*

Герман ехал домой, в Питер. К больной деменцией жене. Этот ужас начался семь лет назад и развился очень быстро, превратив женщину, которую он любил, в осколок прежнего счастья. В память об этом счастье он не стал отдавать жену в пансионат, нанял дорогую сиделку, заботился сам, на какое-то время забыв о себе, о том, что он совсем не старый мужчина. С каждым годом всё больше понимая, что ничего не вернуть… Месяцы утекали, образ любимой женщины отходил в прошлое, а восхищённые взгляды других всё настойчивее напоминали, что у него может быть жизнь. Ещё чуть позже – «может» сменилось на «должна». Обзавестись постоянной или хотя бы временной любовницей почему-то казалось предательством, возможно, потому, что не встретил никого, кто мог бы претендовать на эту роль. Но томление плоти становилось всё нестерпимее, и он наконец нашёл выход. И ему даже понравились такие отношения без обязательств. Тем более что он уезжал ради них из Питера, где, казалось, каждая улица, каждый дом были свидетелями безвозвратно ушедшего… Больше всего кандидаток на кратковременный досуг проживало в Москве, там он и купил квартиру и периодически стал ездить туда в выходные.

Алёна… Она зацепила его, это не подлежало сомнению. Даже сейчас, при одном лишь мысленном упоминании её имени, тело жарко встрепенулось. Что она решит? Отзовётся ли на его просьбу?.. Теперь он страшно жалел, что не поговорил с ней, не взял номер телефона, не выяснил её обстоятельств… Что, если она исчезнет с его горизонта, как исчезали все предыдущие, но тех он и не стремился удержать?.. Он зашёл на сайт, захотелось срочно найти её анкету и увидеть хотя бы на фотографии. Однако не нашёл… Что могло это означать? Радость, что она решила остановиться на нём, вняв его просьбе и получив от их ночи те же незабываемые ощущения, что и он, или… Мучиться и гадать предстояло целую неделю.

*

Ночью она с трепетом прижалась к мужу, то чувство, которое она к нему испытывала, она по-прежнему назвала бы любовью… И если бы он только захотел… Если бы не гнетущие мысли, что его мужские проблемы связаны в том числе и с тем, что как женщина она его давно не возбуждает, она никогда бы не пошла на то, на что пошла… Она вдохнула его запах – привычный, любимый, осторожно скользнула ладонью на то место, которое раньше так сладостно отзывалось на малейшее её прикосновение. Он нежно, но настойчиво убрал её руку, прошептал: «Спи», обнял, как всегда, ласково и тепло, она еле удержала в глазах слёзы обиды и отчаяния…

*

Её анкета на сайте так и не появилась, Герман написал ей на почту: «Жду тебя. Очень». Ответа не получил. И ещё не знал, взяла ли она ключи. Ехал на квартиру, замирая от волнения. Никого другого искать не стал. Понимал, что забыть её вот так сразу и заменить кем-то не сможет. Ключи лежали на столе. Там же, где он их оставил, рядом с его запиской. Тарелка с нетронутыми бутербродами была убрана в холодильник, иначе он бы подумал, что она не заходила на кухню и не видела его послания. С грустным чувством плеснул себе в бокал красного сухого вина, посмотрел на часы – если бы она приняла его приглашение, то уже пришла бы… Он сделал большой глоток. Услышал, как открылась дверь лифта, сердце забилось в стократ сильнее обычного. Звонок прозвучал робко, сразу стало понятно, что это она… Он вскочил, вино из бокала выплеснулось на стол, растеклось алой лужицей.

*

Короткое письмо от Германа, полученное накануне, вызвало в её душе бурю. Алёна уже решила для себя, что то их свидание станет единственным, слишком велико было чувство вины перед мужем, оно почти сломало её. Но его «Жду тебя. Очень» отозвалось в каждой клеточке тела, безумно захотелось ещё хотя бы раз испытать тот восторг, который сумел он вызвать в ней своими ласками. Ещё хотя бы раз… Всё складывалось так, словно звало её повторить случившееся неделю назад: её желанию снова уехать «к подруге с ночёвкой» муж никак не воспротивился и ничто в его лице не дрогнуло и не выказало подозрения (с тех пор, как они стали жить за городом, она действительно редко виделась с подругами); в нужном доме из подъезда ей навстречу сразу кто-то вышел, так что не пришлось караулить (она не могла воспользоваться домофоном: не запомнила номер квартиры, точнее, не обратила на него внимания, только этаж). В квартире было очень тихо. С колотящимся сердцем она нажала на звонок. Сразу услышала быстрые шаги. Он распахнул дверь. Красивый, такой, каким она его запомнила. Только в этот раз ещё и очень взволнованный.

*

Герман схватил её за руку и буквально втащил внутрь, сразу захлопнул дверь, накрыл ртом её губы, жадно сминая их, торопливо расстёгивая лёгкий плащ (конец октября был тёплым), забирая её в кольцо своих рук.

– Я так боялся, что ты не придёшь, – прошептал наконец, с трудом дыша. – И так счастлив, что ты здесь. – Он снова приник к ней с жадностью и страстью, готовый заняться любовью прямо в прихожей. Недельное ожидание и сомнения отступили, как отступает волна, выравнивая береговой песок, чтобы снова накинуться на него с ещё большей силой.

Они вместе зашли под горячие водяные струи, то ли начиная, то ли продолжая уже начавшееся у дверей. Алёна, осмелев, целовала его сама, спускаясь всё ниже, коснувшись коленями дна, взяла в себя его ждущую, напряжённую плоть, ей захотелось доставить ему эту радость, ведь Герман подарил ей столько сказочных мгновений. Он застонал от блаженства, невольно стиснул руками её плечи, задержав в том положении, тут же испытал раскаяние.

– Прости, – поднимая её с колен, едва смог выговорить он, настолько острым было наслаждение. – Прости меня.

Осознание, что она не выказала отвращения, наполнило его невероятным чувством благодарности. В постели он несколько раз доводил её до эйфории, чувствовал себя рядом с ней молодым, дерзким, нерастраченным…

Когда они уже просто лежали друг у друга в объятиях, Герман спросил, нащупав её безымянный палец, с которого она в этот раз заранее сняла кольцо:

– Твой муж не догадывается? – он вдруг понял, что ему хочется всё про неё знать, более того – совсем не хочется отпускать её…

Алёна замерла, будто бы перестала дышать, спустя томительную паузу прошептала:

– Я не готова это обсуждать… И не готова узнавать что-то про тебя… Давай оставим всё так, как есть сейчас…

– Хорошо, – смирился Герман. – Но мы ведь увидимся через неделю? Пообещай мне, пожалуйста…

– Не могу ничего обещать, прости…

Он вздохнул с покорностью.

– Тогда просто знай, что я буду тебя очень ждать…

Они проснулись вместе, он не стал брать билет на тот ранний поезд, на котором уезжал обычно после своих рандеву, как правило, провожая «своих дам» вечером, а потом просто отдыхая в одиночестве душой и телом ещё несколько часов. В этот раз Герман решил, что купит билет на вокзале, когда им придётся расстаться. Его и радовало, и пугало то, что он чувствовал к Алёне. Пока между ними была только страсть, они не рассказывали ничего из своей жизни, она вообще была молчалива, но ему было с ней так хорошо, словно бы знал её всегда… Утром она показалась ему чуть растерянной, как будто рассчитывала, что снова проснётся одна, теперь же ощущала неловкость, комната была наполнена светом, проступающим сквозь шторы.

– Ты очень красива, тебе нечего стесняться, – ласково сказал он. – Я до сих по не верю, что ты не кокетничаешь, указав возраст, лет на пятнадцать превышающий тот, на который ты выглядишь.

Она продолжала смущённо молчать, прижимая к груди одеяло, глядя на него с невысказанной просьбой.

– Хорошо, я пойду быстро умоюсь и займусь завтраком, – наклонившись над её лицом, нежно коснувшись губ, произнёс Герман.

Когда они, выпив кофе (от всего остального Алёна отказалась), прощались в прихожей (она не дала ему вызвать такси и не разрешила проводить её), он попросил:

– Оставь мне, пожалуйста, свой номер телефона. Обещаю не звонить, но мне будет спокойнее, что не потеряю тебя насовсем, если вдруг у тебя не получится прийти в следующий раз.