– Очень утешает.

Сам обед прошел примерно в том же забавном русле, где он бесконечно выражался непонятными метафорами. Блюда были роскошными – Григорий Алексеевич по моей просьбе сам заказал. И, признаюсь честно, ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Но заодно и вспомнила:

– Мне говорили, что у вас какие-то неординарные вкусовые рецепторы – особый талант, который встречается крайне редко!

– Такой, как у меня, вообще больше не встречается, – нескромно ответил он. – Да, этот дар есть.

– А как он выявился? – мне было действительно интересно. – Вы где-то учились на дегустатора? Или это наследственность?

– Вряд ли. Видишь ли, уборщица, я изначально рожден с даром разбираться во всех человеческих грехах. Чревоугодие – только один из них. И я очень удачно придумал, как эту способность монетизировать.

– О-о, ну тогда нам всем повезло, что вы решили зарабатывать именно на чревоугодии, а не на чем-то еще. Раз вы сами упомянули, то не расскажете о своем детстве?

– Ты наглая, но это уже слишком, – упрекнул он неожиданно.

И я смутилась:

– Извините, не думала, что прозвучит неуместно. Я просто на себя примеряю – мне ничего не стоит рассказать о семье или месте, где родилась. Хотите, расскажу?

– Вообще нет.

Такой ответ заставил меня усмехнуться. Зато салат вкусный – не зря сюда выбралась. Он тоже ел, но как-то совсем немного – больше ковырялся вилкой. Фигуру, наверное, бережет. Хотя такую фигуру не грех и поберечь. Просто забавно видеть подобное в исполнении мужчины. Или сыт? Но он до обеда жрал только мой кофе – наверное, очень калорийное мессиво.

И вдруг он зачем-то начал отвечать на вопрос, который я посчитала закрытым:

– Я родился так давно, что вообще не помню те времена.

– Никто не помнит, как он родился, – я едва не рассмеялась. – А «давно» – это лет тридцать назад? Или целых тридцать пять?!

Сарказм прозвучал открыто, и мне действительно было смешно. Он же вдруг тоже улыбнулся – возможно, отреагировал на мою попытку сдержать смех.

– Да. Плюс-минус.

– Спасибо за откровенность, Григорий Алексеевич. Я из этой неформальной беседы узнала о вас столько много ничего нового! Вы всегда скрытный, или это я лезу не в свое дело?

– Я скрытный, и ты лезешь не в свое дело. Но самым наглым представителям рода человеческого это позволительно. Что еще тебя интересует из того, что ты не знала?

Я даже про роскошное рагу позабыла и с улыбкой развела руками. И почему его все так боялись? Он просто выражается странно, но совершенно неагрессивен в ответ на прямолинейность! И, раз позволил, спросила:

– Вы женаты? Вы не носите обручальное кольцо, хотя так все мужчины делают, которые разбираются в человеческих грехах.

Он смотрел на меня пристально, но в глазах без труда читался смех.

– Зачем тебе ответ на этот вопрос? Хочешь стать моей женой, раз смогла стать секретаршей?

– Нет, конечно! – я содрогнулась. – Просто интересно знать, существует ли в мире такая уникальная женщина, которая ждет вас дома.

– Мне тоже интересно знать, существует ли в мире женщина, которая будет ждать меня дома, возвращающегося всегда в сопровождении пяти других женщин.

Я вначале рассмеялась, но осеклась, предположив, что он не шутит:

– Неужели сразу пяти?

– Плюс-минус.

– И всегда разных?!

– Не знаю точно. Я не всегда их запоминаю.

– О-о, – я протянула, но уважительно не получилось. – Чувствую, как жизнь проходит мимо меня.

– Это можно легко изменить. Что ты делаешь сегодня вечером?

Теперь я все-таки расхохоталась – ну шутит же, очевидно! Притом довольно смешно, если успевать распознавать юмор.

– Нет, увольте! Хотя вы уже. Только сегодняшний день осталось доработать.

Он немного наклонился вперед, и мне снова показалось, что мутно-зеленые глаза потемнели. Кстати говоря, ему карий шел бы намного больше. Или вообще ярко-желтый, если не красный. Вот никому бы красный не пошел, а ему – как-то даже легко представилось. Наверное, тип внешности такой необычный, вот подсознание и дорисовывает совсем нестандартные детали.

– Уборщица, а может, ну ее, эту работу? Закажем хорошего вина, останемся здесь и еще поболтаем.

– Заманчиво! – сыронизировала я. – Особенно после ваших признаний, как вы досье на конкурентов собираете. Я вам не конкурент, и досье на меня получится не самым интересным, но иммунная система уже насторожилась. Да и надо же вашу Татьяну научить варить кофе!

– Мою кого?

– Секретаря нового.

– А, конечно. Обязательно научи ее варить кофе, я почему-то сам об этом и не подумал.

Я припомнила Татьяну и ее не слишком приятный взгляд в мою сторону, но обсуждать это в присутствии работодателя, конечно, не собиралась. Потому сказала среднее, что нельзя отнести к неприязни:

– Вам она понравилась на собеседовании? Такая образованная, деловая, стильная. Вообще крутая!

– Вообще крутым в моей фирме буду только я – отныне и во веки веков. Нельзя двум хищникам жить на одной территории. А она не хищница, хотя сама убеждена в обратном. Она просто готова на все. Уже завтра после обеда она залезет под стол и сделает мне минет.

Я вскинула ладонь, прерывая:

– Избавьте меня от таких подробностей, ради бога!

– Ради которого из богов? – он непринужденно улыбался. – Я веду к тому, что по-настоящему сильный человек не готов на все – он делает только то, чего сам хочет, и лишь временно терпит некоторые издержки ради цели. Если уж и есть в моем подчинении зубастая нечисть, так это ты.

– Я?!

– Конечно. Захотела показаться на видеосъемке – показалась. Захотелось стать секретаршей – стала. Надоело – вернулась в уборщицы. Не понравились оскорбления – начала шантажировать и угрожать. Всех вокруг заставила теми же угрозами служить тебе – думаешь, я не знаю, что все отчеты тебе составляли другие?

Я немного смутилась:

– Все было не совсем так, Григорий Алексеевич. Но рада знать, что хотя бы с вашей стороны выглядело так. В действительности-то, это совсем не я заставила всех помогать мне, а вы. Я достаточно тонко намекнула или надо поподробнее?

– Тогда и я тонко намекну: если мы подружимся и продолжим общение, то когда-то ты станешь настоящим монстром. Не то чтобы я мечтал вырастить себе конкурента, но на самом деле я немного скучаю из-за того, что давно не встречал настоящей конкуренции.

– Упаси меня институт! – я отодвинула тарелку. – Григорий Алексеевич, еда здесь прекрасная. Чего нельзя сказать о нашем разговоре.

Он не стал уговаривать и позвал официанта, чтобы принес счет.

– Хорошо, тогда в офис. В конце концов, дела действительно нужно делать по расписанию. Они тогда идут лучше.

Я опомнилась:

– Ой, а можно я на автобусе?

– Зря опасаешься, уборщица. У меня идеальная реакция. Потому если я захочу тебя убить, то сделаю это иным способом – не таким, которому найдутся свидетели.

– Инфарктом? – не удержалась я.

– Не в твоем случае. Или очень небыстро.

– Утешает!

– Утешайся. Из меня вообще плохой утешитель. Но на качестве мармелада это не отражается.

С этим сложно спорить. Он стал вежливым и почти тактичным, но какая-то козлиная сущность все равно наружу лезет. Если это все юмор, то очень черный, не каждому по зубам. С другой стороны, я признала, что разговаривать с ним по-человечески вполне можно и в некотором смысле интересно. Много ли на свете настолько необычных людей? И они должны быть – для внесения в мир потрясений.

Инструктаж для Татьяны возле кофемашины я провела. Но она вообще перестала разговаривать и пыталась прожечь мое плечо презрительным взглядом. А после долгой паузы выдала:

– Я поняла, это зависть! Тебя вышвырнули с должности, но я-то здесь при чем?

– Да он серьезно пьет только такой и очень хвалит! И никакой зависти нет! – чуть было не добавила, что ей тут коллективно все сочувствуют и уж точно никто не мечтает очутиться на ее месте.

Попыталась убедить, но безрезультатно. Потом плюнула и попрощалась. В конце концов, это уже не мои сложности. И если ее завтра случайно доведут до инфаркта – не моя вина, я сделала все возможное.