Я позвонила в службу такси и заказала машину сильно заранее, за полторы недели. Меня не поняли. Сказали, что делать заказ так рано совершенно не обязательно, можно позвонить накануне, и машина обязательно будет. Но я настаивала на том, чтобы заказ приняли прямо сейчас. Это было важно. Заказ мне оформили. Я попросила, чтобы водитель знал английский язык, и предупредила, что, возможно, придется подождать, но я все оплачу. Хорошо, что соревнования расписаны по минутам. Так удобно все рассчитывать и строить планы… По вечерам перед сном я поднималась на лифте на последний этаж, шла на крышу и рассматривала окрестности с высоты птичьего полета. Мне было хорошо и спокойно. Бабочки на такую высоту не залетают. Тем более в феврале…

***

Наступил день, которого я так ждала. В моих вещах уместился небольшой рюкзачок с самым необходимым. Я прошла в тот туалет, который наметила себе, и спрятала его за унитазом. Надеюсь, никто не найдет. Я опять проиграла и старалась выглядеть в меру расстроенной. Пока журналисты брали интервью у всех подряд, а на льду готовились к цветочной церемонии, я шепнула Этери, что мне приспичило в туалет, причем по большому. И попросила ее отвлечь от меня всех и дать мне отойти. Сказала, что до конца церемонии просто не дотерплю. Этери посмотрела на меня очень удивленно. Перед соревнованиями мы знаем, что делать, чтобы никакая нужда, ни малая, ни большая, не отвлекала нас от главного. Но она ничего не заподозрила. Все-таки человеческий организм – штука непредсказуемая. Мало ли, от расстройства у меня медвежья болезнь приключилась.

Теперь мне надо было действовать очень быстро. Я прошла в намеченный туалет. Там никого не было, но я все равно не выходила из кабинки. Достала из-за унитаза свой рюкзак. Расшнуровала ботинки, сняла и засунула их туда, где до этого был рюкзак. Их было не видно, значит, сразу не найдут. Смывать косметику и распускать прическу мне было некогда, из ледового дворца следовало исчезнуть как можно быстрее. Когда я обувалась в черные кроссовки, запиликал телефон, сообщая, что такси уже ждет. Мешковатый спортивный костюм с логотипом Найка я натянула прямо поверх платья Анны Карениной. Сверху куртку, чтобы не отличаться от выходящих зрителей. На голову натянула черную шапочку до бровей. Очки с затемненными стеклами. Они были среди моих вещей, покупать в Корее не пришлось. Зимой же бывает солнечная погода. И медицинская маска. Таких зрителей очень много, японцы почти сплошь в масках. Всё, узнать меня невозможно. Я быстрым деловым шагом, не обращая ни на кого внимания, прошла к намеченной двери, отперла ее, и аккуратно прикрыла за собой, а через минуту влилась в толпу людей, которые первой волной покидали соревнования. Не у всех есть желание смотреть церемонию награждения цветами и игрушками. В конце концов, медальная церемония будет отдельно и позже. Я нашла ожидающую меня машину и поехала в олимпийскую деревню. Меня грела мысль о том, какая паника начнется, когда серебряную медалистку будут разыскивать по всему дворцу и не смогут найти. Нет уж, ребятки. Я стояла на второй ступеньке пьедестала уже шесть раз. Больше я на нее не залезу, даже не надейтесь.

Звонки начались, когда я уже подъезжала к нашему дому, и продолжались все время, пока я была в квартире. Звук у меня был отключен, но на экран я посматривала. Было интересно, кто будет звонить и сколько. Сначала три раза позвонила Этери. Я не отбивала звонки. Мне было некогда. Потом позвонил Дудаков. Потом Даниил. Вот это вообще лишнее. Дудакову было все равно, кто из нас победит. Этери болела за меня. А вот Глейхенгауз – за Алину. Это я точно знаю. Так что это не лучший вариант, чтобы до меня дозвониться. Я старалась делать все максимально быстро. Я знала, что в ледовом дворце разгорается паника. Меня уже ищут. Не дай бог, найдут и помешают. Я распустила волосы. Мыть их было некогда. Просто расчесала и собрала в хвост. Смыла косметику. Сняла ненавистное платье, в котором проиграла. Бросила на кровать. На полу валялись заколки, скреплявшие прическу. Снова надела тот же самый черный спортивный костюм. Все это время я внимательно прислушивалась, не войдет ли кто в квартиру. Но была тишина – все в ледовом дворце. Я готова. У лифтов никого не было. Я зашла и поехала на последний этаж. Вышла на крышу. В одном спортивном костюме мне было холодно. Но это ненадолго. Слава богу, на крыше тоже никого нет. Все, я успела. Я перелезла через металлическое ограждение. Как высоко, просто невероятно. Остался последний шаг…

***

Смерть в юном возрасте – это всегда эффектно. Вне зависимости от причины – болезнь, убийство, самоубийство. Я помнила Дениса Тена и Катю Александровскую. Но их быстро забыли. Живые быстро забывают мертвых. Меня, наверное, будут помнить чуть дольше. По крайней мере, я постараюсь все для этого сделать. Кстати, в этой реальности я сказала Денису, что дороже жизни ничего нет, что лучше быть ограбленным, чем убитым. Не знаю, поможет это или нет. Мое предупреждение было вписано в непринужденный разговор на подходящую тему, который я завела сама. Я не знаю, вспомнит ли Денис о нем в нужный момент. Но мне нельзя вызывать подозрения раньше времени. А после моей смерти всё, что я скажу, приобретет огромное значение. Может, у меня получится его спасти. Но я в это не очень верю. Надо было проверить это в прошлые два раза, но я была занята только собой. Это плохо. Все-таки я большая эгоистка.

Да, смерть во время олимпийских игр – это эффектно. А учитывая, как смертельно мне все надоело, еще и логично. Но о том, что я проживаю уже четвертый вариант одного и того же события, никто не знает, кроме меня. Значит, мое самоубийство будут воспринимать как нечто шокирующее и абсолютно необъяснимое. Первой версией о причине такого шага станет, конечно же, мое поражение. Но я не зря заказала такси заранее. Полиция будет вести расследование, и таксиста, с которым я ехала, обязательно найдут. И мои коньки за унитазом тоже. И вот тогда, когда узнают, что машина была заказана за десять дней до поражения, а я исчезла из ледового дворца очень продуманно в течение считанных минут, случится настоящий шок. Все поймут, что я готовила самоубийство заранее, вне зависимости от результата соревнований. Это будут обсуждать. Будут строить версии. И ничего не поймут.

Разумеется, я не собираюсь оставлять никаких записок с объяснениями. Все на ваше усмотрение и воображение, дамы и господа. Надеюсь, обсуждать это вы будете долго. Когда я готовилась, меня внезапно остановила мысль о том, что именно сейчас, когда я согласна умереть, я могу внезапно выиграть эту чертову олимпиаду. И что мне тогда делать? Отменять свой план? Я решила, что не стоит. Допустим, я выиграю. Буду жить счастливо дальше в статусе олимпийской чемпионки. Но в какой-то момент Шутник решит опять перебросить меня на исходную позицию, и я опять начну все сначала. Нет уж, спасибо. Все-таки смерть – это шанс все закончить, наконец. Правда, и после нее я могу вернуться для повторения пройденного. Но я надеюсь, что этого не произойдет. Да и вообще, не попробую – не узнаю.

Моя смерть, если она будет окончательной, решит все проблемы. Во-первых, я избавлюсь от этой бесконечной карусели, в которую попала не пойми почему. Во-вторых, надолго останусь в памяти, гораздо дольше, чем если бы стала олимпийской чемпионкой. И в-третьих, лучшего наказания Этери за предательство придумать просто невозможно. Прощальной записки не будет. Люди будут знать, что я готовила самоубийство заранее. И никакие оправдания и объяснения Этери не спасут. Самоубийство перешибет всё. Люди склонны придумывать грязь даже там, где ее нет и быть не может, а тут такая возможность. Ни одни родители больше не рискнут отдать в группу Тутберидзе свою кровиночку. И ее конвейер остановится сам собой. Своей смертью я его остановлю. Этери просто не заслуживает считаться хорошим тренером после того, что сделала. Про справедливость и «равные возможности» я должна была услышать от нее в возрасте семи лет, а не восемнадцати. И воспринимать ее должна была только как тренера. Предателей надо учить.