Бежала Иванушка, бежала и опомнилась только через пару часов, когда логово ЗГ уж скрылось за г(оризонтом). Осмотрелась тут Иванушка – глядь, а везде деревья да кусты в землю понатыканы, ветки с тех деревьев в разны стороны торчат, а на ветках – листья да иголки приворочены. «Джунгли» – смекнула Иванушка и только сейчас заметила в своих руках странный предмет, видимо, захваченный ею из логова ЗГ. Долго брела Иванушка по лесу, сжимая в руке непонятный предмет. Неизвестно, чём бы все это кончилось, если бы я вам не раcсказал. К счастью, я человек незлой, а это, согласитесь, лучше, чем злой нечеловек. Итак, шла Иванушка, шла, никого не трогала, кроме предмета, как вдруг из-за можжевёловых кустов выскочил Серый Волк Зубами-Щёлк! «Акела промахнулся!» – радостно закричал чей-то голос за кустами. «Что-то здесь запахло падалью,» – грустно констатировал другой. За кустами послышалась весёлая возня, после чего оттуда действительно запахло падалью.

Голова Волка, украшенная красной шапочкой, была вымазана пирожками с капустой. Волк сыто оскалился, и изо рта появилась добродушная физиономия в доспехах. Конечно, каждый десятый на месте Иванушки растерялся бы, а каждый двадцатый, несомненно, впал бы в какую-нибудь панику, но Иванушка и до пяти считать не умела и поэтому, ничуть не смутившись, спросила:

– Вы случайно не подскажите, как пройти на зюйд-зюйд-вест?

У Волка аж рот от удивления раскрылся… Тут-то и выскочили оттуда целыми и невредимыми следующие слова: «Ой ты, гой еси, богатырь невиданный, доселе неслыханный! Да не быть мне славным Добрыней Никитичем, коль скажу тебе, проклятому бледнолицему, как пройти-проехать до родного Зюйда, до родного Зюйда-Зюйда да Вестовича!»

Настало время Иванушки удивляться. Но то ли Иванушка сценарий не читала, то ли забыла чего с перепугу, или, как она рассказывала потом, просто решила поколдовать на сон грядущий, так или иначе – стукнулась Иванушка оземь, и ударилась, надо сказать, пресильно, отчего сознание потеряла и нашла его только на третий день, месяца через два.

…Очнулась она в палатах каменных, без единого гвоздя сколоченных, а вокруг стоит толпа уполномоченных и смотрит на неё, как на статую. Посмотрела вокруг Иванушка, видит – место вроде незнакомое, и ползёт по потолку насекомое, на муху Це-Це похожее. Закричала тут от ужаса Иванушка (мухой этою была с детства пугана), и от крика дикого этого разбежалася толпа та во все стороны. Выходил тут из-за угла добрый молодец, и давай с этой мухою сражатися, не на жизнь, а насмерть тапком бил её, да ужален был… Засыпая, он говорил таки слова, обращая их к Иванушке: «%$ ^%$ $%^@!!!»…

– %$ ^%$ $%^@!!! – кричала добродушная морда в доспехах, тормаша Иванушку.

Иванушка медленно приходила в себя. Перед глазами не спеша сфокусировалась морда в доспехах. Избитый Волк валялся поодаль. На его шее болталсь табличка: «Я промахнулся. По законам Джунгашвили, я – мёртвый волк.» Физиономия в доспехах озадаченно всматривалась в туманный Иванушкин взор. «Да, – заключила она, – без искусственного дыхания не обойтись…»

«Шлем-то сними,» – хотела было сказать Иванушка, но сильный удар по голове надолго нарушил её планы…

…Искусственное дыхание не помогало, а непонятно откуда взявшаяся, вмятина на шлеме мешала снять его и установить, где же у этого странного типа находится сердце, подлежащее массажу. Оставаться у этих, до отвратительности можжевёловых, кустов тоже становилось опасно: мухи Це-Це, привлечённые табличкой на волчьей шее, уже начинали затмевать солнце, а в потёмках эти твари могли быть способны на всё что угодно, даже на оказание первой помощи.

Физиономия в доспехах подхватила Иванушку и потащила прочь. Только сейчас она заметила странный предмет, сжимаемый Иванушкой в руке, видимо, захваченный последней из логова Змея Горыныча.

Шли Иванушка с физиономией, не останавливаясь, тридцать дней и три ночи. И вот, как означенный период кончился, оглядели они окрестности: ни одной птицы на триста миль не слышно, ни одого дерева на триста лье не видно – лишь одни пески да барханы, куда не плюнь, виднеются. Вразумели наши смышлёные, что попали в жуткий лес – заколдованный, и что не выбраться им из места того окаянного, коль на месте они стоять будут, как вкопанные.

Овладеваемые страшною паникой и инстинктами неведомыми толкаемые, стали Иванушка с мордою на помощь звать. Раз позвали – не услышал никто. Два позвали – опять никто не услышал. Позвали на помощь в третий раз – та же фигня приключилася.

Сдали нервы тут у Иванушки, и как схватит она морду за шиворот:

– Ты куда, Сусанин-сан, нас завёл, терминатор ты недоплавленный?!

А, надо сказать, что морда эта была рыцарем, но не простым, какие на улице встречаются, а – золотым. И говорит он, значит, рыбьим голосом:

– Отпусти меня, Иванушка, пожалуйста, на все три стороны. А за это я исполню три твоих желания!

Раскрыла Иванушка свои объятья молодецкие, расцепила руки немощные, да и задумалась думою великою. Как очухался рыцарь, поправился:

– Но я, правда, всего лишь позолочённый, потому над побочными эффектами ещё не властен. Вон тут давеча один кадр ковёр-самолёт и скатерть-самобранку просил… Так она, как обед состряпает, с места тут же резко срывается и летит в соседнюю Персию. Говорят, там её оливье пребольшим успехом пользуется…

– Хочу, – перебила его тут Иванушка, – перманентный анабиоз систем жизненно-важных с межатомной опциональной релаксацией!

– А не молодо ль ты выглядишь, рОдная?! – невольно вырвалось у позолоченного рыцаря.

– Ну да, а я чё сказала?! – изумилась Иванушка. – Ну, дык, вечную молодость мне, а то не успею я остальные желания понапридумывать…

– Да ты что ж себе это думаешь? – замахал рыцарь волшебной палицей. – А ну, давай быстро загадывай остальные желания, меня дети ждут, поди, малые! Совсем малые – ещё не рождённые!

Пожалела Иванушка позолоченного и сказала, что ей первое в голову стукнуло:

– Желаю, – говорит, – себе всего хорошего, счастья в личной жизни, успехов на работе, в учёбе, а также – здоровья и хорошего настроения!

– Хммм… – почесал рыцарь меж больших пальцев ног в задумчивости. – Я, конечно, попробую, но за последствия отвечать отказываюсь. Ну, а третье желание какое будет?

Серпантином Иванушкины извилины скорчились.

– Знаменитой хочу быть! – просияла вдруг. – Чтобы сказки про меня люди складывали, и детЯм на ночь рассказывали…

Ничего не сказал в ответ рыцарь Иванушке, замахал только резво волшебной палицей. Видно, что-то у него не сработало, потому как начал он в воздухе растворяться медленно, на прощание рукой вверх-вниз делая. Виноватым взором глядел он на Иванушку и перед тем, как сгинуть напрочь в воздухе, прокричал ей зычным голосом:

– …но помни, в полночь ты превратишься в тыкву!..

Пригорюнилась слегка Иванушка – не любила она тыкву особенно, но заметила тут в руке своей предмет загадочный, из логова Змея Горыныча ею, видимо, захваченный.

Но, нак всегда, не уделив этому никакого внимания, побрела она по дюнам, вяло перебирая ногами по слегка зыбучим пескам…

Так и шла бы Иванушка прямо по пустыне, если бы никуда не сворачивала, но то ли левая нога у неё была длинее, чем короче, то ли правая, как левая, но так или иначе очень скоро поняла Иванушка, что ходит она по огромному, величиной c два-пи-ар, кругу. Отчаившись и потеряв всякую надежду, Иванушка потеряла всякую надежду и отчаилась. Она поискала глазами место, где бы Иванушке-тыкве было лучше всего и, не найдя такового, улеглась около небольшого миража оазиса…

А жили в тех краях старик со старухой. И не было у них маленьких андроидов. Зато были рыболовные снасти. Каждое утро брала старуха снасти и отправлялась на поиски моря. Старик же оставался присматривать за хозяйством, из которго у пожилой пары были лишь разбитое корыто, покосившаяся на него землянка, ну и, конечно, рыболовные снасти. К вечеру, не солоно хлебавшая старуха приходила домой и бранилась на чем свет стоял. Свет стоял на китах, слонах и черепахах, но это не мешало старухе выражаться совсем другими словами.