- Скажи, что всё нормально, с любовником порезвились, что больше не повторится… что ты как маленькая, иди уже! Вон, снова трезвонят, - я говорил, вооружившись утюгом и подсаживаясь ближе к голове поверженного противника. Одеться, если честно, попросту забыл.
Люба, со словами «иду, иду, кого чёрт несёт» зашла в ванну и уже в халате направилась на встречу, надеюсь, действительно с соседями. Но и о полиции думалось уже более спокойно – сразу не прибьют, а потом, если что, выкрутимся.
Свет из коридора осветил поле сражения. Прикроватный коврик был куда-то сбит, пол усыпан осколками бело-золотого фаянса, лужи и брызги тёмно-бордовой жидкости, и лежащий на боку белобрысый мужик, примерно сорокалетний, со стрижкой под военного. Лужа под его головой местами схватилась кусками, спеклась и более не прибывала.
- Еле отвязалась, - произнесла Люба, вернувшись минут через двадцать – я успел не на шутку обеспокоиться. Устало села на кровать и продолжила.
– С трёх квартир набежали. Слышал бы, кем меня только не обзывали… репутации моей конец. – Заключила без объяснений. Впрочем, без особого сожаления. - А что он?
- Дышит, не шевелится. Подержи утюг, я оденусь.
- Решил, что будем делать, мужчина? – спросила, пока я одевался, предварительно сбегав обмыться холодной водой.
- Тебе решать, - переложил я ответственность. - Ты его вроде как любишь…
- Мне?! – испугалась Люба. Глаза её полезли из орбит как у краба, заставшего кита за сношением с камбалой. – Ой, он же кровью истекает… - отвлеклась намеренно, решение принимать не желая.
Кровь прибывать давно перестала, но…
- Да, согласен, в больницу бы его. Кто его знает, может кость треснула. Хотя она у него сплошная, сквозь всю башку… ну, так как? – странно, но мой страх улетучился, будто не бывало. Происходящее здесь и сейчас скорее тонизировало, чем пугало.
- Я… я… я не могу! Не могу… - на глаза навернулись слёзы, плечи затряслись, и вся она будто сломалась. Как рессора, на которую давят, увеличивая нажим, не выдерживает, лопается в хлам. Люба опустилась на пол и заревела, подтянув к себе ноги, закрывая лицо руками; утюг, впрочем, не выпуская.
Я хотел было успокоить её насильно, через «ну, пожалуйста», но передумал. Пусть девочка выплачется. Мне показалось, что я старше её на целый век.
- Я так испугалась, - говорила сквозь всхлипы. – Это не он, не мой Боря… мой так бы не смог… - и снова зашлась в рыданиях. – А тут тело само, не слушаясь… я не хотела, я боялась! Боже, пусть это окажется сном…
- Что, так и дала бы меня забить? – в ответ услышал усиливающийся рёв. – Ну-ну, что ты, я не в обиде, - успокаивал, как мог. Как получалось.
- Это я, я виновата! – воскликнула вдруг. – И ты, ты тоже! Свалился на мою голову, как снег в жару, а всё так хорошо было! – плач подходил к завершению. Истерика прошла на редкость быстро. – Жила – не тужила, любила… как получалось… как умела…
Боря вдруг простонал и перевернулся на спину. Я только сейчас учуял, как от него разило! Как из винной бочки, не меньше.
- Ой! – слёзы высохли мгновенно, Люба вся подобралась.
- По-прежнему любишь его? – я подстегнул события.
- Такого – точно нет! Но он другой, поверь мне! Ты его не убьёшь? – спросила со страхом, хватая меня за предплечье своей левой рукой. Правой крепко держала утюг.
Странно, но такая мысль у меня даже не мелькала. Любе не ответил, а наоборот, спросил.
- А как он вообще здесь оказался? Ключи у него были? – она отрицательно замотала головой и в испуге закрыла себе рот кистями рук, словно побоялась что-нибудь выкрикнуть. На правой ладони по-прежнему болтался утюг.
Я похлопал по карманам куртки и вытащил два комплекта ключей. Показал Любе оба. Удивлённо подняв брови, женщина кивнула на один набор.
- Хм. А он у тебя кто? – Я включил верхний свет и внимательно рассмотрел ключи. Не специалист, конечно, но на одном проглядывались следы вроде бы от напильника. Или надфиля, не знаток.
- Командир роты ВОХРа… Приборный охраняют… зарплата хорошая, шубу мне норковую дарил… ой! – и опять зажала рот ладошками. На глаза Бориной любовницы стали наползать слёзы.
- И кулончики с серёжками тоже? Денежки от семьи отрывал, детишек голодом морил? – ухмыльнулся я и ещё подлил масла. - Жулик он, я тебе скажу, а не честный гаишник, как в Нашей Раше.
Учительница заплакала совсем открыто, не стесняясь. Уткнулась в сильное плечо одиннадцатиклассника, ища утешения и защиты.
– Но-но, не хнычь, решим твой вопрос, - успокоил женщину совсем по-взрослому.
- Он и твой тоже! – напомнила Люба с внезапной злостью. Слёзы высохли чуть ли не мгновенно, лицо полыхнуло ненавистью. От любви до оной действительно один шаг. Даже шажочек.
- Не-а, только твой. Я ушёл и всё, нет меня, а ты останешься.
Я, разумеется, блефовал. Просто так, чтобы оттянуть исполнение опасного решения, которое уже принял.
- Да ты… - нахмурилась было Люба, но я жестом её остановил.
- Воду неси… стакан. Можно из-под крана. И без вопросов! Вообще молчи. Да брось ты наконец эту железку! – Люба удивлённо посмотрела на утюг, который ручкой был надет на ладонь и сидел как влитой. С бешенством стряхнула. Прибор упал на кровать. Прибрала валявшийся на полу скелет ночника, за который запнулась.
Гипноз на бессознательное тело не подействует, остаётся наложить заклятье, наподобие того, что сотворил с Верой. Но опять же, клиент не слышит, значит, для порчи – можно назвать и так, что не совсем верно - нужен носитель. Это будет стоячая вода - текущая не подойдёт. Знания прибывали ко мне в виде полу-осознанной интуиции, капля за каплей, а силу сам догадался, где брать, исходя из испытываемых ощущений, но… не факт. Всё не факт. Старуха, - а я не сомневался в источнике колдовских озарений, - та ещё стерва. Она и насолить может, с неё станется. Но я завёлся и к риску готов. Уже предзаговорный мандраж чую, поколачивает маленько.
Боря, будто специально поторапливая меня, застонал и задёргался, намереваясь скоро вернуться в сознание. Мне пришлось сесть ему на грудь, коленями прижать руки к торсу. Напротив меня, за головой любовника, на корточках раздвинув ноги, замерев по команде, расположилась Люба. Ей был дан строгий приказ: как только я кивну, необходимо протянуть мне правую руку, чтобы я за неё взялся, а левым мизинцем начать мастурбировать. Да, я решил в качестве дополнительного источника силы попробовать использовать энергию женской разрядки, потому что помнил, как взвывал мой котёнок, особенно когда я находился в Любе, так сказать, в ближайшем контакте. Чистое предположение, основанное на рёве крупных кошачьих, слышимых глубинным слухом или душевным нутром ощущаемое. Может, депрессия от наведения чар последует не такая брутальная, какая была после Верки, и с ведьмой по душам потолковать получится.
В моей правой руке стакан с водой, понесённый к полуоткрытому рту Бори, я начинаю заговор. Читаю плавно, ритмично с подвываниям в нужных местах.
- Вода белая, вода синяя, вода с гор бежит, да вперёд. Вода кружится и сливается в сей сосуд, где стоит круглый год. Сотворяется в нём заклятие, пригласит оно в долгий путь. Ты забудешь всё, что случилось тут, зарастёт быльё трынь-травой, только Любонька пусть останется путеводною жаркой звездой. Пусть на сердце твоё ляжет сладкий груз, груз томления по мечте, а мечта твоя свет-Любашенька, дать ей счастие нужно тебе. Есть у Любоньки славный Петя – друг, привечай его, не забудь. Не ревнуй его, а люби как есть, станет он тебе лучший друг. Как глотнёшь сейчас зелье важное, так исполнится приворот. Будет действовать нескончаемо, полный век, а не месяц, не год.
Киваю Любе, беру её руку, дожидаюсь оргазма и в момент, когда губы, сжавшиеся в ожидании чего-то противного, невыносимо болезненного или, наоборот, невероятно приятного, расслабились в счастливой улыбке, лью воду из стакана, стараясь попасть Боре в рот.
Как это оказалось сложно! Под конец речитатива, - у меня в голове звучал ритм неспешного рэпа, - Боря задёргался, замычал, и пытался открыть глаза – яблоки под веками танцевали так, что ансамбль Александрова обгадился бы от зависти, если бы полным составом стоял рядом. Мне пришлось, помимо чтения наговора, слова которого были обдуманы лишь наполовину, остальное – экспромт, отвлекаться ещё и на удержание ногами взбрыкивающего клиента.
