— Да им похеру по ходу, отбитые водовозы в «семьдесятдвойке». Отчаянные парни на цистерне.

— Ага. «Безумный Макс».

— А шо «бэхи»? Не починили?

— Не, капец обоим. Обеим. Обоим. У одной стартер навернулся, у второй — пушка в труху.

— Ладно…

Мы не знаем, слушают нас сепары или нет. Или наша контрразведка. Может, и слушают. Поэтому в телефонных разговорах, как и в трындеже по рации, если заходит разговор про боекомплект или состояние зброи и техники, я всегда занижаю количество бэка в два раза, а Вася всегда жалуется, что «бэхи» не ездят и не стреляют. На самом деле, в нычках лежит примерно полторы тысячи патронов для ДШКМ, а две наши арендованные БМП-2 отлично себя чувствуют, тьфу-тьфу. Больше всего денег из выросшей недавно зарплаты мы тратим на ремонт техники. Бо ты можешь быть невероятным военным с огромным чувством собственного величия и спецназовской суперподготовкой, но если вверенная тебе в любом состоянии техника не ездит-не стреляет, то ты не боеготов. Задачу не выполнишь, людей потеряешь. Все просто, как рапорт.

— Короче. Едьте домой, тут дело есть.

— Ага, мы скоренько. Слушай, забыл сказать. Вчера наш доблестный минометчик вместе с бараном еще, скорее всего, прихватил бухла с А. У них с этим просто. Наших порядков они не знают, но вечером не пили, я смотрел. Значит, будут сегодня теряться и «вживать». Тре приглянуть.

— Пригляну. Плюс.

— Плюс-плюс.

Улыбающийся Механ тащит два набитых пакета, которые я не проверяю. Не продают в АТБ бухло людям в форме, вот и хорошо. А пива, так уж и быть, мы на трассе возьмем.

Вечер

Какой шашлык самый лучший? Тот, который здесь и сейчас. Уууу, хорошо. Горячее полупрожаренное мясо проваливается в желудок, тянет на сон, быстро холодающий вечер начинает заползать под флиску и щипать поясницу. Пацаны гомонят, вспыхивают огоньки. Раз-два-три… все здесь. Ааа нет, не все. Потерялись Андреич, Михалыч и кто? Правильно, вечно алчущие бухла Сепар с Кирпичом.

— Николаииич, — тяну я, и Вася, разговаривающий с Мастером, оборачивается.

— Шо?

— Время карательной акции. Минометка зашарилась.

— Оооо. Ну погнали. Где Арик? Ариииик!

— Я тут! — раздается с верхнего откоса. — Шо тре?

— Иди сюда, зараз будешь реализовывать политику Министерства Обороны в отношении алкогольной интоксикации окремих категорий военнослужащих.

— Мля… Я зара, три хвилинки.

— Ты там уже ставку Гитлера выкопал?

— Та нє… Питаюсь…

Ярик хочет сегодня закончить блиндаж и завтра перекрываться, поэтому он торопливо заглатывает пару кусков мяса и гонит своих копать. Их «бунгало» рассчитано на четверых, оно на уровень выше, чем наш импровизированный стол перед «блиндажом Шматко», уже готовым, и на один уровень ниже самой верхней точки нашего террикона, где стоит флаг. Как раз на пути от «Чарли» — к «Браво». Мы сидим возле блиндажа на ящиках из-под ОГ-9, наш стол из разновеликих ящиков застелен картоном с коробок из Новой Почты. Пацаны утолили первый голод, разлили в пластиковые стаканчики пиво, закурили и травят разговоры.

— Васяаааа… — тянет Прапор. — Мартин пива мало взял.

— Коля, ты блиндаж закончил? — тут же отвечает ротный.

— Завтра закончу.

— Вот завтра и приходи жаловаться.

— И приду. И вообще, это Мастер виноват.

— Мастер? — взвивается Толик. — Коля, ты нормальный вообще?

— Нє, — тут же вставляет Козачок. — Готов підтвердити на суді.

— Копать надо больше.

— И чаще.

— Та вы вообще охерели…

— Все, Прапор, п@зда тобі, пиши пояснення…

— Я зара кому-то напишу…

— Ггггыыыы…

… Военные вживают, отойдя метров пятьдесят от «двести-шестьдесят-второй» бэхи и упав в кусты. Андреич при виде меня и Мастера неторопливо убирает бутылку за ногу. Ого, культура в массах, стаканчики взяли, никаких тебе «из горла» или «из одной кружки». На пластиковой тарелочке лежат кусочки остывшего мяса, измазанные кетчупом.

— Андреич, понимаешь, Шматко нема, и инструктаж он тебе не провел, — ласково говорю я.

— Так а шо, уже и под шашлык нельзя? — недоумевает Михалыч.

— Под шашлык — можно и нужно, — говорит возникший с тыла Вася.

Головы всех четверых залетчиков тут же поворачиваются к нему.

— Командир, так мы ж аккуратно, не набухаться же ж…

— Может, и так. Но наша группа риска, то есть Сепар с Кирпичом, — озвученные военные тут же поникают головами и начинают усиленно рассматривать камни под ногами, — …не так идеальны, как нам бы хотелось. Это раз.

— И два, — говорит Мастер. — Это западло, пацаны. Вас приняли как своих, разместили, обогрели. А вы мало того что обманули командира, когда пляху привезли, так еще и в кусты бухать пошли.

— У нас так не робиться, — добавляет Ярик, сидящий на корточках сразу за Васей, и сплевывает. — У нас так нєльзя.

— Херня не в том, что пьете. Все пьют. Мартин вон вообще херачит так, шо шуба заворачивается… — говорит Вася.

— Но-но, военный, — обижаюсь я. — Попрошу без наклепів.

— …но нае@ывать у нас не принято. Будет суббота — будет стол, бухло и песни. Пляху давай.

Андреич поднимает бутылку и медленно отдает Васе. Сепар с Кирпичом пытаются впитаться в террикон. Михалыч, кажется, хочет побухтеть и «покачать права», бо водка уже играет в крови, но пока не решается. Андреич спокойно смотрит.

— Вторую, — ласково говорит Вася.

— Нема второй, — тут же вскидывается Михалыч.

— Опять обманюете, — говорю я. — У вас ноль-семь… чего?

— Хєрні якойсь, — бурчит Ярик, взяв у Васи бутылку и принюхиваясь.

— Вооот. Ноль-семь — это вам на пол-укуса. Несите остальное, сонечки.

— Бля, да вы заеб@ли… — начинает подыматься Михалыч.

Не, этот точно дурнуватый. Вон Андреич сидит ровненько и не отсвечивает.

— Заеб@ли? — вдруг орет Мастер и придвигается к минометчику. Он на голову ниже и в полтора раза легче, но в этот момент мне кажется, что Толик нависает над здоровым толстым военным. — Заеб@ли?!! Ты охерел, военный? Тебе командир отдал прямой приказ! Сядь!

— Еба…

— Сел! Бегом!

Из темноты появляется Прапор, за ним маячит непременный Козачок. Вася спокойно сидит на корточках и даже, кажется, скучает.

— Сук@, шакалье еб@нное, как вы заеб@ли… — бурчит Михалыч, но садится обратно на землю.

— Тихо. Все нормально. — Андреич поднимается и обрачивается к Васе. — Я принесу. Вибачай, командир, тупанули. Не ознакомились, так сказать. Больше не повторится.

— Неси-неси, — говорит Вася.

Водка льется в сухую землю, рефлекторно сглатывает Михалыч. Вася бросает пустые бутылки, подымается и уходит в темноту. Андреич молча собирает тару, забирает тарелки и уходит следом. Я закуриваю, и в окончательно сгустившейся темноте огонек зажигалки неожиданно и резко выхватывает лица, одежду, камни, низкие деревья — и все в одном грязно-оранжевом цвете. Все, пора на боковую, скоро восемь, «Нона» приедет… или нет.

— Мартин, тебя Ляшко искал, — говорит Мастер и тоже закуривает.

— Срочно? Де он?

— В наряде. Несрочно, но шо-то он взволнованный.

— Ок, если увидишь его — я в кунге буду.

— Я к вам. Чаю попьем? А то до наряда еще час.

— Легко. Пошли.

Мы отходим, спотыкаясь в темноте на этой долбаной щебенке. Бурчит генератор, разбавляя холод грязным выхлопом, стреляет труба буржуйки. Наверху в темноте, судя по звукам, продолжает копать Ярик. Парни разбредаются, часть уходит на «Чарли» и там дымит сигаретами, что-то обсуждая. Интересно, аккумы на теплаки зарядились?

Сзади раздается стук и вскрик. Мы оборачиваемся.

Михалыч сидит на корточках, шипит и держится за ногу. Над ним стоит Прапор, наклонившись и положив руку на плечо.

— «Шак@лье еб@ное», бл@дь? — тихо говорит Прапор. — Совсем водка мозги съела? Ох@ел, мудила?

Михалыч молчит. Молчит Козачок, стоящий рядом и потирающий нос. Молчим мы. Молчит террикон, молчит Донбасс, молчание подымается над дорогами, посадками, блиндажами, машинами, тысячами людей на «лінії бойового зіткнення» и теряется где-то там, высоко, очень высоко, где только звезды, пустота и Бог, в которого мы все иногда верим.