За просмотром обучающих видео, которые в бесплатных промо-роликах давали лишь самые общие представления о явлении гипноза в принципе и о технике введения в транс в частности, не заметил, как пролетело время. Скрипнула дверь сеструхиной спальни, и послышалось сонное шарканье босых ног. Мяукнул долгий, сладкий, сочный, полный довольства жизнеутверждающий зевок, сообщивший вселенной: «Кажется, выспалась. Пока буду доброй, а там посмотрим». Потом зажурчал, загремел, заполоскался санузел – он у нас смешанный.

Я дождался пока сестра исполнит гигиенические процедуры, а без душа они по утрам никогда не обходились, потянулся, коротко зевая, - безо всяких намёков вселенной и прочим галактикам, - и чуть повысив голос, попросил сестру:

- Мне тоже кофейку замути, Катришка, - так я её, Екатерину Викторовну, обычно называю. Всякими уменьшительными производными от имени Катрин.

- И тебе доброе утро, братец, – буркнула в ответ сестрица не без недовольства.

Отношения у нас установились сдержанные. Она в мои дела не лезла - я в её. Моя болезнь нас и сблизила, и отдалила одновременно. Ей иногда приходилось убирать за мной не самые приятные продукты жизнедеятельности – мама не всегда была вездесущей, - меня же моя слабость бесила. Стыдно было перед ней, мелкой, неудобство испытывал до желания умереть на месте. Бывало, срывался. Грубил, орал благим и не благим матом. Чаще, конечно, на маме отыгрывался, но доставалось и ей.

Катришка поступила вполне предсказуемо - бухнула кружку кофе мне прямо под нос. Я еле успел сдвинуть ноут.

- Спасибо сестричка, и я рад тебе услужить, - съёрничал я рефлекторно, без задней мысли. – Я бы тебя ещё бутером угостил, с ветчиной и веточкой петрушки сверху…

- Сам, Петрушка, до кухни доковыляй и жри там всё, до чего ручки твои загребущие дотянутся! – фыркнула она. Её глубокие, цвета тёмного янтаря глазки вскрыли мне грудную клетку и резанули прямо по оголённому сердцу. Без злобы и ненависти, чисто по-сестрински.

Розовые тапки – собачки смешно хлопали белыми ушками, когда Катришка удалялась на кухню, походкой, как ей представлялось, независимой взрослой женщины.

Она вытянулась и округлилась за последнее время, заимела настоящую взрослую грудь больше первого номера. Подростковая угловатость сменилась мягкостью, формы тела приобрели близкие к современным манекенщицам параметры. Если бы не рост – мелковатый для дизайнерской вешалки, уверен, Катришка уже оббивала бы пороги модельных студий.

Я ловко убрал наполовину опустевшую кружку, чтобы на месте круглого следа возникла тарелка с половиной буханки хлеба и немалым куском ветчины. Пришлось ещё дальше отодвинуть и развернуть ноутбук.

- Резать я тебе не нанималась, - заявила Катришка, протягивая нож.

- Хорошо, - покладисто согласился я.

- Всё, больше я к тебе не подойду, хоть убейся. И чтобы сам посуду на кухню утащил.

- О-как? – я поднял бровь, намекая, что руки у меня всё-таки костылями заняты.

- Мне некогда, справишься. Мне на речку собираться. Такой денёк пропускать – грех. Лето кончается. Середина августа, не заметил?

- С кем собралась? – поинтересовался из вежливости.

- К сожалению, только с Надькой. Мужички, увы, не предусмотрены, так что моя девичья честь в очередной раз не пострадает. Можешь не беспокоиться.

- Было бы за что переживать, - отмахнулся я, приступая к нарезанию хлеба. – Кто на тебя, страшилищу, посмотрит, - произнёс любовно.

- Это на меня-то?! – искренне возмутилась Катришка, шутки категорически не принимая. – А так! А так! А так! – восклицая, принимала сексуальные, по её мнению, позы.

Смотрелась она здорово. Не был бы братом… но для меня она навсегда останется малявкой, несмотря на разницу всего лишь в год. Ну, чуть больше: ей через полгода шестнадцать, мне через пару месяцев семнадцать стукнет.

- Красава, красава, угомонись! – сдался я, в знаке примирения поднимая руки.

- Так-то вот! – гордо заключила она, и тут её взгляд упал на экран ноута, развёрнутый почти в её сторону. – Ну-ка, ну-ка, - заинтересовалась она, глядя, как мужчина в костюме раскачивает перед лицом женщины блестящие часы. – А звук где?

Догадавшись, потянулась выдёргивать из гнезда наушники. Я её руку перехватил. Не тронь, мол, не твоё, не хапай.

И мысленно застонал. Я не то, что бы стыдился своего непонятно откуда взявшегося увлечения, но и не афишировал. Больше, наверное, опасался убедиться в том, что мне гипноз неподвластен. Боялся проверки делом, даже мысленно откладывая начало практики с «живым материалом», желательно со мной не знакомым, на когда-нибудь потом, когда, например, выздоровею окончательно. Ну, когда от костылей хотя бы избавлюсь. Становиться мишенью для едких насмешек не хотелось категорически.

- Ты что, в эти понты голимые веришь? – возмутилась она, попытавшись выдернуть перехваченную конечность из захвата.

Сила в пальцы вернулась не так давно, и я пока ещё любил демонстрировать хват. Приятно быть сильнее сестры, когда буквально месяц назад всё было наоборот.

- Это не понты, Катриша, - серьёзно сказал я, делая лицо как можно уверенней и суровей. Ну, постарался сделать – внутри всё похолодело. Будто зимней стужей дунуло.

- Да там, в телике, в этих шоу дебильных, гипнотических, всё сценарием расписано, а в цирке - нам Сашка Злобин рассказывал, которого фокусник на сцену вызывал – говорил, что специально поддавался, чтобы смешнее вышло. – Заявила младшая сестра безапелляционно, с подростковой категоричностью, якобы со знанием дела. – Да отпусти ты руку, медведь! Больно же. – Я медленно разжал захват.

- Ну-ка, попробуй меня загипнотизировать, а? Слабо? Только не отмазывайся! – со злостью растирая запястье, подначила меня Катришка.

- И на костыли не кивай! – продолжила, усиливая нажим, проследив за моими бегающими в панике глазами. – И не говори, что ничему не научился. Ты две недели сутками за буком сидишь, а раньше, когда только в коляске ездил, лишь в мобилке игрухи гонял. Я до сих пор думала, что ты во что-то рубишься, сна не видя, а ты, оказывается, ерундой голимой увлёкся… ну, я жду. – И с таким высокомерием свой монолог закончила, что я купился. На глупое, детское «слабо».

«Проходу от насмешек не будет…», - тоскливо подумалось мне, когда я на секунду зажмурился и… решительно распахнул глаза. Была – не была! Захлопнул крышку ноута, отрезая себе путь к отступлению…

Сгоняв сестру задёрнуть шторы, выключить смартфон, - заодно и свой отрубил, - усадил девчушку на диван, собранный мамой в сидячее положение, и расположился на компьютерном стуле с давно испорченными колёсиками прямо напротив Катришки. Во время всей этой подготовительной суеты я бешено перебирал варианты введения в транс, которые от волнения путались, терялись, смешивались друг с другом. Так ничего толком из вычитанного и высмотренного в интернете материала не выбрав, прокашлялся и заговорил хриплым от застрявшей в горле шершавой гадости голосом. Кашель не помог нисколечко.

- Не дёргайся, пожалуйста. Сядь поудобней, расслабься, - старался говорить ровно, уверенно и размеренно. Получалось это, по-моему, плохо. – Выбрось из головы все мысли, сосредоточься на ощущениях… слушай только мой голос…

Катришка вдруг усмехнулась.

- Как это, мысли выбросить? Это что тебе, мусорное ведро?

- Твои – да. Не отвлекайся, Катрин.

- Чего это мои? У тебя там, в недотёпке твоей, тараканы размером со слона топают, а мусор у меня?

- Да хорошие у тебя мысли, красивые даже, и сама ты красавица… всё, успокаиваемся: глубокий вдох – медленный выдох…

Она разволновалась, я заметил. То лямку бюстгальтера на голом плече, откуда намеренно сполз рукав бесформенной домашней футболки поправит, то коротенькие шортики из какого-то мягкого материала дёрнет, то волосы тронет – тёмно-русые, тяжёлые, длинные, собранные на скорую руку в затылочный узел с торчащими во все стороны волнами резинки из толстого бархата, то губы сожмёт, как помаду проверит, то попой поёрзает. Было видно, что Катришка мечтает включить заднюю. Первоначальный задор растаял, как снег на солнцепёке, и не убегала с дивана лишь только из упрямства – сама же на «слабо» старшего брата взяла, развела, можно сказать, как лоха.