Жена всегда была такой. И в их первые годы жизни Ракитскому очень нравилась такая вот особенность. Вместо пошлых мурчаний, воркований или, еще того хуже, ролевых игр, без прелюдий, в которых он, к тому же, был и не силен – они сразу же переходили к сути, отбрасывая все лишнее как одеяло с обнаженных тел.
Но сейчас он впервые понял, что его раздражает эта дурацкая и совершенно некстати проявляющаяся рациональность жены. Это ощущение было новым, неприятным. Ему захотелось даже не выругаться, а просто махнуть рукой и, посмотрев на обнаженную жену внимательно – в глаза (именно в глаза), выйти из спальни и закрыть дверь.
Жена Ракитского (по его же мнению) не была лучшей женщиной на Земле, но она была хорошей – красивой современной женщиной, жительницей мегаполиса. Она пользовалась его благами в полной мере: ходила на фитнес, посещала салоны красоты, вела здоровый образ жизни. Ей нравилось ощущать себя в тонусе, в ритме города, она считала себя деловой и активной, хотя уже давно нигде не работала (да и о прошлой ее работе Ракитский не мог отзываться без ухмылки: так, что-то куда-то пописывала, какие-то передачки снимала. Разве ж это работа?) и ничем, кроме воспитания детей, не занималась. В чем проявляется ее активность и тем более деловитость, для Ракитского было загадкой. Но ему нравилось то, что у него такая жена, что они вместе – такая нормальная городская семья, занимающая не последнее, пускай и астрономически далекое от первых, место в мегаполисе. Да и вообще в жизни. Порой он думал, что это чувство – оно сильнее, чем любовь, и уж точно гораздо важнее.
Все было б еще терпимо, не будь он таким уставшим. А устал он очень, очень сильно – невыносимо. В его трудовой книжке было написано «Директор по продажам» – запись скромная, в общем-то, он был обычным менеджером, продажником, если вдумываться в суть его занятий. Просто уровень, на котором все эти занятия происходили, – этот уровень был очень высок. Он был крупным менеджером в очень крупной компании. Международной, фактически – всемирной. А если допустить, что на других планетах жизни нет, как допускают это, например, организаторы конкурсов типа «Мисс Вселенная», тогда выходило, что Ракитский работал в компании вселенского масштаба, и занимал в ней – а значит и во всей Вселенной – далеко не последнее (хотя и астрономически далекое от первых) место.
И вот он лежал на одной кровати со своей современной ухоженной женой и тяжело дышал в потолок. Сполоснул рот и почистил зубы, но вкус паршивого пива не исчезал. Ракитский уже протрезвел и теперь пытался уснуть. Он было подумал, что жена спит, но едва стал проваливаться в сон, услышал ее голос, тихий, но твердый:
– А детям ты чего скажешь?
– Скажу, что уезжал. Что надо было.
– Ну да, – ответила жена медленно, – голову проветрить, или как ты там сказал. А тебе не кажется, что если голову нужно в лесу проветривать, ехать за тридевять земель для этого специально и шататься по сугробам, как медведь, – то это значит, что с головой-то не все в порядке?
– Дети отпуска ждали, как Деда Мороза, думали, хотя бы папашу своего увидят, а папаша берет и сваливает черт знает куда.
– Ну, я же на один день, к вечеру уже вернусь, – неуверенно сказал Ракитский.
– Один день отпуска, – так же монотонно говорила жена. – Сегодня один прошел, завтра другой пройдет…
– Все будет хорошо, – он попытался ее обнять, но та отстранилась.
Утро навалилось воспоминаниями: едва он открыл глаза и посмотрел в потолок, как тут же вспомнил весь вчерашний день – тягучую ссору, неудачную поездку, ощутил буквально повисшее в комнате раздражение. Ракитский захотел пойти в детскую, чтобы… А зачем, собственно, для чего? Этого он и сам не знал. Просто увидеть своих детей, своих собственных детей, по которым он так соскучился и которых так мало знает.
– Не буди, – коротко сказала жена, когда он приблизился к детской и, словно ребенок сам, приподнявшись на носках, заглядывал в щелочку двери. Жена прошла мимо него в халате, не остановившись.
– Доброе утро, – растерянно произнес Ракитский, но жена не ответила. Он прошел в ванную, умылся, с наслаждением обтер лицо мягким полотенцем и на какое-то мгновение зажмурился, уткнувшись в него носом, словно бы спрятался – или, наоборот, спрятал все, что ему мешало, что тревожило в последнее время. «Надо ехать, – подумал он. – Что тут задерживаться? Спрячусь вот так же в лесу. Окутаю себя лесом, как полотенцем. Пусть будет, что будет, но хотя бы один день…» Не успел додумать мысль, как в ванну резко постучали.
– Чего? – он недоуменно уставился на жену. Та прошла к унитазу, бросив на него неприязненный взгляд.
– Не один здесь живешь.
Ракитский повесил полотенце, посмотрел на жену. Она выглядела совершенно расслабленной: сидела, полуприкрыв глаза и будто прислушиваясь к журчанию тоненькой струйки, не обращая никакого внимания на Ракитского. Ее халат был расстегнут, длинные волосы падали на грудь. Он вышел в коридор.
– Ты едешь, нет? – спросил голос из ванной. Ракитский тихо выругался и пошел одеваться. Одежда лежала возле кровати: все те же костюм, пуховик, в коридоре подхватил вчерашнюю сумку. «Чего в машине не оставил?» Надел часы, про которые вчера попросту забыл. Часы подарил один европейский партнер. Долгое время Ракитский не разбирался в часах и особо не увлекался ими, но, «поднявшись», понял, что без этого статусного аксессуара не обойтись. И, словно по щелчку пальцев (а в те годы Ракитскому казалось, что так происходит все, он был на подъеме и только начал наслаждаться жизнью) – в довершение крупной сделки прямо в столице Австрии, крупный, известный на весь континент бизнесмен сделал ему подарок. Часы стоили очень дорого и были выпущены ограниченным тиражом, раскупленным и раздаренным друг другу бизнес-знаменитостями. Но каким-то невероятным образом европейский партнер добыл такие часы специально, чтобы подарить Ракитскому. Это был знак высочайшего доверия, и часы Ракитский считал лучшим подарком, который когда-либо получал. Ну, кроме рождения дочки, неизменно добавлял Ракитский, рассказывая об этом факте. А потом, после рождения сына – добавлял и про него. Но, так или иначе, с часами Ракитский практически никогда не расставался. В отличие от детей.
А интересно, мог ли он подумать тогда, на приеме в Вене, что спустя каких-нибудь несколько лет его главным желанием станет укрыться в лесу? И не в каком-нибудь… так скажем, венском лесу, а обычном, в соседней области, в лютый мороз, в редчайший день отдыха, оставив жену и детей? Что этот лес ему будет сниться, будет манить, звать к себе. Что он, черт возьми, целый год не сможет нормально думать о чем бы то ни было, кроме леса?
– Часы-то тебе зачем? – спросила жена, выйдя из ванной.
– Халат застегни, – ответил Ракитский. – Считать время до нашей встречи буду.
– А, ну давай, со счету не сбейся, – она лениво зевнула и отправилась на кухню. Ракитский услышал, как зашумел чайник и открылась створка шкафа, загремела посуда. На кухне просыпалась жизнь. Похоже, решила не провожать, подумал муж: «Да ну и хрен с тобой»,
И вот уже выруливал в сторону широкого проспекта, проезжал мимо вчерашнего «магаза», с отвращением вспоминая баночное пиво и продавщицу, и настроение его улучшалось. Он включил музыку и спешно, желая скорее попасть в нужный ритм, прибавил громкость.
Начало первой части
Лес
«А ведь когда-то мне казалось, что деньги решат все проблемы, – думал Ракитский, не отрываясь от дороги. – И можно будет ничего не решать самому. Но оказалось, не так. Когда-то я был готов на эти бесконечные разговоры, уговоры, выяснения отношений, на романтику, чтобы помириться… Мирись-мирись-мирись, и больше не дерись… Господи, что за глупость! А теперь что? Я не хочу ничего. Хочу просто отдохнуть. В лес хочу».
Он ловил себя на мысли, что хотел бы просто заплатить жене, чтобы та прекратила ссоры, чтобы он снова приходил домой и спокойно пил на кухне чай, а не выслушивал претензии и недовольства, не подбирал в ответ какие-то слова, которые все равно останутся бессмысленными, но только еще усугубят… Заплатил бы любую сумму. Не для того, чтобы поставить ее на место или унизить, не для того, чтобы подчеркнуть свой статус, о котором она забыла или который ее – вдруг – перестал устраивать. Нет, просто для того, чтобы решить проблему. Заткнуть дыру. Ведь многие же проблемы решаются деньгами. Так почему с этой так нельзя?
