– Как же я могу сидеть в проплесневелых Афинах, когда тут, в глуши творится история,

– Рад такому вниманию дочери Афродиты к моим делам. Но скажи честно: одобрила ли твое путешествие Фрина Афинская16? И как вообще поживает неувядаемый цветок Эллады. Почему сама не покинула Керамику17? Я бы ее встретил с почестями, достойными богине.

– Чего захотел, – засмеялась Таис. – Фрина пришла в ярость, узнав, куда я отправляюсь. Она ненавидит тебя за разрушенные Фивы. Представляешь, предложила все свое золото на восстановление города.

– Ее золото – ее право, – рассудил Александр. – Присаживайся рядом, – пригласил он Таис.

– Хорошо, но прежде я хочу увидеть то, что меня заинтриговало не меньше, чем разгром непобедимой мидийской армии.

– Что же могло тебя удивить больше?

– Я слышала, среди твоих воинов находится юная воительница из племени Ипполиты. Где она? – Таис поискала взглядом. Глаза ее вспыхнули. Она протянула руку Томирис. Та невольно поднялась. – Да разве она похожа на тех кривоногих мужеподобных женщин, что описывает Геродот? Посмотри, как она мила. Совсем еще девочка. А какое чистое лицо. Нет, это не кривоногая азиатка. Она больше напоминает смуглую тонконогую критянку. Но что за ужасная грубая одежда! – поморщилась гетера.

– Хватит разглядывать меня, как товар на торжище, – возмутилась Томирис, придя в себя.

– Ты сможешь сотворить из девчонки чудо? – спросил Александр.

– Я украду ее на несколько мгновений. Пойдем со мной, – поманила гетера. Томирис нехотя поплелась следом.

Александр поднял чашу, гости примолкли.

– Я пью за вас, друзья, за новый эллинский мир, над которым больше не будет нависать страх персидского махайра.

– За мир! – подхватили все.

– За вечный праздник! Как там у Анакреона18, – попытался припомнить Александр: —

Что же сухо в чаше дно?

Наливай мне, мальчик резвый,

Только пьяное вино

Раствори водою трезвой.

Мы не скифы, не люблю,

Други, пьянствовать бесчинно:

Нет, за чашей я пою

Иль беседую невинно.19

– процитировал он под овации. Обратился к Фидару: – Скажи, это правда, что скифы пьют только неразбавленное вино?

– Правда, – ответил Фидар.

– И ты?

– И я.

– Почему? От крепкого вина теряешь разум.

– Если разбавить водой молоко, разве оно будет вкусное? – спросил Фидар.

– Гадость, – согласился Александр.

– А сок с водой?

– Теряет вкус.

– А если кровь человека разбавить водой?

– Он умрет, – вставил лекарь Филипп.

– Что не разбавляй водой – все плохо, – сделал вывод Фидар.

– Отлично сказано! – не сдержал возглас восхищения Гефестион. – Виночерпий, мне налейте неразбавленного.

– Тогда – и мне! – потребовал Неарх.

– И мне! – закричали гетайры.

– Ты так всех моих друзей споишь, – покачал недовольно головой Александр. – Они же не скифы.

– Скифы знают меру, – возразил на это Фидар. – Не важно, что пьешь, важно – сколько пьешь.

– Опомнись, Александр, – воскликнул Гефестион, – мы же – македоняне. Вспомни, на пирах Филиппа вино пили только неразбавленное…

– Замолчи! – оборвал его Александр, гневно сверкнув разноцветными глазами. – Не напоминай о грязных пьянках в Пелле. Умей различать культурные симпозиумы и обыкновенное свинство.

– Прости, – смутился Гефестион.

Тем временем появилась Таис. Она вела за руку тонкую красивую девочку в нежно-голубом коротком хитоне. Серебряный чешуйчатый поясок перехватывал талию, подчеркивая стройность юного тела. Высоко уложенные черные волосы открывали чистый лоб и маленькие розовые ушки с золотыми кольцами. Край одежды доходил до колен, оставляя открытыми стройные сильные икры, оплетенные ремешками сандалий. Подведенные глаза делали взгляд выразительным и строгим. Ожерелье, преподнесенное в дар Дарием, украшало ее тонкую шею и спускалось на грудь. Все зааплодировали. Исмен не сразу узнал в красивой девочке Томирис.

– Твоя подруга воистину – дочь Артемиды, – восхищенно произнес Александр.

Томирис села рядом с Исменом, положила руку с изящными тонкими браслетами ему на плечо.

– Не смотри на меня так, – сказала она и густо покраснела, смущенная вниманием стольких мужчин. – Подай соку, – попросила.

– Таис, станцуй нам! – начали требовать гости. – Таис, станцуй.

– Гегемон позволит? – спросила красавица.

– Могу ли я запретить? – развел он руками. – Тебя просит богема. Я – всего лишь простой воин, по сравнению с ними.

– Этот танец мы приготовили для тебя, Непобедимый.

Таис медленно, грациозно поднялась. Тонкие руки взвились над головой стройными лозами. Ладошки отбили такт. Музыканты тут же подхватили. Гетеры покинули своих собеседников и встали в круг. В руках каждая держала чашу, наполненную вином до самых краев. Плавные завораживающие движения: словно трава гнулась под ветром, словно лебеди поднимались в воздух, словно волны накатывались на берег. И ни одна капелька из чаши не упала на землю.

Танец окончился. Зрители аплодировали. Философы тут же подняли бурный спор о силе искусства. Раскрасневшаяся Таис вновь присела на ложе Александра.

– Тебе понравилось, гегемон.

– Нет танца чудесней, чем танец ялкаде, – недовольно произнес Александр, нахмурив брови. – Говоришь: этот танец приготовила для меня? Но его танцуют лакедомоняне. А ты знаешь прекрасно, как я к ним отношусь.

– Прости, – воскликнула гетера, сделав вид, что не на шутку испугалась. – Я не знала…

– Знала. Прекрасно знала, – упрекнул ее Александр. – Не пытайся со мной играть. Не забывай, что перед тобой сын Громовержца, а не финикийский торговец.

Щеки Таис вспыхнули, в глазах сверкнул гнев. Но умная гетера тут же подавила в себе чувства и ласково промурлыкала:

– О, Непобедимый, прости мою глупость. Но все афинские танцы ты уже видел. И критскими танцами тебе не удивишь. Что же мне оставалось? Прикажи, и я разучу любой, дабы в следующий раз усладить твой взор.

– В последнее время мне нравятся танцы варваров. Ты знаешь хоть один?

– Нет, мой повелитель. – Хитрая улыбка скользнула по пунцовым губам гетеры. – Но я знаю, кто может исполнить танец, который ты никогда не видел, – загадочно произнесла Таис.

– Что же это за танец? – немного отошел от гнева Александр.

– Посвященный Артемиде. Его исполняют амазонки.

Таис намеренно громко произнесла последние слова. Философы тут же прекратили спор и обратили взгляды к Томирис.

– Покажи нам танец, посвященный Артемде, – попросил Александр.

– Но, гегемон, – нахмурившись, возразила Томирис. – Его танцуют перед алтарем богини, а не перед веселящейся толпой. Я не хочу разгневать Аргинпасу.

– Послушай, – серьезно сказал Александр. – Артемида и ваша Аргинпаса – одна и та же богиня.

– Я знаю.

– Так вот, у Артемиды был чудесный храм в городе Эфесе. Ты о нем слышала?

– Слышала. Но храм сгорел.

– А знаешь истинную причину пожара?

– Его сжег сумасшедший, надеясь прославить собственное имя.

– Все правильно. Но ты не задумывалась, почему могущественная богиня не смогла спасти свой дом?

– Нет, – честно призналась Томирис.

– Артемида или, как ты ее называешь, Аргинпаса, в это время в образе простой повитухи помогала женщине при родах. Если бы не ее помощь, то роженица бы умерла, а ребенок так и не родился. Ужасные, тяжелые роды. Женщина уже молила о смерти, как вдруг появилась таинственная повитуха и помогла. Она положила на грудь измученной женщины младенца, и та с удивлением увидела ее прекраснейшее лицо под старым серым покрывалом, нежные божественные руки молочной белизны, вдохнула чудный, ни с чем несравнимый аромат. Вдруг в дом ворвался грозный воин, расшвыривая всех на пути, и крикнул повитухе: «Спеши скорее в Эфес. Там безумный Герострат сжег твой храм!» «Не могу, – ответила таинственная и прекрасная повитуха. – Разве не видишь, Арес20, – я помогаю сыну Зевса».