Георг старался разглядеть ее лицо, однако незнакомка исчезла с экрана, нырнув в дверь сквозной парадной. Дальше действительно тянулись проходные дворы. Упустил...
Домард снова проснулся. В черепе была просверлена дырочка, а внутрь залит свинец. Наглотавшись М-панадола, Георг осторожно, чтобы окончательно не добить свою бедную головушку, оделся, перешел в кабинет и, вопреки здравому смыслу, включил новенький "Брейнер". Затем прикрепил к вискам и темечку датчики цереброскопа и подсоединил прибор к компьютеру. Задал программу считывания и распознавания образов - это для начала. Расшифровкой займемся позже...
Домард подождал, пока в голове прояснится. Гигантский прохладный язык неторопливо вылизывал остатки тяжести, впрочем вместе с остатками мыслей. Вскоре можно будет погрузиться в воспоминания.
...Вот отец несет маленького Жору на плечах - навестить могилу матери. Чугунная решетка фамильного склепа надежно заперта. Они идут мимо. Жора провожает склеп взглядом, но спросить боится. А вот могила, покрытая ковром ослепительно зеленой травы. Небольшой крест красного мрамора. Жоре ужасно хочется писать, но отец требует: "Терпи! Терпи!"
...Вот Жора отказывается первый раз идти в лицей, упирается изо всех сил, бороздя каблуками асфальт. Отец силком волочет его за собой. За спиной у мальчика ранец, в свободной руке букет лундельвейсов. Ощущение жуткой несправедливости и обиды - детство кончилось. "Не буду учиться! Хочу домой!" - уже охрипшим голосом кричит Жора, а отец все больнее сжимает ему руку и все быстрее тащит вперед. Лунная ночь в разгаре. Сияют уличные фонари, вырывая из полумрака стены домов, раскрашенные яркой желтой палитрой (в то время модно было перекрашивать их в зависимости от времени суток).
...Вот отец отправляется на охоту в Лунные Альпы, а Жора упрашивает взять его с собой. Ведь сейчас каникулы, а он не будет обузой!.. Море слез, гора обещаний: слушаться, хорошо себя вести и даже закончить год на "отлично". Но отец непреклонен. Эту обиду мальчик не забудет никогда.
...Единственный в доме фотопортрет матери (где они вместе с отцом) стоит на столе, заваленном канцелярскими папками и гроссбухами. Жора осторожно достает его, боясь покачнуть и рассыпать отцовские бумаги, но портрет выскальзывает из рук, ударяется о край стола. Стекло разбивается, портрет падает на пол. Жора в ужасе ждет, что на шум сбегутся слуги, придет отец и задаст ему трепку, но в соседней комнате тишина. Жора собирает и уносит осколки, ставит портрет на старое место. Неужто обойдется?.. Через пару лет он в очередной раз вспоминает о случившемся, покупает в магазине новую рамку и находит покрытое пылью фото без стекла, - за все это время отец ни разу не удосужился поглядеть на покойную жену...
И еще несколько юношеских воспоминаний: выпускной бал в университете Луна-Сити, а затем болезнь и похороны отца, которого в считанные месяцы сгрыз цирроз печени. После дюжины спасающих ИЗМЕНЕНИЙ болезнь все-таки взяла свое - можно сколько угодно исправлять мировую линию, но, если цирроз обнаружится во всех без исключения реальностях, он неизлечим. Слишком высока была вероятность события, ведущего Андрея фор Белкина к смертному одру в неполные шестьдесят лет...
А что после? Череда мельтешащих кадров: приемы посетителей, клубные заседания, балы, охота, путешествия, луногольф, бесконечные застолья... Трудно отделить одно от другого - похожие события сливаются в памяти. В сущности, не жизнь, а так... времяпрепровождение, времяизничтожение. Похоже, за последние годы Георг не сделал ничего стоящего, настоящего.
Домард отключил "Брейнер" и подумал: "В любом случае придется разложить по полочкам, изучить под микроскопом каждую мелочь. Чего явно не хватает? Где моя личная жизнь? Неужто ни разу не влюблялся, дожив до тридцати? Где мои возлюбленные, подружки? Неужто никого и ничего? Быть не может!.. Значит, именно это и вычищено ИМИ надежней всего..."
Георг нажал кнопку звонка. Через две минуты появился дворецкий - бодрый и подтянутый. Вот что значит старая школа... Звали его Курт Райнер. Он работал в Доме уже тринадцать лет и должен многое знать.
- Чего изволите, сэр Георг? - Курт был воплощенная готовность услужить, но дураку ясно: за ней скрывается страстное желание досмотреть последний, самый сладкий сон.
- Садись, Курт. - Фор Белкин указал на черный диван с кожаной обивкой. (Порой, чтобы в голову пришли умные мысли, Георгу приходилось часок поваляться на этом диване.) - У меня к тебе несколько вопросов.
Тот присел в позе повара, у которого подгорает на кухне обед.
- Скажи-ка мне... - Георг почувствовал, что краснеет. Хорошо, что лицо его было в тени. - Приводил ли я сюда девушек?
Райнер с подозрением поглядел на хозяина, наморщил лоб, сдвинул и без того близкие брови и наконец спросил неуверенно:
- Именно девушек? В буквальном смысле? - Подразумевалось, что Георг проверяет его проницательность, а значит, и компетентность.
- Не суть важно. Крутил ли я романы? У меня что-то с памятью плохо после ущелья. - Он ясно услышал в собственном голосе фальшивые нотки, впрочем, дворецкий вряд ли их уловил.
- Раньше - да, а вот в прошлом и нынешнем году... - Курт Райнер почесал затылок, демонстрируя наивысшую степень сосредоточенности. - Нет, не припомню. Приятели пытались вас расшевелить. Уж как, бывало, зовут поразвлечься, а вы останетесь под благовидным предлогом, запретесь в окулярной и что-то высматриваете час за часом.
Ничего подобного Георг за собой не замечал, вернее, что-то никак не давало ему осознать правду. Что-то надежно защищало построенные в памяти Георга декорации - не исключено, для его же собственного блага.
- И что я там высматривал?
- Откуда мне знать, сэр Георг? - Дворецкий встал с дивана. - Прошу позволения идти - множество неотложных дел! - Ночью фраза звучала просто смешно.
Не дождавшись разрешения, Райнер бочком-бочком двинулся к двери. Очевидно, этот разговор тяготил его. Домард проводил дворецкого взглядом.
Расследование пока не дало ничего, кроме новых вопросов. "Почему в детских воспоминаниях наведен мертвенный порядок и множество воспоминаний изъято? Почему вырезана память о моих любовных похождениях? С какой стати я не помню даже событий последнего года? Что я делал в окулярной, кого разглядывал с помощью Глаз? Почему дворецкий боится говорить об этом?"
Георг что есть сил напрягся, пытаясь преодолеть воздвигнутые в памяти барьеры. Через пару минут он обнаружил, что сидит на кровати, вцепившись руками в узорную спинку, и тужится как последний идиот. "Ну не рожаю ведь я!.."
3
Георг снова заснул и проспал гораздо дольше обычного. Завтрак съел без всякого аппетита. Лягваны, нахально требующие еды, сегодня его только раздражали.
Около полудня с докладом явился Главный управляющий. Выражение лица у него постоянно менялось: то ли все пропало и он решил дать деру, то ли не так все плохо и еще поглядим, чья возьмет...
- Мы уже начали терять клиентов, - сообщил Главный управляющий, теребя темно-синий в белый горошек галстук.
- Это почему?
- Позвольте быть предельно откровенным, сэр Георг.
- Изволь, Джозеф.
- Дело в том, что слухи о вашей... гхм... уязвимости, а значит, несостоятельности как... Небожителя дошли до Земли. И серьезные клиенты...
"Вот тебе на! Только этого не хватало".
- Мои Магины никогда... Мы еще никого ни разу не подводили, растерянно возразил фор Белкин.
- Совершенно верно, сэр Георг, однако важен сам факт. И резкого падения доходов вам не избежать.
После обеда Георг поехал в частное сыскное агентство Фигейроа. Ему надо было нанять несколько детективов на один вечер, причем с их собственным магическим прикрытием. А видеофону в столь деликатном деле фор Белкин довериться не мог.
Второй объект шантажа он рассчитывал взять в оборот на бале-маскараде. Костюмированные балы и многолюдные карнавалы проходили каждую лунную ночь. Домарду не повезло: нынешний бал-маскарад совпал с очередным заседанием Клуба Джи Ар. Отмазаться оказалось очень непросто. Георгу пришлось нести околесицу, заведомо наживая себе репутацию паяца.
