Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Их фундаментальная статья, опубликованная в 2007 году, вызвала резонанс в научном мире. Однако для Бет Стивенс это открытие отвечало лишь на один из множества ее вопросов. Какая причинно-следственная связь работала в данном случае? Что именно уничтожало помеченные синапсы и заставляло их исчезать? Возможно ли, что микроглия принимает участие в процессе, который предопределяет функцию мозга на протяжении всей жизни? Может ли она быть аналогом макрофагов в головном мозге, который реагирует на сигналы «съешь меня» и формирует структуру синаптических связей еще в утробе?

И, что не менее важно, думала Стивенс, может ли такая «стрижка» когда-либо выходить из строя?

Отсюда начался путь к очередному судьбоносному прорыву. Бет Стивенс задавалась вопросом: что, если этот процесс происходит не только во время развития мозга, но и может повторно активзироваться на более позднем жизненном этапе, уничтожая нужные и необходимые нейронные соединения и синапсы, что приводит к расстройствам и болезням в зрелом возрасте? Могут ли эти докучливые и почти бесполезные микроглиальные клетки на самом деле уничтожать крайне важные синапсы в мозге взрослого человека? Может ли иммунная клетка мозга (та самая, которой медицина решительно пренебрегала до сих пор) решать, какие синаптические связи должны сохраняться, а от каких нужно избавиться, и таким образом заниматься тонкой настройкой здоровья нашего мозга?

Пока Бет Стивенс занималась исследованием этих вопросов и стояла на пороге открытий, которые привели к пересмотру учебных программ медицинских колледжей, пациенты, лечащие врачи и психиатры оставались в полном неведении относительно поразительного научного прогресса в понимании человеческого мозга.

Одним из таких пациентов была Кэти Харрисон. В 2008 году (когда Бет Стивенс заканчивала свою докторскую у Бена Барреса) она защитила кандидатскую диссертацию по социологии и боролась с тяжелейшими психиатрическими симптомами, которые в разной степени опустошали ее жизнь как женщины, как профессионала и как матери.

Глава 2

Подняться на десять футов из сорокафутового колодца

В последний год обучения в аспирантуре, незадолго до получения кандидатской степени по социологии Кэти Харрисон достигла дна темного колодца, в который падала большую часть своей молодости.

Ее нервы были настолько измотаны стрессом из-за попыток угодить своему суровому научному консультанту, что Кэти начала время от времени видеть странные вещи.

Однажды она возвращалась из магазина в свою маленькую квартиру-студию и уронила на пол пакет с молодой морковью. Пакет порвался, и морковь рассыпалась по белому линолеуму. Когда Кэти посмотрела на пол, ей показалось, что она видит ползающих повсюду оранжевых тараканов.

Примерно в то же время ей стала постоянно слышаться неприятная музыка из соседней квартиры. Она подошла к двери, постучалась и попросила:

– Вы не могли бы сделать музыку потише?

– У меня нет никакой музыки, – ответил из-за двери ее сосед.

Когда она второй раз постучалась в его дверь, он закричал:

– Перестаньте стучать; вы что, сумасшедшая? Сходите к врачу!

Кэти, которой уже поставили диагноз «большое депрессивное расстройство» (БДР) в колледже, обратилась к своему терапевту. Врач объяснил, что если курс лечения от депрессии недостаточно эффективен, то пациенты могут испытывать зрительные и слуховые галлюцинации, вызванные неправильной работой мозга. Тогда Кэти пошла к психиатру, и он увеличил дозировку препаратов от депрессии, которые она уже принимала. Он также добавил в этот фармацевтический коктейль стабилизатор настроения.

Галлюцинации у Кэти скоро прошли, но она по-прежнему изнемогала от тревоги и испытывала расплывчатое ощущение безнадежности, которое перемежалось приступами паники.

Это происходило в 2008 году, тогда ей было 34 года.

Десять лет спустя мы с Кэти Харрисон встретились в кафе в Арлингтоне. Нас проводили за свободный столик в зале, но как только мы присели, я заметила, что лицо у Кэти бледное и напряженное.

– Все в порядке? – спросила я.

– Я не могу здесь оставаться, – сказала она. – Мне не продержаться и пяти минут. – Звуки разговоров между посетителями, звяканье кофейных чашек о блюдца и мелькание официантов – все это было невыносимо для нее. – Мой мир стал слишком ограниченным, – объяснила Кэти. – И рестораны не являются его частью.

Мы вышли на улицу и устроились за тихим столиком на летней веранде, вдали от шума и толкотни. Был ясный и теплый день, но Кэти сказала, что она чувствует себя скорее оцепеневшей, чем паникующей.

Кэти немного рассказала мне о своей нынешней жизни. Она была матерью-одиночкой и воспитывала маленькую дочь и сына, и по-прежнему боролась с тревогой и резкими перепадами настроения. По ее словам, утром три дня назад она чувствовала себя парализованной ощущением неизбежного ужаса.

Когда Кэти вспоминала тот день, крапчатый свет, пробивавшийся через кроны деревьев, играл на ее лице и локонах светло-русых волос. Ее глаза были тусклыми, как будто кто-то убрал маленькие отблески света из них и наполнил коричневатой мутной водой.

Когда она проснулась в то утро, на улице шел сильный дождь. Она всю ночь провела без сна, тревожась то об одном, то о другом, пока за шторами не забрезжил рассвет, обещавший хоть какое-то облегчение. Но когда она услышала дождь, ей стало плохо. Живот свело от мыслей о том, что может случиться, пока она будет везти сына и дочь в школу.

«Вдруг дорога будет слишком скользкой? – думала она. – Вдруг ремни окажутся плохо пристегнуты? Если я не поспешу, то мы опоздаем! Что тогда подумают учителя? Я даже не причесалась, я так устала… Если я буду невнимательна, то попаду в аварию… Лучше просто остаться дома…»

Как это часто бывает, тревога обрушилась на Кэти внезапно, как физическая боль.

Ей понадобились все оставшиеся силы, чтобы разбудить восьмилетнюю дочь Минди, покормить ее овсянкой быстрого приготовления, надеть на нее плащ и проследить, как она садится в школьный автобус.

Теперь она должна привезти своего сына Эндрю в подготовительную школу. У него был «день чтения», – особенный день, когда педагог садился рядом с ним и читал книги. Эндрю любил такие дни. Кэти могла отвезти его туда… не так ли?

Болезненная тревога была для нее не новой. Больше всего ее пугала возможность утраты в сочетании со стихийной силой природы. Будучи подростком, она паниковала, когда родители поздно возвращались домой. Кэти было страшно, что с ними что-то случится и они погибнут. Однажды на уроке здоровья в старших классах, когда медсестра рассказывала о том, как нужно высасывать яд после змеиного укуса, Кэти упала в обморок. Когда у нее брали кровь на анализ по назначению врача, ее или рвало, или она теряла сознание. Родителям сказали, что у нее гемофобия (боязнь крови). К тому времени, когда Кэти поступила в колледж Лиги плюща[28], у нее развилась клаустрофобия, и она пользовалась лестницами вместо лифтов, рассказывая однокурсникам, что делает это «для разминки».

Теперь, будучи разведенной матерью-одиночкой, исполненной решимости обеспечить лучшее будущее для своих детей, она принимала новый медицинский коктейль. Кэти также пробовала когнитивно-бихевиоральную и разговорную терапию. Она прибегала к EMDR (eye movement desensitization and reprocessing) – десенсибилизация и повторная обработка движений глаз, при которой терапевт заставляет пациента быстро переводить взгляд туда-сюда и думать о болезненных переживаниях прошлого с целью рассеять стресс от таких воспоминаний. Она пробовала соматическую терапию, когда пациентов учили сосредоточиваться на телесных ощущениях, настраиваться на них и с безопасного расстояния наблюдать за своими чувствами. Она применяла биологическую обратную связь и акупунктуру для расслабления болезненного напряжения в мышцах спины и шеи.

вернуться

28

Лига плюща – старейшие и наиболее престижные университеты Новой Англии. (Прим. пер.)

8
{"b":"704401","o":1}