Он настойчиво повышал роль общих отделов в обкомах. По-моему, в 1973 г. в ЦК прошло большое трехдневное совещание заведующих общими отделами ЦК компартий союзных республик, обкомов и крайкомов КПСС. На совещании выступил Л.И. Брежнев. Говорилось о большой роли общих отделов, о том, что от них зависят четкость работы партаппарата, качество подготовки вопросов на бюро и секретариат. Что контроль за делопроизводством – это не только форма, но необходимая мера, обеспечивающая своевременное исполнение партийных решений.

Я работал в это время в Воронеже. Раза два-три, бывая в ЦК, заходил по каким-то вопросам к К.У. Черненко. Принимал он вежливо, но сдержанно, как-то даже безразлично. Правда, все вопросы решал. Столы в его кабинете всегда были завалены бумагами. Столбом стоял сигаретный дым, он курил беспрерывно, а на столе – неизменный стакан крепкого чая.

В 1974 г. я лишний раз убедился в том, каков истинный вес Черненко в ЦК. Дело было так. В то время активно обсуждались проблемы совершенствования структуры управления в сельхозорганах. Было много претензий к Сельхозтехнике. У нас в Воронеже возникла идея передачи снабженческих функций из СХТ в Госснаб, организации там Сельхозснаба. Кроме того, были разработаны предложения об углубленной производственной специализации и реорганизации сельхозорганов в Центре и на местах. Упор делался на повышение самостоятельности районного и областного звена, передаче им ряда функций Центра.

Я подготовил соответствующую записку, расчеты, схемы и привез эти материалы к Ф.Д. Кулакову. Он внимательно все прочел, задал много вопросов. Предложения ему понравились. Я говорю: «Хорошо, Федор Давыдович, тогда доложите об этом Л.И. Брежневу». Он задумался. «Нет, так не выйдет». Снял телефонную трубку, позвонил К.У. Черненко и стал объяснять ему, что-де в Воронеже подготовили интересные предложения, разработали схему совершенствования управления сельскохозяйственным комплексом. Надо бы с ними познакомить Л.И. Брежнева. А лучше, если б Леонид Ильич принял В. Воротникова. Что ответил К.У. Черненко, я не знаю. «Давай, – говорит Кулаков, – иди к Черненко, он все устроит». Я удивился. Секретарь ЦК, член Политбюро звонит заведующему отделом и просит! Почему бы ему самому не позвонить, не зайти к Л.И. Брежневу и все объяснить?

Поднялся на шестой этаж к К.У. Черненко, передал материал. Тот не стал ничего смотреть: «Оставь, я все сделаю». Действительно, через несколько дней меня вызвали к Л.И. Брежневу. Материалы у него. Я рассказал о наших предложениях. Брежнев начал читать документы, но вскоре отвлекся от текста, заговорил о текущих делах. Вспомнил, что раньше был так называемый ГУТАП, который занимался снабжением сельского хозяйства техникой. И дела тогда шли хорошо. Мои материалы были разосланы по Политбюро с положительной резолюцией Л.И. Брежнева. Но идея эта так и не была реализована.

Правда, вскоре в Воронеж приехал А.А. Ежевский – председатель Союзсельхозтехники. Очень сговорчиво и заинтересованно отнесся к нашим просьбам. И был решен ряд поставленных нами вопросов пополнения области техникой, строительства станций техобслуживания в животноводческой сфере и др. То есть польза все-таки была.

Мои отношения с К.У. Черненко в определенной мере укрепились во время пребывания его в декабре 1980 г. на съезде Компартии Кубы в Гаване во главе делегации КПСС. Следует подчеркнуть, что и там К.У. Черненко в беседах с руководителями Кубы, делегациями других стран не скрывал свои особые отношения с Л.И. Брежневым, то, что у него есть свои каналы связи с Генсеком. Заявлял по тому или иному поводу: «Нет вопросов. Как приедете – позвоните мне. Я все устрою».

Нормальными, но не более были наши отношения и после моего возвращения в Союз. И в период работы в Краснодарском крае, и затем в Совмине РСФСР. Он всегда по первой просьбе принимал меня для беседы. Выслушивал информацию, просьбы или предложения. Относился к моим соображениям с доверием, в чем-то помогал, что-то откладывал. Однако особого интереса к делам РСФСР не проявлял.

9 января. Неожиданное сообщение о внеочередном заседании Политбюро. Приехал в Кремль. Собрались в кабинете К.У. Черненко, а не в зале заседаний. Были члены Политбюро и еще несколько человек, по-моему, В.И. Долгих, Б.Н. Пономарев и еще кто-то, то есть не в полном составе.

К.У. Черненко сидел за длинным столом, в торце. Поздоровался не вставая. Затем сказал примерно следующее: «Есть необходимость обсудить положение. В последнее время я много передумал, пережил, вспомнил всю свою жизнь. Многие годы она шла рядом с вами. Но возникают вопросы, решение которых нельзя отложить. Вы прочитали записку Е.И. Чазова? (Ее нам предварительно дали прочесть. Это была короткая, примерно на две трети страницы, записка о состоянии здоровья К.У. Черненко.) Я не могу сам единолично принимать решение. Думал, может, уйти?» Н.А. Тихонов, затем В.В. Гришин, А.А. Громыко подали протестующие реплики: «Зачем торопиться? Надо подлечиться, и все».

Константин Устинович продолжал: «До слез обидно. Так хочется работать. Но пусть скажет Евгений Иванович».

Е.И. Чазов кратко подтвердил, что К.У. Черненко нуждается в отпуске и серьезном лечении. Нужна госпитализация, обследование. О поездке на ПКК в Софию не может быть и речи.

Естественно, что все члены Политбюро высказались за это. Решили, что руководству соцстран надо сообщить все как есть, не вуалировать причину. Объяснить, что в настоящее время К.У. Черненко приехать не может по состоянию здоровья, ему требуется лечение. Что касается Пленума по техническому прогрессу – снять.

Затем обсудили несколько вопросов. А.А. Громыко доложил об итогах встречи с Д. Шульцем. Отметил, что встреча была трудная. «Главный вопрос – СОИ. Это не оборона, а агрессивные действия. Макфарлейн говорит мне: „Мы не собираемся нападать. Поверьте“. Я ему отвечаю: „Почему же вы нам не верите, а мы должны полагаться на вашу совесть? Нужна четкая взаимная договоренность“».

По ранее высказанному предложению Н.А. Тихонова решили подготовку основных направлений на пятилетку завершить к 1 марта, а Пленум провести в апреле. Еще раз подтвердили, что главное внимание надо сосредоточить на подготовке XXVII съезда. Срок его созыва – октябрь, самое позднее – декабрь 1985 г.

Опять заговорил К.У. Черненко: «Главное, что меня радует, это наше единство, сплоченная работа. Ничто не подорвало этого единства. Спасибо за поддержку. Это важно не только для меня, но особенно для страны и внешнего мира. Все оставшиеся силы отдам партии. Буду помогать врачам преодолеть нездоровье».

Заседание продолжалось примерно час. Черненко устал еще больше. Попрощались с ним и разошлись. Осталось тягостное чувство.

Дня через два М.С. Горбачев в беседе вспомнил об этом Политбюро. Говорит, что К.У. Черненко в ЦКБ, ему стало чуть лучше.

12 января, это было в субботу вечером, мне на дачу позвонил Константин Устинович. Говорит трудно, неразборчиво. Поинтересовался, как идут дела, как ликвидируются последствия морозов. Я коротко рассказал. Не дослушав, неожиданно поздравил с Новым годом (может, по старому стилю?), пожелал успехов. Я высказал взаимные пожелания, главное – здоровье. Вот и весь разговор.

22 января был у М.С. Горбачева в ЦК. Обсуждали вопросы зимовки, состояние теплоснабжения. В ряде регионов продолжались сильные морозы. Он рассказал о беседе с К.У. Черненко (его по настоятельной просьбе отпустили из ЦКБ на дачу). «Волнуется, нервничает, что нездоровье угнетает, а дел много. Видимо, его „заводят“, – говорил Михаил Сергеевич, – так ли ведет работу Горбачев в отсутствие Генсека». Говоря мне все это, Горбачев сам нервничал, спрашивал: «Ну что они хотят? (Кто? Неизвестно.) Ведь ты же видишь, как я, да и все мы работаем. Стараемся, чтобы было лучше, ни у кого нет никаких задних мыслей, стремления вырваться вперед и т. д. Главная забота – „жила бы страна родная“». (Это было любимое выражение, кредо Горбачева.)

В начале февраля К.У. Черненко несколько раз появлялся на работе на короткое время. А 7 февраля даже вел заседание Политбюро. На нем подвели итоги соревнования за 1984 г. Рассмотрели ход подготовки к севу. К.У. Черненко распространил записку о сотрудничестве стран СЭВ. Но, по-моему, уже на другой день – опять в ЦКБ.