Измена Итак, всё скомкано, всё смято. Они явились тут и там. Что было дорого и свято, Отброшено ко всем чертям. Смотрю на компас, он как прежде Упрямо кажет: север – юг. И мне, советскому невежде, Не верится в измену – вдруг. Сжимаю пистолет – заряжен. В кого пальнуть: в него, в себя? Вопрос фемидой не отлажен, И я всплакнул, врага любя… Утихнет боль. Уйдёт смятенье. Моя Россия, я – с тобой. Я верю, чудо возрожденья Тебе означено судьбой! 1994 г. Деревня В содомии с бездушными масками Не заметил, как время прошло. Утомлённый вконец телесказками, Из столицы махнул я в село. Колыбель ты моя неоглядная, Разметались глаза вдаль и вширь. Где гуляла гармонь однорядная, Там в крестах, как в колючках, пустырь. Величался колхоз «Красным пахарем». Колосились под солнцем овсы. Городским ловеласам и хахалям Мы не раз утирали носы. Выпекались тут хлебы душистые И парное текло молоко. Хороводы девчат голосистые Опьяняли – светло и легко. Где красавицы наши колхозные? Ни доярок теперь, ни коров. Повилика ест кучи навозные. Вороньё – на костях тракторов. Кои лета уж травы некошены, И в руинах дворцы для скота, И дороги, и пашни заброшены, И кругом – нищета, нищета!.. В содомии с бездушными масками Не заметил, как солнце зашло. Утомлённый вконец телесказками, На коленях молюсь за село. д. Шевлягино, Подмосковье Где-то Стружку поднял на дороге, она Пахнет ядрёной смолой. Где-то росла и шумела сосна, Где же, в сторонке какой? Где-то… безбрежны просторы страны, Сосенка где-то опять, Выйдя на место могучей сосны, Солнце мечтает достать. Раб Могу с вами – вальс, а могу – летку-енку. Могу быть галантным и ласковым быть. Но рос я, простите, в партийных застенках И громко, увы, не привык говорить. Заложены уши мои были ватой. Одно только слышалось слово – марксизм. Умом моим правил мудрец бородатый. Пропитан утопией был организм. И вот уже новые меты на шее, И дышится трудно – сдавила петля. То пленником был я великой идеи, Теперь я – ничтожнейший раб у рубля… Могу с вами – вальс, а могу – летку-енку. Могу быть галантным и ласковым быть. Но, как мне, невольнику душных застенков, Заставить себя этот мир полюбить? Пылинки времени
С резцом кочуя по Вселенной, Он, как искусный ювелир, Брал минерал обыкновенный И превращал его в нетленный Алмаз, рубин или сапфир. И даже времени пылинки, Халат отряхивая свой, Он переплавил все в картинки, И миру книжные новинки Явил как свиток золотой. И в этом свитке самотканом, Где кружат в вальсе тень и свет, Предстал окутанный туманом – Весёлым, грустным и желанным, Эпохи сгинувшей портрет. Эхо Там, у Лавры, молодые В яме узники сидят. Сын Кавказа, сын России Протянуть им руку рад. Верит он, Рамзан Кадыров, Путь один достойный есть И к согласию, и к миру – Путь Аллаха – Долг и Честь!.. июнь 2014 г. Саид Грустит молитва над Гихами, [1]Колени преклонил аул: Саид-ага, простившись с нами, Здесь тихо вечным сном уснул. С печатью гордого Казбека – Он светел был, как солнца луч, В жестоких лабиринтах века Был несгибаем и могуч. Ни сталь у горла, ни пожары Из глаз не выдавили слёз. Судьбы коварные удары Застыли в сединах волос… В объятьях звёздного заката Ночь, как намаз, [2] светла, тиха. И рвётся к брату сердце брата, Которого он звал – Ваха. Я верю, к небу вознесётся Дух, что в страданьях был велик, И с новой силой жизнь забьётся Над речкой смерти – Валерик! На Парнасе Названьем кулинарным слух лаская, Вокруг собрав посольства разных стран, Гурманов привлекает Поварская: Тут самый лучший в мире ресторан. Из ЦДЛ [3] спешат сюда поэты, В руке зажав как рифмы пятаки, Несут свои усохшие скелеты: Отмыть бы их от ржавчины-тоски. Прозаики и критики тут вместе Цитатами хрустальными звенят. И, градусы почувствовав, без лести Друг другу комплименты говорят. Что рыба без воды, тиха цензура. Во всём демократический покой. Голодная, как смерть, литература Шагнуть не может дальше Поварской. вернутьсяСтаринное село в Чечне, упоминаемое в поэме М.Ю.Лермонтова «Валерик», – родина Саида Лорсанукаева – известного общественного деятеля. вернутьсяЦентральный Дом литератора по ул. Поварской в Москве. |
