– Как насчет того, чтоб нам сесть в одну байдарку, а? – спросил Бобби.

– Ладно. А как ты думаешь, куда мы доберемся сегодня к вечеру?

– Понятия не имею, – сказал я. – Доплывем, куда доплывется. Все зависит от течения и от того, много ли будет попадаться нам таких мест, где придется вылезать из байдарок и тащить их руками. Все говорят, да и на картах это есть, что где-то там, ниже по реке, ущелье. И если честно, то меня это немного беспокоит. Но пока об этом думать рано.

Мы с Бобби забрались в байдарку и оттолкнулись от берега. И я тут же понял, что мне предстоят трудные испытания. Я и сам был не в очень хорошей форме, а Бобби стал пыхтеть и задыхаться после первых же сотен метров. У него совсем отсутствовала координация движений, и байдарка превратилась в неустойчивое, нервное суденышко, которое, казалось, было полно решимости делать все не так, как следует, и избавиться от своих ездоков. С Дрю, спокойным и серьезным, хорошо удерживающим баланс своим весом, все было иначе. Теперь я был уверен, что Льюиса Бобби бесил своей неповоротливостью. И чувствовал, что пройдет немного времени – и со мной случится то же самое.

– Осторожно, – сказал я, – поспокойнее. Ты напрягаешься слишком сильно. Нам нужно только держаться ровно, чтоб лодка не повернулась поперек течения. Вовсе не нужно выкладываться. Пускай река нас несет сама. Не мешай ей.

– Но она тащит нас слишком медленно! Я хочу побыстрее отсюда выбраться! Блядская река, и все остальное вместе с ней!

– Ну-ну, не надо так. Все идет не так уж плохо.

– Неплохо? Всю ночь меня жрали эти ебаные комары. Я весь искусан! От этого блядского спанья на земле у меня начинается простуда, ебись оно все в рот! Мне хочется чего-нибудь вкусненького. И не какого-нибудь там сраного джема!

– Греби поосторожнее, увереннее, и мы доплывем, куда надо... и когда надо. Мы доберемся на место... ну, тогда, когда доберемся. Могу тебя уверить, твоя простуда не уменьшится, если мы перевернемся и ты плюхнешься в воду.

– Да пошло оно все в жопу! – сказал Бобби. – Мне хочется поскорее отсюда выбраться. И лес этот вокруг мне остоебенил! Надоело срать под кустиком. Этим пускай индейцы занимаются.

Через некоторое время он немного успокоился и стал грести ровнее; его сердитый красный затылок побледнел. Река несла нас, и нам приходилось лишь изредка помогать ей веслами. Но я считал, что, учитывая нервозность Бобби и неудачное распределение груза в лодке, до вечера нам предоставится достаточно возможностей перевернуться, особенно если нам попадутся мелкие участки со множеством камней на дне. Под весом Бобби и наших вещей – а Бобби был на килограмм двадцать пять тяжелее, чем все наше барахло и я, вместе взятые, – лодка слишком глубоко сидела в воде. Она оказалась перегруженной после того, как место Дрю занял Бобби. Надо было часть груза переложить в другую байдарку. Я просигналил Льюису, который с Дрю плыл за нами, чтобы он пристал к берегу. Вскоре наши лодки покачивались рядом у берега. Мы вылезли из лодок и привязали их к кустам.

– Становится жарко, – сказал Льюис.

– Как в несмазанных петлях на двери, – отозвался я.

– А ты видел ту большую змею? На поваленном дереве.

– Нет. А где?

– Ты проплыл подней, где-то мили полторы выше по течению. Помнишь ствол старого дуба, который торчал над водой? Ты проплыл прямо под ним. Она лежала, свернувшись на развилке ветвей. Я заметил ее только когда ты уже был прямо под ней – она как раз подняла голову. Я не хотел кричать – не дай Бог потревожить! Я почти уверен – это была мокасиновая змея. Говорят, они иногда прыгают вот с таких деревьев в лодки.

– Ну ни хуя себе! – воскликнул Бобби. – Только этих блядских змей нам и не хватало!

– Ага, – сказал Льюис, – воображаю, что было бы, если бы она свалилась к вам в лодку.

– Льюис, ты не мог бы забрать кое-что из вещей в свою байдарку? – спросил я. – Из-за лишнего груза мы слишком глубоко сидим в воде, и байдарка стала очень неповоротливой.

– Конечно. Тащи всю нашу кухню и постели. Это распределит груз приблизительно поровну. И можешь нам подкинуть половину пива – из того, что осталось.

– С удовольствием! Сегодня так жарко, все время будет мучить жажда. А пивко прекрасно прохлаждает.

– Но почему обязательно пиво? – сказал Льюис, расстегивая рубашку. – Я окунусь.

Я перенес спальные мешки, матрасы, пиво, примус, кастрюли, сковородки и тарелки в байдарку Льюиса. Льюис, раздевшись, уже плыл в реке, высоко выбрасывая руки и демонстрируя свою могучую спину – он был похож на Джонни Вайсмюллера в старых фильмах о Тарзане. Льюис плавал так же хорошо, как делал и все остальное, легко преодолевал сопротивление течения. Когда он вернулся к берегу, его глаза сверкали от удовольствия и приятных усилий, затраченных на плавание; из воды торчала только его голова. Я стянул свой комбинезон и нырнул в воду. За мной тут же последовал Дрю.

Вода оказалась очень холодной, будто в ней только что растаял снег или лед. Но она была замечательно чистой, подвижной, так что казалось живой; при каждом взмахе руки она разбивалась как стекло, но потом сходилась снова как ни в чем не бывало. Я заплыл достаточно далеко от берега и почувствовал, как меня тянет течение. Подумал о том, что я бы с радостью прекратил сопротивляться ему, – я уже давно устал от всякой человеческой деятельности, от всяких усилий, особенно от моих собственных, – и позволил бы течению утащить меня, живого или мертвого, неважно куда. Но я поплыл назад к берегу, преодолевая мягкое, но настойчивое сопротивление. Подплыв к берегу, я остановился рядом с Льюисом, который стоял в воде по пояс. Вода плескалась вокруг него и расходилась рябью. Я рассматривал Льюиса, которого никогда раньше не видел полностью обнаженным.

Льюис не напрасно посвятил своему телу много лет. И когда он взглянул на меня, он увидел в моих глазах восхищение. Я никогда не видел раньше такого тела, даже на фотографиях культуристов, которые почему-то все кажутся небольшого роста, а их мускулы гипертрофированными. Рост Льюиса же был не меньше ста восьмидесяти пяти сантиметров, и весил он, я думаю, около девяноста килограммов; мускулы, пропорционально и гармонично развитые, плотно облегали его, а когда он совершал какое-нибудь движение, под кожей проступали вены. Он весь казался сложенным из отлично прилаженных друг к другу красно-коричневых кусков плоти, опутанных голубой проволокой. Вены проступали даже на его животе, и страшно было подумать, сколько приседаний и других соответствующих упражнений ему пришлось сделать, чтобы добиться таких результатов.

Он положил руку мне на плечо и пальцами взъерошил густые волосы, которые на спине у меня подступали прямо к плечам.

– Ну, что скажешь, Горилла Болгани?

– Мне казатся, Талзан говолить один, а думать длугой, – ответил я. – Мне казатся, Господин джунглей такой хитлый, как и Змей Гистах. Мне казатся, нам никогда не выблаться из лесу. Он пливодить нас сюда, чтобы основать новое цалство.

– Вот именно, – сказал Бобби, сидевший на берегу. – Царство Змей. К нам подплыл Дрю и стал на дно рядом с нами:

– Отличная водичка! Просто отличная! Никогда в жизни чувствовал себя так хорошо! Вода действительно освежает. Лучше и не опишешь это – освежает. Теперь я готов работать веслами хоть целый день. Бобби, ты тоже окунись.

– Нет уж, спасибо. Когда вы будете готовы, я и наш второй толстячок усядемся в байдарочку и поплывем себе. И будет она везти мытого и немытого.

Бобби сидел скрючившись, прижав колени к груди. Казалось, ему холодно только от того, что он смотрит на нас, покрытых гусиной кожей, и пытается сохранить тепло своего тела. Мои соски посинели и сжались, а мышцы живота стали подергиваться от холода, который взбирался из воды вверх по телу. Я вылез на берег и натянул свои комбинезон, еще влажный от пота. Голове было свежо и прохладно, а тело тут же нагрелось, и мне захотелось поскорее плыть на байдарке дальше, пока я снова не стал таять от жары.