– Что вы говорите, – я действительно пребывала в приятном оцепенении – все-таки полезно узнать, что наше производство держится не только на преступной деятельности. Только почти сразу и ответ назрел: – А он точно туда наркоту не добавляет? Вот бы и ответ появился, почему покупатели так на его мармеладе сидят. Намного более логичный, чем такой редкий талант.

– Нет, девочка! Мы же тут на производстве все входные ресурсы видим. Это на самом деле продукт высочайшего качества – в кои-то веки в рекламе не врут.

И тут же, в подтверждение своих слов, вынул из кармана мармеладку, стянул с нее фантик и отправил в рот. А потом и мне горсть предложил, на дорожку до офиса. Я есть не стала – не люблю настолько сладкое. Заодно вспомнилась Ирина Ивановна – она вообще незримо стояла за моим плечом все последние дни – она как раз сластена, но пожирала килограммами леденцы совсем от другого производителя. То ли она знала то, чего не знают остальные, то ли это была ее форма молчаливого протеста против диктатуры босса. Я все же склонялась к последнему.

Прекрасным завершением третьего рабочего дня стало возвращение в офис директора, который уезжал на деловую встречу.

– Сделка подписана, уборщица! – оповестил он. – И без интернета! Еще раз благодарю.

Я уже заканчивала свою работу и распечатывала отчет, который мне девчонки из бухгалтерии помогли составить. Не удержалась и спросила:

– Григорий Алексеевич, я очень извиняюсь, но меня просто распирает! Вы ведь не дурак… не в себе немного, но точно не дурак! Неужели до моих советов вам и в голову не приходило, что можно было вести дела по-другому? Ладно, допустим, вам прямо об этом не говорили, но это ж не настолько сложная наука.

– Приходило, – спокойно ответил он. – В самом начале пути. Но тогда я не справился с этой задачей – суть рвалась наружу, а мне нужно было питаться.

– Эм-м… питаться?

– Ну да. Чужой отрицательной энергией. И тогда я нашел способ и собственную суть кормить, и улаживать побочные эффекты. Но уже немного адаптировался. Твоя заслуга, уборщица, в том, что ты мне об этой задаче напомнила. Проси, чего хочешь!

После такого объяснения у меня назрела только одна просьба: «Дорогой Григорий Алексеевич, к психиатру! Немедленно! Это все, о чем я вас прошу!». Эта мысль перекрыла даже желание попросить перестать называть меня уборщицей с таким восторгом, как будто он произносит «достопочтимый канцлер императорского двора». Но произнесла я, вопреки всем разумным доводам, третье:

– Не урезайте сотрудникам зарплату, ради своего же блага. Но и не оскорбляйте их – считайте это тренировкой. Чтобы потом с контрагентами по привычке не сорваться.

– Договорились. И что мне за это будет?

– Вы не перестаете поражать, Григорий Алексеевич. Вы же сами разрешили просить все, чего хочу!

– И я пошел на эту сделку. Теперь твоя очередь. Так длительные отношения и строятся – ты мне, я тебе, ты мне.

Я просто закатила глаза вверх. Может, у него мозжечок с лобными долями местами перепутались? А мне только два дня осталось продержаться.

– Хорошо, – проговорила по слогам. – И чего же вы хотите?

– Пойдем в мой кабинет. Там хорошая звукоизоляция, если дверь закроем.

– Зачем? – испугалась я. Интересно, вот тот пункт, что мы потом не имеем права подавать иск о моральном ущербе, подразумевает и сексуальные домогательства?

– Я буду на тебя орать, а ты просто потерпишь. Полчаса, не больше. Но с непривычки меня может и разорвать на тысячу черных бесов. Москва не сразу строилась, как говорится.

– А-а, вон вы о чем… Кажется, я даже начинаю понимать вашу больную логику. Дурной для меня знак. Тогда давайте завтра, я беруши куплю. И орите потом, я все равно вас не услышу.

– Нет, так дело не пойдет, уборщица. Ты должна реагировать. Совсем прекрасно будет, если разревешься или захочешь выпрыгнуть в окно. Я не позволю тебе убиться, ведь очень тебя ценю.

Я уже закончила с документами, сложила аккуратно на край стола и направилась к шкафу, чтобы достать свою куртку. И отвечала уже устало, ощущая себя пациентом в той же самой палате:

– Я бы с удовольствием, Григорий Алексеевич, но нафиг не надо. Вам бы в людях разбираться так же, как в сортах мармелада. В общем, я пойду. А у вас, как я поняла, в проститутках много знакомых водится – накиньте сто семьдесят процентов к тарифу и орите, сколько влезет. Думаю, они и разревутся, если очень надо.

– Гениально, – выдохнул он. – Я обычно проституток по другому назначению использовал, но почему бы и не расширить их функции?

– Вы меня только про то назначение не просвещайте, я вас умоляю. Я хоть и совершеннолетняя, но не настолько, чтобы всего вас мысленно объять. В общем, я пойду, до завтра и хорошего вечера!

– Подвезти, уборщица? Я уже года два как научился водить машину.

Предложение меня удивило до смеха:

– Спасибо, не надо. Там внизу целая компания мужчин с тем же желанием. Буду выбирать по выражению лица и марке авто, хотя ни черта не смыслю в марках авто.

– О, ты пользуешься такой популярностью? – он зачем-то шагал со мной рядом уже по коридору.

– С некоторых пор, – неопределенно ответила я. Но потом зачем-то добавила, припомнив, как он пытался меня уязвить: – Не все мою оболочку считают невзрачной!

– Вообще-то, я не удивлен. Ты невзрачна, но обладаешь такой черной душой, что в хитрости даже мне можешь советы давать. Мужчины обычно на подсознательном уровне выбирают таких стерв.

– Я стерва? – немного притормозила от возмущения. – Или вы все-таки решили меня вне кабинета достать без всякой звукоизоляции? Так не выйдет! Я, знаете ли, тоже за словом в карман не полезу – и могу вас такими нижнетагильскими матами покрыть, что вам мой кофе пенкой от латте покажется!

Он придержал меня за локоть и немного наклонился. У него, кстати говоря, глаза мутно-зеленые – какого-то неопределенного оттенка, но сейчас они будто слегка потемнели – странный визуальный эффект, возможно, от освещения.

– Уборщица, а по какому тарифу ты сможешь поработать проституткой, на которую можно поорать? Кажется, ты идеальна.

Это было уже слишком! Я выдернула локоть и зашипела на него, не сдерживая ярости. Вот только про маты я немного преувеличила, потому и слова подбирались плохо:

– Послушайте вы! Выбирайте выражения! Я вам не шлюха! Вы сами шлюха, раз всех такими же считаете!

– Спасибо, этот свой грех даже отрицать не могу. Еще претензии?

– Да пошли вы! В… анальное отверстие! И поглубже! И вообще, на абстрактном фаллосе я вертела все ваши оскорбления, ясно? Я провела многократный коитус с вашей матерью, хотя это технически невозможно! – сама услышала, как нелепо это звучит, и расстроилась: – Ох, блин, никогда не думала, что мама-филолог и папа-краевед такую дурную наследственность мне передадут – даже высказаться нормально не умею!

– Да нет, отлично прозвучало, оригинально, – одобрил босс.

– Тогда до завтра, – смиренно повторила я. – И не надо за мной идти, умоляю. А то мне перед вами не стыдно, а перед самой собой – очень.

Третий день отбывки в дурдоме закончился не на самой позитивной ноте, но я радовалась тому, что закончился. О, сколько нам открытий чудных готовят еще два дня, я уже даже предполагать боюсь.

И вдруг все тревоги закончились. Вот на полном серьезе. Григорий Алексеевич превратился в какого-то тактичного джентльмена, от которого я ждала подвоха – но так его и не дождалась. Он абсолютно спокойно выдавал распоряжения, не сыпал оскорблениями и с остальными сотрудниками демонстрировал чудеса переобучения. На фоне того, что он согласился пока не снижать рабочим оклады, это выглядело прорывом. И я не без оснований вписывала этот прорыв в свои заслуги. Плохо то, что не без оснований и все работники вписали это в мои заслуги. Орден мне не предложили, но я и сама не дура – понимала, что так просто меня без ордена не отпустят.

Потому и требовала отчета теперь с Маргариты Семеновны: