Он скользнул руками по моей попке, мягко массируя ее.

— Себастьян, — я схватила его за запястья. — Я серьезно.

— Я тоже.

Его взгляд скользнул по моим губам.

— Остановись.

Его пальцы замерли, но он не убрал руки.

Мне придется смириться с этим.

— Я думала, что мы стали ближе за последние несколько дней.

— Согласен.

Он прижался губами к моей шее, от его теплого дыхания моя кожа покрылась мурашками.

— И я подумала, что ты мог бы дать мне немного больше свободы.

Он откинулся назад.

— Например?

— Например, позволь мне уйти из дома, позволь мне снова преподавать, не притворяйся, что я умерла. Вот такие вот вещи.

— Нет.

— Но подожди, выслушай меня. Я никому не расскажу ни о тебе, ни о том, что ты сделал. Это останется между нами. Но я хочу увидеть своих друзей и…

— Это не обсуждается, — его ледяной тон был как пощечина.

— Почему? — я пыталась освободиться от его хватки, но безуспешно.

— Я не потеряю тебя.

— Это не значит, что ты потеряешь меня.

Я толкнула его в грудь, но он развернулся и прижал меня к кровати.

— Именно так и должно быть, — он покачал головой. — Разве ты не понимаешь? Этот идиот будет шнырять вокруг тебя, думая, что ты его. Я не могу этого допустить.

— Я бы сказала ему, что между нами все кончено.

Он хрипло рассмеялся.

— Думаешь, это так просто? Просто отпустить тебя? Ни один мужчина в здравом уме не позволит тебе уйти.

— Ему придется.

Я дернулась, пытаясь высвободить запястья из его железной хватки.

— Нет, он не стал бы. Он не тот белый рыцарь, за которого себя выдает. Он сделает все в его силах, чтобы удержать тебя. И тогда мне придется его убить.

— Ты обещал, — чем больше я боролась, тем больше он давил на меня.

— Да, обещал. Но если он еще раз прикоснется к тебе, мне придется его убить. И не важно, что я обещал.

— Он меня не тронет, — я сопротивлялась, но ничего не добилась. — Слезть с меня!

— Хорошо, но ты должна понять, что не уйдешь, — его напористость вернулась, и никакая завеса не скрывала тьму, таившуюся внутри него. — Я не могу тебя отпустить.

— Тогда нам больше нечего обсуждать.

Я отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Бл*дь.

Он зарычал и отпустил меня, затем открыл верхний ящик тумбочки.

Отблеск золота подсказал мне, что будет дальше.

— Пожалуйста, не надо.

— Я должен, — он опустился на колени и приложил холодный металл к моей лодыжке. — Ради нас.

В этот момент я поняла, что должна сделать.

Глава 37

Себастьян

Чертова тишина. Она проникала в мой мозг, пока все внутри меня не заревело предупреждением, несмотря на полное спокойствие вокруг меня. Единственным звуком в машине был шум ветра, когда Энтони вез нас обратно к дому. Камилла сидела, прислонившись к двери, не сводя глаз с проносящихся мимо пейзажей.

В тот момент, когда трекер оказался на ее лодыжке, она отключилась. Все успехи, которых я добился за выходные, были сведены на нет тонкой золотой цепочкой. Когда она говорила о свободе, я видел только ее в его объятиях. Меня даже не волновало, пойдет ли она в полицию из-за меня или попытается разрушить мой бизнес. Я думал только о том, каково это: потерять ее или увидеть в чьих-то объятиях.

Камилла заставляла меня чувствовать, но проблема заключалась в том, что она заставляла меня бояться боли, которую я почувствую, если она уйдет. Потерять ее было бы смертельным ударом. Поэтому я обмотал кандалы вокруг ее лодыжки и пообещал, что на этот раз все получится и она поймет, что для нас обоих будет лучше, если я ее оставлю.

— Камилла?

— Да, — она не смотрела на меня.

— О чем ты думаешь?

— Ты не заслуживаешь ответа на этот вопрос.

Справедливо. Я ущипнул себя за переносицу и попытался решить, позволить тишине затянуться еще больше или попробовать еще раз объяснить ей, зачем я это делаю.

— Ты когда-нибудь собирал головоломки? — в ее низком голосе была холодная нотка, которую я никогда раньше не слышал.

— Да.

— Ты пытался заставить кусочки работать?

— Я понимаю, куда ты клонишь, но если бы ты только позволила мне...

— Нет. Если ты собираешься сказать мне, почему так должно быть, лучше замолчи.

Все, что я делал, сводилось к простейшему желанию.

— Я просто хочу тебя.

Наконец она повернулась ко мне, ее глаза были как твердые аквамариновые камни.

— А что, если я скажу тебе, что это не тот способ, которым меня можно добиться? Что, если я скажу тебе, что это самый верный способ, чтобы потерять меня?

— Это не имеет смысла. Ты почувствовала это в ресторане. Я знаю это.

— Так что, если ты потеряешь меня? — она указала на свою лодыжку. — Это все уничтожает.

— Но это необходимо...

Она снова повернулась к окну.

— Разговор закончен.

Остаток пути домой мы ехали молча.

***

За ужином я пытался поговорить, но она отвечала однообразно, мало и не проявляя никакого интереса.

Разочарование накапливалось во мне, пока мне не захотелось посадить ее на свои колени и заставить говорить со мной, быть самой собой. Но, в конце концов, я понял, что чем больше я давил на ее защитную стену, тем выше она ее возводила. Терпение и давление были самыми верными способами добраться до нее.

После мучительного обеда Камилла направилась в библиотеку. Я последовал за ней, но она закрыла дверь у меня перед носом.

— Если собираешься поглазеть, то делай это через свои камеры.

Я мог бы ворваться, перебросить ее через плечо и унести наверх. Черт, мне так хотелось этого, что я даже положил руку на дверную ручку и несколько минут думал об этом. В конце концов, я уступил своей логике, а не кипящей крови, и последовал ее совету. Я налил себе большой стакан бурбона и направился наверх, в комнату наблюдения.

Экраны оживились, сияя резким светом, к которому мне потребовалось время, чтобы привыкнуть. Я сел и стал наблюдать. Камилла сидела за столом, держа в одной руке ручку, а другой листала книгу. Я не видел, что она читает, но она, казалось, была поглощена чтением. Квартира Линка ожила на одном из маленьких мониторов. Он лежал на диване с женщиной, обняв ее за плечи и положив руку ей на грудь. Может, если я покажу это Камилле, она снова мне поверит? Или это только навредит ей. Гадство

Я откинулся на спинку стула и отхлебнул бурбона. В квартире Вероники было темно. Она начала встречаться с мужчиной и, казалось, проводила с ним больше времени, чем дома. Это не имело значения. Наблюдать за ней не представляло для меня никакого интереса, если только это не касалось Камиллы. Она была звездой моего шоу, и я надеялся когда-нибудь стать ее звездой.

Пока я наблюдал за ее работой, меня охватило сомнение. Была ли она права? Потеряю ли я ее, если буду держать рядом? Папа, похоже, тоже так думал. Я перешел от потягивания бурбона к большим глоткам, которые горели на пути вниз.

Зазвонил телефон. Папа звонил. Я нажал «игнорировать», что случалось со мной редко. Но я уже знал, о чем он спросит. Я не хотел еще раз повторять тот же самый спор. Единственное, чего я хотел, — нет, единственное, что мне было нужно, — захлопнуло дверь у меня перед носом. Поэтому я сидел и пил, ожидая, пока она не ляжет спать.

А потом я бы обнимал ее. То, чего я ждал почти каждый день. Мне было все равно, наденет она пижаму или нет. Я сделал еще глоток. Камилла могла носить чертово зимнее пальто, перчатки и шляпу, мне было все равно, лишь бы она была рядом.

Мой телефон запищал голосовым сообщением. Это может подождать до завтра. Папа был умным человеком, но он ошибался. Разве не так?

— Да, — черт возьми, теперь я говорил сам с собой.

Камилла встала и подошла к столу, который Тимоти поставил у двери. Она наклонилась, поправила микроскоп, вышла из комнаты и направилась в оранжерею. Я наблюдал, как она осматривает растения. Она собирала листья здесь и там, подрезая их на ходу. Ничего не ускользало от ее взгляда, когда она изучала свое оранжерейное королевство.