Однако Лаис оказалась не из таких. Она спокойно и изящно уселась в седло, пригласила Энджела ехать рядом, а не позади и по дороге не проронила ни слова. Как будто ей всего лишь нужно молчаливое присутствие слуги. Отлично, так еще лучше.

Дорога падала с одного холма и взбиралась на другой, вилась среди перелесков и полей, где под нежарким августовским солнцем плыла сухими волнами полуседая трава. Золотистые лужайки сменялись изумрудно-зелеными – эти травы будут такими и под снегом. Пройдет совсем немного времени, и зацветший к осени вереск омоет землю сиреневой волной. Легкие облака медленно путешествовали по небу, из кустов вспархивали встревоженные птицы, а пару раз дорогу им перебежали кролики. Энджел через некоторое время почти позабыл о том, что рядом с ним едет женщина, и смотрел по сторонам, впитывая летний день. Апрель вел себя на удивление прилично: возможно, его слишком интересовало присутствие Ласточки, чтобы выкидывать фортели.

Мили через две, как и говорила Лаис, показалось озеро, лежавшее в окружении невысоких холмов, поросших лесом. Всадники придержали лошадей, заставляя их идти шагом. Дубово-грабовые рощи тянулись, как предположил Энджел, на несколько миль. Это было царство покоя, шелеста листвы и криков диких голубей, гнездившихся на высоких, обрывистых озерных берегах. Налетевший ветер взъерошил водную гладь, как отец взъерошивает сыну челку.

– Это озеро Фалькон, – Лаис впервые за всю поездку заговорила. – Очертания его берегов напоминают хищную птицу, раскинувшую крылья. Когда в Джиллейн-Вэлли приезжают… приезжали гости, мы устраивали осеннюю охоту на лис в этих лесах.

Энджел не слишком любил охоту, но иногда приходилось участвовать. Впрочем, там, где охотились его знакомые, это было опасным делом. Фламбар вырос на суровых берегах Корнуолла, там, где море пенится далеко внизу, под скалистыми обрывами, а холмы и дороги перемешаны в головоломку, что превращает скачку по ним в увлекательную игру с удачей… или со смертью. Однажды Энджел выезжал и на охоту в Средней Англии и до сих пор помнил яркие егерские куртки, звонкую песню рожков, трепет перьев на шляпках леди и самодовольные лица джентльменов. И все это – под бледно-голубым небом Мидленда, под удивленными взглядами облаков.

Он вполне мог себе представить, как охота мчится по этим холмам, мелькая то тут, то там разноцветными огоньками костюмов знати.

Чтобы не оставаться безучастным, Энджел кивнул графине, показывая, что услышал; тонкая улыбка чуть тронула губы леди Джиллейн. Солнечный свет, падавший золочеными копьями сквозь кроны столетних дубов, скользил по ее коже, превращая женщину в ожившую позолоченную статую.

Энджел придержал занервничавшего Апреля, примеряясь к шагу кобылки Лаис, и бросил быстрый взгляд на свою спутницу. Графиня имела вид отсутствующий и мечтательный. Сейчас Фламбар мог ее как следует разглядеть. Темно-синяя амазонка с простой, но изящной вышивкой по краям камзола и длинной широкой юбки сделала графиню немного другой, словно в нее вдохнули чуть больше жизни, чем обычно. Лаис была красива. Не той бледной и призрачной красотой, что нынче в моде в высшем свете, а жизнерадостной прелестью сельской жительницы, довольной своей судьбой.

У Лаис были длинные и гладкие черные волосы, уложенные сейчас под шляпкой, голубые глаза, улыбчивые полные губы и маленький носик, придававший графине озорной вид. Хозяйка Джиллейн-Вэлли явно не морила себя голодом, чтобы выглядеть как можно более загадочно, и, как отметил Энджел вчера за обедом, отличалась завидным аппетитом – съела, кажется, больше, чем он сам. Ему нравились такие женщины. Энджел терпеть не мог притворства во всех его проявлениях, даже если это касалось моды и женских ухищрений. И кожа Лаис была такого нежного оттенка сама по себе, а не потому, что на нее высыпали чашку пудры. Нежный румянец тронул щеки, словно ее лица коснулась кисточка гениального художника.

Графиня заговорила снова, лишь когда всадники в полном молчании проехали еще милю и дорога вильнула, выводя на вершину живописного холма, поросшего редкими березами.

– Надеюсь, вам понравится Джиллейн-Вэлли, мистер Фламбар, – произнесла она негромко, и Энджел, не ожидавший этого, повернулся к ней. – К сожалению, у нас тут немного скучновато для тех, кто привык к стремительной жизни в столице. До Лестера полдня езды в карете, а верхом три часа; и, если вам потребуется свободный день, скажите, я вам его предоставлю.

Энджел хотел бы сказать, что он еще не заслужил себе право на дни для отдыха – первое занятие с Джерри должно было пройти сегодня, – однако длинные предложения пока давались Фламбару с трудом. Он ограничился тем, что прошептал:

– Благодарю.

Лаис помолчала, не дождалась ничего более и продолжила:

– Я хотела бы предупредить вас насчет Джеральда. Он очень скучает по отцу и, когда перестанет вас бояться, может стать немного… назойливым. Пожалуйста, если такое произойдет, сообщите мне, я поговорю с сыном.

Энджел бросил на графиню взгляд, надеясь, что она поймет его невысказанный вопрос и ответит, почему и когда умер ее муж. Это следовало знать, чтобы ненароком не совершить какую-либо бестактность. Но то ли Лаис не поняла намека, то ли не захотела отвечать. Фламбар не стал настаивать: он не имел права; а получить нужную информацию можно и позже, у месье Венара.

С вершины холма открылся вид на небольшую деревушку, лежащую по обоим берегам узкой реки. На покрытых изумрудно-зеленой травой склонах окрестных холмов были рассыпаны грязно-белые шарики: овцы паслись на полях, разграниченных низкими каменными изгородями. Лаис вынудила лошадь перейти на рысь, и вскоре всадники уже въезжали в деревню.

Они проехали по извилистой улочке, затем – по массивному каменному мосту, переброшенному через реку. Под арками моста шумно бежала темная и даже на вид холодная вода. Мокрые камни на дне реки сияли в солнечном свете, словно драгоценности Горного короля: здесь было совсем мелко. Стайка уток деловито и почти вброд пересекла речушку и скрылась в камышах.

Лаис остановила лошадь у добротного каменного дома, и Энджел поспешно спешился, чтобы помочь хозяйке сойти на землю. От резкого движения заныло правое плечо. Когда уже боль притупится? И что делать, когда раны на теле заживут, а на душе – и не подумают затягиваться?..

– В этом доме живет один из моих управляющих, – объяснила графиня. – Он заболел и не может приехать ко мне. Подождите меня здесь, мистер Фламбар. Я скоро вернусь.

Энджел поклонился, взял обеих лошадей под уздцы и привязал к коновязи у дома, после чего непринужденно уселся на стоявшую у стены каменную скамью. Лаис вошла в дом, и можно было немного отдохнуть от ее присутствия, которое незаметно давило, словно булыжник, упавший на грудь.

Улица оказалась довольно пустынной; лишь раз пробежал мимо озабоченный чем-то мальчишка, едва кинувший взгляд на незнакомца, да прошла девушка в шерстяном зеленом платье, несущая корзину с аппетитными яблоками. Дела в Джиллейн-Вэлли явно шли хорошо. Девушка застенчиво взглянула на Энджела, тот ответил легким поклоном. Зардевшись, крестьянка заспешила и скрылась за углом дома. Миновало около получаса, когда вновь появилась Лаис. Фламбар помог ей сесть в седло и сам взобрался на Апреля.

Обратный путь оказался менее тихим. Когда деревня осталась позади, Энджел выговорил:

– Миледи?

Лаис обернулась, удивленная, что он обратился к ней.

– Да?

– Расскажите мне о Джиллейн-Вэлли. – Он смог произнести это и не закашляться. Очень хорошо.

Графиня оживилась.

– Вам интересно узнать?.. Что ж. Это поместье досталось во владение прадеду моего покойного супруга за какие-то заслуги перед короной. Тогда здесь стоял полуразвалившийся замок, возведенный еще норманнами. Прадед Роберта велел эту развалину снести и построить нынешний дом. Позже было добавлено левое крыло, отстроены конюшни, разбит парк. Джиллейны всегда были не слишком богатым родом, зато основательным: работы велись медленно, но постоянно. И поместье постепенно становилось таким, какое оно теперь…