие головы в телевизоре или читает любимого блогера в интернете и не напрягает мозги, а то голова заболит!".

Он выглянул в окно-бойницу. Полянка у родника была пуста. В эту часть монастыря давно никто из братии не заглядывал. Ещё 20 минут. Пятнадцать. Десять. Пять. Пора.

Он взял сумку, легкий рюкзак. Открыл низкую дверь и, пригнувшись, вышел.

*

В суете последних приготовлений к пасхальному богослужению никто из обитателей монастыря не обратил внимания на монаха и двух послушников, которые шмыгнули в боковую калитку, прошли через огород и смешались с толпой. На жилом подворье они отошли к скамейке.

Один из них - рослый мужчина лет сорока пяти с седеющими усиками - огляделся и развернул карту, вынутую из-под пояса рясы.

- Вот здесь, - сказал он товарищам. - Бьюсь об заклад, именно в закрытом крыле он и заныкался. Умно придумано: там его сам черт не сыщет, и подход к роднику, как на ладони.