Его язык проник между моих губ, скользнул по моим зубам и хотел проникнуть глубже. Открывать рот в знак протеста было ошибкой, потому что он прижал свой язык к моему. Стон вырвался из его груди, когда он пожирал меня, каждое скольжение его языка, как восхитительный яд экзотического цветка. Мои глаза широко распахнулись. Этот поцелуй был еще более настойчивым, чем первый, как приливная волна, бросающая меня в стороны, несмотря на мои попытки показать стойкость.

Он прижал свои бедра к моим, его эрекция между нами была твердой и толстой. Наши языки боролись, когда его хватка на моих волосах усилилась, и он прогнул меня еще больше, оставив полностью в своей власти. Это было так неправильно, но я не могла отрицать пьянящий гул, который пронзил мое тело, как электричество через энергосистему. Он зажег меня — его рот, его руки, его вкус.

Но я была его пленницей. Что я делала? Я напряглась и начала брыкаться, чтобы отвернуться от него. И он отступил меня достаточно далеко, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Куда это ты собралась?

Я пыталась оттолкнуть его.

— Я сошла с ума вместе с тобой на секунду, но я пришла в себя, так что отвали от меня!

В его глазах промелькнуло разочарование, он отпустил меня и отошел.

— Ты была на одной волне со мной. Мы оба были.

— Нет.

Я смахнула грязь со своей задницы и уставилась на беспорядок, который я учинила.

Он глубоко вздохнул и склонил голову.

— Когда у тебя такое выражение лица, я не могу сказать, о чем ты думаешь.

Я скрестила руки на груди.

— Что?

— Большую часть времени ты так выразительна, — он потянулся, чтобы коснуться моего лица, но я отступила на шаг, и грязь захлюпала под моими ногами. Он нахмурился еще больше. — Но когда ты такая, я не могу понять, что происходит в твоей голове, или какой должна быть моя реакция.

— О чем ты вообще говоришь? Это то, что твой мозг говорит тебе делать?

— Нет, не все так просто. Просто такие люди, как я…

Я рассмеялась.

— Я почти уверена, что нет никого похожего на тебя.

— Видишь, это намного проще. Ты злишься, — он отступил. — Я должен дать тебе пространство.

— Минуту назад я была зла, но ты не дал мне пространства.

Я не могла сдержать своего негодования и замешательства. Это было, как если бы он говорил на языке программирования, как робот, и это не совсем совпадало с его действиями.

— Я знаю, — он провел рукой по легкой щетине на своей челюсти. — Но ты тоже отличаешься от других.

— Как?

— Я не знаю, — теперь он был разочарован. — Я не могу объяснить, кроме того, что я просто знаю.

— Знаешь, что именно? — я старалась сохранять ровный тон. Может, если бы я смогла выяснить, что его подтолкнуло, я бы замкнула его программу. — Что мне суждено быть твоей пленницей?

Он пожал плечами.

— Не в таком выражении.

— Тогда как? — мои внутренности искривились, когда я произнесла свою следующую мысль вслух. — Любовь? Ты думаешь, что влюблен в меня?

— Я же говорил тебе, что ничего об этом не знаю.

— Ты никогда никого не любил?

— Любовь — это эмоции.

— Это не ответ.

— Я не испытываю эмоции, совсем не такие.

— Что это значит? — мой мозг начал плавиться.

— Это значит, что ты там, где должна быть.

Ярость вскипела во мне, и я толкнула его с такой силой, на которую только была способна.

— Ты не можешь решать, что мне нужно!

Он едва шелохнулся.

— Определенно, гнев. Я тебя оставлю.

И с этими словами он повернулся на каблуках и вышел.

Глава 20

Себастьян

— Ты хочешь меня о чем-то спросить?

Я просматривал предложение на моем планшете для 300 акров леса вдоль края резервации индейцев Якама в штате Вашингтон. Камилла сидела на нашей кровати, смотрела на меня и жевала свой ноготок почти три минуты подряд.

— Да.

Она прижимала колени к груди и не хотела смотреть мне в глаза. Я хотел сказать ей, что все в порядке, что она может злиться, хотел обнять ее, пока она говорила со мной ни о чем и обо всем. Но ее замкнутое состояние дало понять, что мне лучше держаться на расстоянии.

— Спрашивай.

Я наметил обозначение на карте, указав, где мы могли бы незаконно вырезать древесину в резервации без предварительного уведомления.

— Зачем ты построил оранжерею, если собираешься держать меня в этой комнате весь день?

— Оранжерея — это награда, — я сделал еще одну запись.

— За что?

— За хорошее поведение.

Она нахмурилась.

— Ты собираешься использовать это против меня в новой сделке?

— Нет. Я просто хочу, чтобы ты была собой. Тебе не нужно действовать так, чтобы угодить мне, потому что, когда ты не притворяешься, ты уже это делаешь. Мне не нужна сделка для этого. Но я уверен, что их будет еще много.

— Я так не думаю.

— Не будь такой недальновидной, — я положил планшет на колени и уставился на нее. — Мой мир работает на сделках. Я заключаю соглашение, чтобы получить то, что хочу. Ты делаешь то же самое. Ты хотела свои книги, поэтому заключила сделку.

— Мы можем заключить еще одну сделку?

Мое сердце начало выпрыгивать из груди, но я сдержал свое игривое выражение лица.

— Для чего?

Она наклонилась вперед, и ее рвение еще больше разожгло мой аппетит.

— Если ты меня отпустишь…

— Никаких сделок, — я снова обратил внимание на планшет.

Она сжала свои маленькие руки. Восхитительные. Хотя мне и было любопытно, что она на это променяет, об этом не могло быть и речи. Мы были навечно вместе.

— Что подразумевает собой хорошее поведение? — она выплюнула эти слова, как будто они были горькими.

— Ты следуешь моим правилам. Не пытайся сбежать. Все довольно просто. Как только ты примешь, что теперь это твоя жизнь, перед тобой откроется целый мир возможностей. Оранжерея, поездки в город, путешествия — все, о чем ты когда-либо мечтала. Я дам тебе все. Я хочу отдать тебе все. Но я не могу этого сделать, пока не доверюсь тебе.

— Никакого секса?

— Пока ты не попросишь, — я перешел к следующему контракту на моем планшете. — Но ты будешь спать со мной ночью, голой и без жалоб. Хотя я понимаю, что ты предпочитаешь пижамы, особенно с кошками.

— Откуда ты это знаешь? — ее брови поднялись, и я чувствовал, как она собирает кусочки информации в своем уме, складывая картину. Она побледнела, ужас опустился на ее милое лицо, как занавес на сцене. — На самом деле, откуда ты так много знаешь обо мне, вплоть до моих любимых блюд, цветов, которые я предпочитаю носить, и в чем мне нравится спать?

— Я знаю о тебе все, что только можно.

— Как? — она, казалось, сжималась внутри себя, превращаясь в самую маленькую возможную версию себя.

Я пожал плечами.

— Я обыскал твой коттедж через несколько дней после нашей встречи: твой компьютер, твои контакты…

— О мой Бог, — она стремительно подскочила и побежала в ванную.

Я пошел за ней, мои шаги заглушал звук ее рвоты. Камилла опустилась на колени над унитазом, и я потянулся, чтобы убрать ее волосы с лица.

— Не смей ко мне прикасаться! — закричала она в унитаз.

Я не видел, в чем проблема. Рыться в ее вещах было самым умным шагом-исследованием. Неужели это было так отвратительно? Когда я смотрел, как она вывернула свой обед в унитаз, я предположил, что это действительно так и было.

Непривычные слова крутились у меня в душе. Те, которые я произносил только по настоянию отца, и я определенно никогда не имел их в виду. Я схватил полотенце для рук рядом с раковиной и протянул его ей.

Она откинулась назад и прислонилась затылком к кафельной стене рядом с унитазом. Мне не понравился цвет ее лица, мне не понравилось, что я вызвал в ней эту реакцию.

Слова снова загремели, требуя их освободить, почти так же яростно, как это сделала Камилла.

Я воспользовался случаем.

— Прости меня.