Как я относился к тому, что вождь описался, я тщательно скрывал и то, что он приказал долго жить, мне было совершенно все равно, а ребята страдали и все страдали в стране от мала до велика. И они имели на это право. Это было их право, а у меня было свое право.

  И вдруг в моей солдатской жизни произошли существенные перемены: я был вызван к замполиту Бородавицыну на беседу. Он меня усадил напротив и как бы облегченно сказал:

  - Хоть вы и носитесь со своим истерическим материализмом, но особым рвением на нашей батарее не отличаетесь. Носите катушку и не больше. Я лично ожидал от вас большего.

  - Я не виноват, что мне не дают никаких поручений, а рваться к пульту насильно я не могу. Там есть толковые ребята, которые прекрасно справляются с настоящим боевым заданием: следят за движениями самолетов в ночное время. Я собирался предложить книжную передвижку, а то солдаты скучают от безделья. Можно ведь договориться с любой библиотекой, и они выдадут любую книгу по заявке. Это помогло бы и уставы учить.

  - Может и пошло бы, не спорю, но уже поздно. Тут такая ситуация, что мы вас должны отчислить из нашего дружного коллефтива. Хотите учиться?

  - Я что-нибудь натворил, товарищ капитан, я ведь могу исправиться. А что касается учебы, то я уже учился, но толку от этого мало - ответил я. - Теперь я убедился в том, что не самая лучшая жизнь в армии. Постоянная муштра, подъемы даже в ночное время, а после криков и срочного одевания, даже когда объявят отбой, заснуть трудно. А в шесть утра снова подъем. Как вы, офицеры, всю жизнь отдаете службе в вооруженных силах, - мне просто не понятно.

  - Надо кому-то служить, - примирительно сказал Бородавицын. - Кто Родину будет защищать от империализма? Защита Родины - это священный долг каждого советского человека. Вы зря ссылаетесь на трудности. Вы думаете, вам одному трудно? Всем трудно. Надо к этому привыкнуть и все будет в порядке. На гражданке тоже будет вам несладко, вспомните меня.

  - Ну, если с этой точки зрения, то все понятно.

  - Без "ну", товарищ ефрейтор. Сейчас мы вам подготовим необходимые бумаги, отправитесь в штаб Белорусского военного округа. Там вас ждут, - добавил командир КП (командный пункт) капитан Самошкин, который вошел в кабинет своего зама по полит части. Он был более добродушен и как бы гордился, что его солдата забирают в штаб армии.

  - Должен сказать, что вы родились в рубашке. Мало кому удается попасть в штаб армии.

  - Кто ждет меня там, как я об этом узнаю? - уточнил я.

  - Спрашивайте майора Амосова, а он вас определит. Там будут и ваши сослуживцы по полковой школе. Тогда вам не всем присвоили звание сержанта, не было должностей свободных, но, видите, про вас курсантов все равно не забывает командование. А вы говорите: служить тяжело. Есть еще вопросы?

  - Все понятно, товарищ капитан. Нет больше вопросов. Благодарю за доверие.

  - Так держать.

  - Есть так держать. Служу Советскому союзу!

   Эта новость горячей волной полоснула с ног до головы. Документы уже лежали на столе у командира батареи Самошкина, он крепко пожал мне руку и пожелал успешной службы в штабе армии.

  Тщательно спрятав документы в боковой нагрудный карман гимнастерки и свои вещички, я пошагал по едва заметной тропинке в сторону штаба Белорусского военного округа. Я шел налегке, будучи уверен, что тут же вернусь и скажу Бородавицыну: не подошел.

   Штаб БВО оказался недалеко. На проходной я оставил свой вещ-мешок, и я бойко поднялся на второй этаж к майору Амосову.

  На втором этаже мелькали офицеры от майора до полковника, а я растерялся, не знал, как быть: надо было держать руку у головного убора постоянно, не опуская ее, а я решил не прикладывать руку вообще к головному убору.

  ˗ Генерал˗ ефрейтор, что ж ты не приветствуешь полковника? Накостыляю в следующий раз, - пригрозил незнакомый мне полковник и дружелюбно раз улыбался. - Ну, ладно, а то растерялся, я вижу: скоро заплачешь. Здесь брат одни полковники, руку надо все время держать у виска, не отпуская.

  ˗ Товарищ плутковник, здравия желаю и служу советскому союзу, ˗ выпалил я, чувствуя, как у меня дрожат колени.

  Полковник погрозил мне пальцем и пошагал дальше.

  У двери майора я приготовился: постучал, сдал рапорт, вытянулся в дугу как кишка, не опуская руки в ожидании приказания.

  - Вольно, - сказал Амосов. - Вы будете служить при штабе армии, но сначала мы вас отправим в Крупки, это сто километров от Минска, там пройдете трехмесячную учебу и вернетесь сюда. Мы тут организуем метеостанцию. Посидите пока в красном уголке, почитайте газеты. Подойдут еще ребята, выпускники вашей полковой школы, а также капитан Рыжаченко, ваш командир и преподаватель в одном лице и увезет вас всех в Крупки. Вы хотите служить в штабе армии?

  - Я хочу служить в штабе, благодарю за доверие, а вдруг я в штабе армии, стану генералом...

  - Вы уже генерал, - засмеялся добродушный майор Амосов. - Ефрейтор и генерал, почти одно и то же. Кстати Гитлер был ефрейтором.

  - А Сталин?

  - Товарищ Сталин? Он родился генералиссимусом, запомните это ефрейтор Славский, и никогда не подвергайте эту истину сомнению.

  - Никак нет, вернее: так точно. Никогда не сомневаться в этом не буду. Разрешите идти!

  - Идите.

  - Есть!

   В красном уголке перелистывал газеты, но в голове светилась будущая служба среди офицеров штаба Белорусского военного округа, где, наверное, находится и сам генерал Солодовников, тот, что приезжал с проверкой в полковую школу и вымазал нос грязью начальнику школы Степаненко. Вот увидеть бы его этого аристократа в белых перчатках и генеральских погонах. "Наверное, нас пошлют в офицерскую школу и присвоят звание офицера, мне капитана, а то сразу и майора. Тогда я, в офицерской форме, поеду в отпуск, зайду к председателю колхоза, возьму его за грудки и скажу: не смей издеваться над моими родителями, каналья, не то удушу или пристрелю, как собаку. И односельчанам покажусь. Видите ли, у меня нет будущего, потому что я все в книжках сидел, а мои сверстники уже на работу устроились. Да кем, в качестве кого? Да они колхозными сторожами работают, а колхозный сторож-это большой человек. И на Поляну я пойду к этой мадьярке, что на пианино играет. Она специально для меня божественную мелодию исполнила, когда я молоко продавать приносил. Я в щечку ее непременно поцелую. Она..., у нее пухленькая, розовая щечка, как спелый помидор".