— Мне всегда казалось, что тебе нравится твоё превосходство. Ты столько денег вкладывал в мероприятия, что всем было неловко. Никто из нас так не может, понимаешь, а ты тратился на всё: на реквизит, на распечатки, да вообще на всё…. Как будто у тебя карманы деньгами под завязку набиты.
— Может, и нравится. Если я могу чем-то помочь, то я помогаю. Мне, — он улыбнулся, — иногда казалось, что ты такая же.
— Может, и такая же. Я не люблю тебя, Елисеев, ты знаешь это. Но я же осталась сегодня. Дважды.
— Что, пожалела?
— Нет, — Ира покачала головой, — мне подумалось, что остаться надо. Я не могу взять и кинуть человека. Не понимаю такого. Если это называется «пожалела», то пускай так.
Снова замолчали. Паузы тянулись, заполняли комнату, позволяли подумать и найти правильные слова.
— Вот ты сказала про квартиру. А какой в ней толк такой дорогой и гигантской, если она пустая? Знаешь, — Саша вздохнул, — я огорчился, когда никто не пришёл. Первый раз такое, чтоб все разом кинули. Так что спасибо, что осталась.
— А твоя девушка не заревнует, что ты сейчас вдвоём с какой-то дворовой хабалкой сидишь? — Ира усмехнулась, намеренно напоминая Елисееву его же характеристику, которой он наградил Иру в одну из посиделок.
Саша поморщился: не то от подкола, не то от своих мыслей.
— Пускай ревнует, ну её. Она, знаешь…. Кинула меня сегодня ради какой-то подруги из другого города. То есть, я понимаю, но мы же еще полторы недели назад договорились…. И день такой. Важный.
— Почему важный день? Фанатеешь от праздников во имя женщин?
Саша криво усмехнулся:
— Не уверен, что надо говорить.
— Так не говори, раз не уверен. Но мне уже любопытно.
Саша помолчал, словно что-то решая, а потом произнёс:
— Второй день рождения. Мы с отцом лет пять назад в аварию попали. Как-то так повезло.
— Папа твой?..
— Живёхонек, всё в порядке. Обошлось. А меня пришлось собирать. Не так чтобы очень, конечно. Вон, погляди сама, — Саша задрал футболку. — Шов на шве.
Ира вгляделась. Весь правый бок Саши действительно был перештопан. Шрамы ровные, аккуратные, но всё равно кожа немного бугрилась, переплетались белые и розовые следы. Ира коснулась рваного контура и тут же отдёрнула руку.
— Ой.… Извини.
Парень опустил футболку.
— Блять.
— Что?
Ира спрятала лицо в ладонях.
— Какая же я тупая, а….
— Это я всегда знал, не переживай.
Ира посмотрела на Сашу, скривившись. Саша заметил, что щеки и уши у неё горели.
— Я ж тогда, два года назад…. Блин, да как тупо всё вышло!
— Ты можешь сказать нормально уже?
— Ну, мы вот сидели после студенческих наших сборов. Или…. После концерта праздничного, вот. И это ж ровно два года назад было, и я ж тогда шутила по-чёрному…. Мы на пару с Михой вспоминали чернуху всякую. И про аварии там тоже был, кхм, юморок. А ты тогда психанул и ушёл ещё раньше, разбил что-то…. Это же ровно два года назад было. А мы не понимали, чего ты вообще за истеричка такая, спрашивается.
Саша подлил себе ещё виски.
— Вспомнил. Меня тогда прям выбесило.
— Но ты же мог сказать!
— Я пытался сменить тему, а вы вдвоём как упёрлись, так и ржали. Два барана, честное слово.
— Один баран и одна овца, — самокритично заметила Ира.
Саша помотал головой, вытряхивая лишние мысли.
— Тогда было и впрямь погано. Сейчас нормально. Я бы всё равно рассказывать не стал. Личное, всё-таки.
— Кто-то ещё знает?
— Во всех подробностях только Алина, потому что мы с ней в школе учились, она меня в больнице навещала; Егор, Илья, Макс и Руслан — потому что они меня в раздевалке увидели и всё-таки спросили, хотя в подробности я не вдавался особо; ну и Маша — по понятным причинам. Это из вузовских. В школе все знали, что я в аварию попал, ну и там кое-кто из знакомых ещё в курсе. И ты теперь.
Саша отпил из стакана и добавил:
— Я не люблю об этом распространяться.
Ира тихо спросила:
— Почему тогда родители уехали?
— Мой отец скорее романтичен, нежели сентиментален. Ему увезти маму на отдых важнее, чем утирать скупую слезу, вспоминая, как мы чудом выжили. И правильно делает: мы живые, сейчас всё хорошо. Да и я стараюсь об этом не думать, но как-то каждый год само на ум приходит. Мне, — Саша серьёзно посмотрел на Иру, — не нравится быть одному в такие дни. И ночи. Но отцу об этом знать не обязательно.
Ира молчала. Хранить чужие тайны она умела, но что с ними делать — не знала совершенно. Девчонок с их горем всегда можно было обнять, выслушать, покивать. Позаботиться. С друганами она делила пиво и вечерние посиделки под гитару — их излюбленный способ выплеснуть пережитое. С Сашей, понимала она, надо как-то иначе. Но как?
— Не хочу об этом больше. Я же сейчас не один, в конце концов, — Саша попробовал вежливо улыбнуться, но увидел, что Ира ушла далеко в свои мысли. Он попытался её отвлечь:
— Давай теперь с меня вопрос, а с тебя ответ. Почему ты вообще самообороной занялась?
Ирина задумчивость исчезла вмиг.
— Хочешь в ответ услышать такую же душещипательную историю?
Саша откинул голову назад и неожиданно завыл. Ира удивлённо уставилась на него, а он провыв несколько секунд, замолк и резко повернулся к ней, чтоб как ни в чём не бывало задать вопрос:
— Отвлеклась?
Ира ошеломлённо кивнула:
— Охренеть ты странный, конечно.
— Да ты попросту выводишь из себя! Я нормально поддерживаю разговор, а ты убери наконец эти свои колючки! Хватит мой каждый вопрос в штыки воспринимать!
— Привычка, — просто ответила Ира. — У тебя все четыре года, что ни слово, то чтоб зацепить.
— Справедливо, — согласился Саша. — Но сейчас я спрашиваю, потому что мне действительно интересно. Так что скажешь?
Ира задумалась. Она редко с кем откровенничала, всё больше отстреливаясь грубыми шутками и громкими идеями. Выслушать — пожалуйста, но рассказывать самой? С другой стороны, Елисеев ей душу раскрыл. Надо ли из вежливости раскрывать душу в ответ? Нет. Хочется ли ей всё-таки рассказать? Возможно….
Быстрее, чем она успела определиться, её одурманенная алкоголем голова выдала:
— Меня пытались изнасиловать. Трижды.
Саша поперхнулся.
— Что, не такого ответа ожидал?
— Нет, — сказал он неуверенно. — Я ничего и не подумал…. В смысле…. Извини. Давай замнём, если ты не хочешь об этом говорить.
— Почему ты спросил именно об этом?
Саша мягко улыбнулся: не ей, а словно вспомнив нечто приятное:
— Я часто подмечал, как собранно ты двигаешься; всё думал: почему не танцы, почему борьба? Все девушки на танцы ходят или гимнастику, и просто в зал. У тебя такие движения…. Жёсткие. Эффективные. Мне не нравится, — пояснил он, — без обид. Но взгляд притягивает каждый раз.
— А всё то мужланкой, то хабалкой….
— Кто сказал, что я думаю иначе?
— Да иди ты к чёрту, Елисеев.
— В твоём сопровождении я куда угодно дойду.
— Думаешь, я защищать тебя стану?
— Я искренне верю в твоё благородство.
И протянул ей стакан, предлагая за это выпить. Звякнуло стекло, и Ира, собравшись с духом, приняла решение.
— Ладно. Слушай историю. Хотя рассказывать особо нечего.
========== Часть 6 ==========
Ира не помнила, с кем она так откровенничала в последний раз. Возможно, с Катей. О тёмных сторонах детства говорить не любила, как и вспоминать. Иногда от мыслей свербело внутри, но не болело: всё прошло уже, жалости ей не надо, а защитить и себя, и других она при случае может. Так к чему делиться? Ни к чему. Совсем ни к чему.
— Я в детстве в районе жила весёлом. Пьянки под окнами каждую ночь, драки какие-то. Мы, мелкие, почти без надзора были, всегда по стройкам бегали, по подвалам. Меня только мать растила, у остальных семьи тоже непростые. Ну, все старшие работали с утра до ночи, а по ночам пили, пока сил хватало. А мы сами по себе. Все всех знали, волновались мало…. Некогда волноваться было. Мне лет семь исполнилось, что ли…