- Ну, как дела? - спросил он, останавливаясь. - Долго вас мучили?

  - Где?

  - Полковник Фролов сказал нам, что увозит вас в штаб дивизии на промывку мозгов, - сказал Самошкин.

  - А это.., нет, не очень долго я там находился, но я немного прогулялся по городу. Это моя слабость. Когда служил в штабе БВО, мог каждый день уходить в город, привык уже, разболтался, как говорят в армии.

  - Почему вы не поладили с неким капитаном Узилевским? - спросил Самошкин.

  - По-моему, евреи меня просто не переносят, считают меня антисемитом, хотя я далеко не антисемит.

  - Потерпите немного. Я думаю, мы пересмотрим позицию в отношении вас, и будем отпускать в город, а, возможно, и в школу. Вы только со Слободаном не конфликтуйте.

  - Спасибо, товарищ капитан, постараюсь.

  В следующее воскресение Лида приехала на свидание гораздо раньше назначенного срока. На ней было недорогое белое платьице, стянутое в талии пояском, с небольшим разрезом на груди. В летних туфельках на низком каблуке она шагала твердо и устойчиво держалась на ногах. Светлые волосы волной ложились на ее округленные покатые плечи. Шея длинная белая, лицо немного матовое с едва заметным румянцем на щеках с ямочками. Живые голубые глаза сверкали и шевелились, как у птицы. У Вити нарастал восторг по мере приближения Лиды, а она, увидев его, почти бежала и протянула к нему руки, точно как в кино.

  - Как долго я вас не видела, кажется, целая вечность прошла, - защебетала она, положив ладонь на грудь в области сердца Вите.

  - Так мы виделись в понедельник, еще и неделя не прошла, - он взял ее руку в свою и они направились вдоль шоссе по направлению к сосновому лесу.

  - Как тяжело любить солдата. Даже если он и любит тебя, он все равно не твой.

  - Почему, Лида?

  - Потому что...,- она тряхнула головой. - Я не люблю разлучаться.

  Она достала из своей сумочки две шоколадные конфеты и протянула одну мне.

  - Угощайтесь. Меня угостили, так я спрятала, подумала: вдвоем съедим. Одна кушать не стала.

  - Спасибо, Лида, ты очень заботливая девушка. Угощать конфетами это моя обязанность, но, когда я окончу школу, а потом институт и стану много зарабатывать, я буду приносить тебе конфеты каждый день.

  - Это так долго ждать? Да я старухой стану к этому времени. Это же почти десять лет. Не огорчайте меня.

  - Лида, моя прелестная девочка, я вижу по твоему лицу, как ты счастлива и причиной тому, в какой-то мере являюсь и я. Ты хрупкий цветочек в моей руке и если я уроню этот цветок и наступлю на него, что с ним будет?

  - Не разводите философию. Мне все равно, что со мной будет. Слышите? все равно. Мы живем один раз.

  - Но у тебя еще все впереди...и потом, то, что мы вместе, это так здорово, правда? что нам еще нужно? Семья для нас это наша гибель, пойми ты это.

  - У меня, что на уме, то на языке. Я говорю то, что думаю сейчас, сию минуту. Это не значит, что поступлю так, как мне хочется, не такая уж я глупая. Но мне так хочется счастья. Я где-то читала, что человек создан для счастья, как птица для полета. А этого счастья нет, значит, вранье все это. Вранье, вранье, вранье!

   У самого края леса лежало старое поваленное сосновое бревно, с которого давным-давно сошла кора. Возле бревна утоптанная площадка, видно было, что на бревне сидели и не один раз. Солнце во второй половине дня сильнее обогревало как раз ту, западную часть леса, и побуревшая поверхность бревна была не только сухой, но и очень теплой.

  - Садись! - предложил я, взяв ее за руки выше локтей, чтобы она могла подпрыгнуть, поскольку бревно лежало высоко.

  - Я не хочу сидеть, я сижу на работе, - запротестовала Лида. - У меня уже одно место болит от сиденья.

  Она повернулась спиной ко мне и застыла как мраморная статуя. Я обнял ее, прижался к ее покатым плечам и, пропустив руки под локотки, ухватился за два тугих, еще не вполне сформировавшиеся шары, зажав их ладонями. Она вздрогнула, потом захохотала, радостным, раскатистым смехом и тихонько сказала:

  - Щекотно.

  Над ветвистым сосновым лесом, от которого исходил пьянящий запах, пролетели две черные птицы, крича и переговариваясь.

  - Я тоже сейчас полечу! - сказала Лида, и пошла кружиться, распрямляя руки. Она кружилась, сошла с утоптанной площадки, запуталась, споткнулась и упала в траву. Снова раздался ее звонкий смех с переливами, но она тут же вскочила как серна, когда почувствует опасность, и тут же извлекла расческу, чтоб поправить взъерошенные волосы.

  - Я сейчас вернусь.

  Она углубилась в лес и долго не возвращалась. Я не шел за нею следом, думая, что ей просто надо уединиться. Прошло примерно десять минут. Я забеспокоился и стал звать ее по имени. Никто не откликался. Он спрыгнул с бревна и пошел вглубь леса, зная, что она, шалунья, прячется. Мои предположения очень скоро оправдались: Лида спряталась за ствол сосны, и когда он проходил мимо дерева, прыгнула на меня как кошка.

  Я повернулся, подхватил ее на руки и стал кружиться, так как это он делал с ней два года тому назад. Тогда она верещала и даже пыталась царапаться, а сейчас она замерла в великом блаженстве, немного закинув голову назад.

  - Кружится голова?

  - Да, да! У меня все время теперь голова кружится! Отпустите меня, я уже тяжелая. Пойдем, посидим у нашего бревна, оно такое теплое!

  Лида извлекла из сумки пилку для ногтей и острым концом нацарапала буквы Л+ В.