Давайте представим, что Вы мертвы и больше ничего Вас не волнует. Поймем, что больше не вернуть те дни, когда сидели молча на скамейке под теплым старым ливнем, вытирали с ноздрей капли, без устали глядели вверх. Вспоминали по вечерам, что больше нет мечты, уставшие, упавшие без сил, глушили рюмку горького виски, втирали в десны правду про людей; они, конечно, же, хорошие.

Нет места тем дням, мы потерялись в густых туманах. Взор на ночной город, убитый взор, упавший на мусорный бак с тушкой бедной зверька на ребре бака.

А после тонет в жизнь наше бытие, и разум слишком сильно увлечен тобой, прошло ну где-то очень много лет, один и нет того, что ныне, а может там, уставший бренный взор, серый пепел на скатерти стола – любовь иллюзия, мы игроки, а одиночество приговор для каждого посмертный.

_____Сон_____

Серым асфальтом устланы дорожки, оживленная площадь в центре города под безоблачным небом, залитым лёгким сиреневое оттенком и капелькой сонного солнца в декабре.

Где оно…. Золотистые шары, алые спиральки, бирюзовая мишура и алая пластмассовая звезда. Елка в центре, пустые крыши, оживленные гул и ничто не говорит, да хоть бы, намекнул бы; слишком обремененый мир и мало радости в обычном. Тишина, спокойствие, сопутствующие теплому ветру и бледные лица.

Будете считать потухшие восковые свечи?

– Я очень сильно устал и хочу немного, а лишь одного – залпом Джека

– Это точно того стоит?

– Да! Он же вкусный! Но не только это. Ещё хочу ее, всю такую, с темно – алыми обветрившимися губами, невнятно твердящими одно слово, рассыпанными черными волосами по уставшим плечам, грустными опущенными глазами серого зеркального оттенка и тихим страстным, едва заметным шёпотом ветра за спиной.

Мороз, томный полумрак накрывает нас, и я… опять всплеск адреналина, вновь один на помятой простыне!

– Гарри, не расстраивайся. Все образуется.

– Знаю, но так же понимаю, что это всего лишь слова. Так даже ты сам это знаешь, и понимаешь, что ну ничем они не помогут и ничего не изменят. А все равно говоришь.

– Ну почему ты расстраиваешься? Все же хоро…

– Нет, что тут такого классного, если все наоборот?

– Ладно, спорить глупо. Но все же, что ты хочешь?

– Виски. С колой и льдом.

– Все, больше ничего?

– В принципе-е… и еще ее присутствие без лишних слов и людей. Понимаешь, она больше жизни, ее присутствие ускоряет время, а отсутствие больно кусает за разорванное сердце…

– Так, а ну не плакать! – слова, произнесенные с большей строгостью, испугали Гарри.

– Может, мне уйти?

– Да, дверь вон там… И прости что я так груб. Просто пойми, ремень сам не развяжется, и Джоуи с него не спрыгнет, полон сил и надежд на будущее дерьмо. А теперь, прощай.

– Я тол…

Дверь резко захлопнулась, посыпалась штукатурка, а вместе с ней соскользнув спиной по двери, присел Гарри. Вспотевшие ладони безжалостно сжимали сухие волосы. Стук за стеной, сопровождаемый криками с призывом открыть дверь, вскоре прекратился. Похоже, Джону это сильно надоело.

«Неужели ему так тяжело? Зачем ему какая-то девушка, которая будет любить, если есть полно шлюх, отдающие свои тела за деньги. Он глупый безумец. Только представляю, что как ищет себе любящую домохозяйку и мне становиться не по себе. Как так можно?! Она же никогда не оставит в покое свое мужа, хотя сама будет ходить налево к дорогому любовничку. Высокому мускулистому отшельнику, живущему на берегу моря в гордом особняке, плавающем на белоснежном катере с тремя сочными цыпочками. Сам он либо с гладко выбритым подбородком, либо с густыми зарослями дровосека. Эх, я б наверно тоже ему дал…»

Взору открылся вид в окне, стоило лишь слегка повернуть голову по направлению развивающихся штор.

Парень и девушка не сводили взгляда, питая нежность объятий под мягкими снежным хлопьями. Небрежный, вялый, аккуратный взгляд испепелял, горел вожделением. Мозолистая ладонь медленно ползла по спине вниз, спускаясь все ближе к упругим ягодицам. Хрупкая рука лежит на плече, безукоризненный взор изучал, а улыбка ослепляла. Вот они п

риближаются, постепенно, веки сонно опускаются, тяжело стукаясь ресницами… их губы липнут в одном касании.

«Как это… красиво…и…трогательно»

Гарри отворачивается, но сухая щека осталась все той же…

«Фух, это всего лишь сон»

Гарри поворачивается на бок, а там лежит она, Одра. Познакомились вроде бы давно, но как можно помнить подробности. Так и смысла нет; просто прижавшись к ней, засыпает вновь…

Деревянная лавочка с примерзшим льдом в самом начале снежной аллеи. Быстро тающие клубы дыма из рта Гарри, сидящего долго и засыпающего на холодном воздухе.

– Здравствуйте, – тихий голос, раскатом прогремевший над ухом.

– З-Здравствуйте, а вы кто? – сонный голос из недр горла.

– Я? Одра. Шла мимо, почти дошла до своего подъезда и заметила незнакомца, калачика, свернувшегося в позе "рулетик". Решила, может Вам плохо. Что болит?

– Сердце.

– Бегом в кардиологию.

– Душа…

Широко открытые зрачки, ловкие движения на помощь рук в перчатках, но Гарри не мог встать.

– Неужели все так плохо, что даже подняться не можете. Вам купить что-нибудь в аптеке?

– Нет. Нужно другое лекарство.

– Какое?!

– Присядьте, я все объясню.

– Хорошо.

Одра аккуратно присела и направила внимательный взгляд на Гарри. Тот недолго думая, слез с "лошадки" и, закинув руку ей за шею, рухнул головой на плечо и уснул.

«Стоп! Что за хамство! Хотя, может так и надо; ну ладно; пусть будет так»

Градус объятий превысил норму, жар полыхал между телами."

«Брр… Как же холодно. Я весь продрог. Наверно это был сон… Уж слишком как-то это все не естественно, просто и сразу. Неужели, так бывает.»

Уставшая голова еле-еле повернулась. Веки слегка прикрыли глаза, но за темной рощей ресниц Гарри разглядел знакомые изгибы милого личика…"

Блеклые обветрившиеся губы, прикрытые тонким инеем, плотно сомкнуты.

– Т…ты-ты спишь?

– Н…не…т

– Холодно?

– О-очень.

– Иди с-сюда

– Я р-рядом.

«Боже, как она прекрасна в это мгновение. Надо прижать ее сильнее.» Уставшие глаза Гарри смотрят вверх, в небо. Там та самая темнота, что окутывает тебя по ночам. Там то самое, что владеет тобой в периоды особой грусти, тяжелой. То самое атмосферное черное небо, что расстилается над кладбищем. Звезды умирают, и… люди тоже. Но где и во сколько, звезды не скажут. Мысли вьют, кружат, жужжат, но лишь об одном. Здесь хорошо, пока все живы. Пока меткий удар маятника смерти не ударит по каменному стеклу, этот мир будет идеально красив, а вместе с тем и уродлив. Безобразен до боли и горящего чувства злобы, что так безумно разрывает душу, оставляя горячий пепел и ледяные воспоминания горьким комком на всю гортань

– Молодой человек, не трогайте меня! Что вы себе позволяете?!

– Я-я-я?

– Ну не я же. Мы находимся в приличном месте, а вы позволяете себе такое!

– Какое?

– Лечь на мое и так хрупкое плечо, облокотившись своей дырявой бошкой, и свешивать сопли, бормоча что-то во сне. А ну проваливай, пока я мужа не набрала!

Гарри, сильно опешив, убрал с нее свою голову и сел. Внезапно, упав с неба, появился симпатичный монстр. Клыки, отдающие железным зловонием, тенью лежали на шее. Конечно, раскрытый бюстгальтер мог как-то сбить с толку, но затвердевшая грудь не привлекала.

– Я тебя сожру… Но сначала ты будешь слизывать свою никчёмную кровь с пола, ползать на коленях… Ты сдохнешь как последний шакал, убитый бабой и ее волею. Зловещий смех сотряс безмолвный город.