Казалось бы, триумф Фрейда. Но нет! Критики Фрейда – что вновь заставляет усомниться в соблюдении ими принципов «честной игры» – начинают предпринимать колоссальные ревизионистские усилия, лишь бы доказать: бессознательное придумал вовсе не Фрейд, и вообще бессознательное – это нечто совершенно очевидное, о чем все всегда знали и с существованием чего никто никогда особенно не спорил. Или, например, говорят о «новом бессознательном» в противовес бессознательному «старому», ассоциирующемуся с фрейдизмом43. Едва ли это справедливый подход. С тем же успехом можно утверждать, что Чарльз Дарвин не предложил ничего нового, – ведь многие люди и до Дарвина выдвигали идеи об эволюции (тот же Альфред Рассел Уоллас (Alfred Russel Wallace) сформулировал теорию эволюции раньше Дарвина).
Из этого повествования вовсе не следует вывод, что у психоанализа все прекрасно в плане научности. Даже самые симпатизирующие психоанализу ученые вынуждены признать: в силу своей истории психоанализ по причинам, которые будут отчасти затронуты в следующем разделе, оказался отрезан от экспериментальной науки. Понять осторожное к нему отношение со стороны множества ученых вполне возможно. Тут трудно спорить с нобелевским лауреатом по физиологии и медицине 2000 г. Эриком Канделом, который, с одной стороны, считает психоанализ «наиболее когерентным и интеллектуально насыщенным взглядом на ум [mind]», а с другой – настаивает на том, что его успешное развитие в XXI в. должно быть обязательно сопряжено со сближением с экспериментальными науками44.
Об этом сближении мы поговорим в следующем разделе.
Нейропсихоанализ: нейронаука знакомится с Фрейдом
Хорошо, статья Вестона вышла в 1998 г. Но, может быть, с тех пор произошло что-то невероятное, что должно заставить нас раз и навсегда покончить с Фрейдом? Давайте попробуем разобраться.
С начала XXI в. прямо на наших глазах происходит сближение психоанализа с нейронаукой. Символом этого сближения стало появление нового направления – нейропсихоанализа. Нейропсихоанализ обязан своим возникновением известному своими исследованиями сна ученому Марку Солмзу45, профессору Университета Кейптауна, который сумел совместить в себе две идентичности – идентичность психоаналитика и идентичность нейропсихолога. В 2000 г. Солмз вместe с рядом коллег основывает Международное нейропсихоаналитическое общество. В это же время начинает издаваться журнал «Нейропсихоанализ»46, в редакционную коллегию которого на сегодняшний день входит множество как ведущих нейроученых, так и ведущих психоаналитиков. Интересующимся этим направлением на стыке нейронауки и психоанализа можно порекомендовать научно-популярную книгу «На пашнях ума: исследуя новую науку нейропсихоанализа» (2015), написанную Кейси Шварц в предельно доступной для широкой публики форме47. Более академическое рассмотрение нейропсихоанализа можно найти в монографии Георга Нортхофа «Нейропсихоанализ на практике. Мозг, Я и объекты» (2011)48.
Базовая установка нейропсихоанализа заключается в том, что как нейронаука, так и психоанализ изучают одно и то же – человеческий ум. Но изучают его с двух разных сторон: нейронаука – извне как физический объект (мозг); психоанализ – изнутри как мир человеческой субъективности. По мнению представителей нейропсихоанализа,
мы должны извлечь всю возможную пользу из того обстоятельства, что наш психический аппарат может восприниматься с двух разных сторон. Если мы будем смотреть на него своими собственными глазами (т.е. через направленную вовне перцептивную поверхность), то мы увидим мозг: влажный, желеобразный, дольковатый, вросший в прочие ткани тела. Однако же если мы будем наблюдать за ним через нашу внутренне направленную перцептивную поверхность, то мы столкнемся с ментальными состояниями, такими как желание или удовольствие. Если мы примем подобный философский подход, то из него естественным образом вытекает желание использовать оба возможных взгляда на наш объект исследования, т.е. и взгляд извне, и взгляд изнутри49.
Такая философская позиция обозначается как «двухаспектный монизм» (dual-aspect monism). В качестве предшественника своего подхода сторонники нейропсихоанализа часто указывают советского нейропсихолога Александра Робертовича Лурию, который в своих работах «Потерянный и возвращенный мир»50, а также «Маленькая книжка о большой памяти»51 как раз и дает пример продуктивного совмещения внутренней и внешней перспективы (в ранние годы, когда это еще не было запрещено, Лурия сам принадлежал к психоаналитической школе52).
Согласно Марку Солмзу, нейропсихоанализ воспроизводит логику самого Фрейда, только на качественно новом витке развития науки. Сам Фрейд начинал именно как представитель экспериментальной науки, однако исследования мозга его времени не позволяли совершить переход к изучению человеческого ума во всей его полноте. В итоге Фрейду пришлось оставить экспериментальную науку и пуститься в рискованное плавание по волнам человеческой субъективности, изучаемой отныне исключительно психологическими средствами. Однако он не оставлял надежды однажды поставить свой подход на твердые экспериментальные рельсы – для этого надо было лишь дождаться того момента, когда исследования мозга разовьются настолько, чтобы иметь возможность полноценной работы с человеческой субъективностью.
Нейропсихоаналитики любят приводить следующие две цитаты из самого Фрейда для подтверждения своей позиции:
необходимо помнить, что все временно нами допущенные психологические положения придется когда-нибудь перенести на почву их органической основы… Мы считаемся с такой возможностью, подставляя вместо особых химических веществ соответствующие особые психические силы53.
Недостатки нашего описания, вероятно, исчезли бы, если бы психологические термины мы могли заменять физиологическими или химическими терминами54.
С точки зрения сторонников нейропсихоанализа, этот момент в развитии экспериментальной науки настал – стремительные прорывы в области нейронаук последних лет позволяют, наконец, начать экспериментальные исследования тех областей, которыми до этого занимались лишь психоаналитики.
Действительно, внимательное наблюдение за работой человеческого сознания не могло не натолкнуть нейроученых на те же самые феномены, которые уже давным-давно были описаны Фрейдом. Например, один из, наверное, самых известных нейроученых мира Вилейанур Рамачандран (Vilayanur S. Ramachandran), которого трудно заподозрить в симпатиях к психоанализу, в своей книге «Фантомы мозга»55 вынужден, помимо многочисленной критики, в том числе и признать заслуги Фрейда, в частности открытие им «защитных механизмов». Рамачандран описывает любопытный феномен, с которым он столкнулся в процессе своей практики: человек с парализованной конечностью яростно отрицает факт своего недуга. Пожилая дама с парализованной рукой никак не хочет признавать эту новую реальность и продолжает вести себя так, как будто бы с ее руками все в порядке. Эти наблюдения подтолкнули его к размышлениям:
Наблюдать за такими пациентами – это как наблюдать за природой человека через увеличительное стекло; мне тут же на ум приходят все грани человеческой глупости, я начинаю думать о том, насколько сильно мы все склонны к самообману. Здесь в теле пожилой женщины, сидящей на кресле-каталке, мы видим комически преувеличенную версию всех тех психологических защитных механизмов, о которых Зигмунд и Анна Фрейд писали еще в начале XX века. Этими защитными механизмами пользуемся мы все – я, вы и все остальные в тот момент, когда сталкиваемся с беспокоящими нас фактами о самих себе56.
