Все это осозналось за какие-то пару секунд, а потом я увидел, как из-за возвышенности, перед спуском к озеру, выскочили несколько человек. Довольно замысловато одетых. Кто в форме, сильно напоминающей старую, еще Российской империи, кто вообще по гражданке. Но «гражданка» тоже с претензией – там и косоворотки присутствовали, и какие-то головные уборы, при взгляде на которые почему что вспоминалось слово «картуз».
Выскочившие бежали к озеру и, не сбавляя скорости, влетели в воду. Все это происходило метрах в пятидесяти справа, и я разинув рот наблюдал, как бегуны, высоко задирая ноги и поднимая фонтаны брызг, стремятся уйти подальше от берега. Но они не успели, так как из-за холмика появились всадники и начали активно отстреливать бегущих. Стреляли из винтовок, быстро передергивая затворы после каждого выстрела. Закончилось все буквально после второго залпа, так как пеших было пятеро, а всадников восемь. И стреляли они довольно метко. А после того, как противники ушли под воду, внимание конников переключилось на меня. Ну а чего бы ему не переключиться? Больше никого рядом не видно, а тут я торчу как перст, по колено в воде. Да еще и в чем мать родила. Но думаю, именно из-за общей обнаженности меня и не шлепнули сразу. Заинтриговал их столь необычный натюрморт. Всадники направились ко мне, а я со все большим удивлением начал понимать, что лицезрею самых обыкновенных казаков. Все было в комплекте – кони, лампасы, шашки, чубы, фуражки.
Подъехав ближе, один из них, с погонами младшего сержанта (или как там у них это называется?), хрипло произнес:
– Эй, старый! А ну, ходь сюды!
Ну да. Старый это я. Голова-то у меня бритая, зато бородка и усы седые. Да и внешнее состояние… В общем, как сказала Сатихаарли – общий износ организма на полторы тысячи лет… И тут вдруг я застыл. Блин! А что если тот сон и не сон вовсе? Ведь я сюда каким-то образом из пустыни попал? Казаки опять-таки… Но мысли ворочались необычайно тяжело, да и не до раздумий было, потому что сержант повысил голос:
– Ты там оглох?
Пришлось идти. Быстро не получилось, потому что тело ощущалось как не свое. Как будто я себя всего от макушки до пяток отлежал. Подошел почти вплотную, разглядывая всадников и ощущая тяжелый дух лошадиного пота. А их главный спросил:
– Кто таков? Чегой-то тут делаешь?
И вот тут случилась засада. Я, в общем, был готов хоть что-то ответить, но вместо членораздельной речи смог только промычать:
– Эуаун. Ы-ы-ы.
– Чо?
Сержант был удивлен, и я попытался исправить положение:
– У! У! Ы-ы-п! Ва-ва-ух!
М-да… Исправить ничего не получилось. При этом даже на испуг пробило – что же такого в башке испортилось, что я говорить разучился? Но и испуг был какой-то вялый. Ё-мое! Вот полное впечатление складывается, что меня всего наркотой или обезболивающими накачали. Так может, и все окружающее это глюки? Не… какие глюки бывают, я знаю. И происходящее на эти глюки не походит совсем. Тем временем выяснилось, что мое мычание может даже на пользу пойти, так как один из казаков предположил:
– Можа то юродивый? Али контуженый.
Влез второй:
– Не должон. С пушек-то сегодня не били. В сабли комиссаров взяли.
Подключился третий:
– А вот второго дня батарейные их хорошо приложили.
Первый презрительно сплюнул:
– Агась… Это ж аж под Ресвой было. И он оттеля как есть, голяком притопал.
В конце концов, немного поспорив, чубатые решили, что юродивый я или контуженый, пусть более подкованные в этом люди разбираются, после чего погнали меня куда-то за холм. Идти было колко. Я на каждом шаге подпрыгивал, шипел и пытался причитать. Но вместо причитаний из меня вылетали лишь какие-то неудобоваримые звуки. Зато зоркий младший урядник (это я подслушал, как к сержанту другие обращались) заметил:
– Ха! Гля, как скачет. Похоже, ентот фрукт завсегда в обувке ходил. Нема у него привычки к земле. Так шо вряд ли юродивый… ну да нехай. Контрразведка и не таких разъясняла…
Вот ведь зараза, и не объяснишь ничего! Да я уже особо и не пытался. Доставят к контрикам, а там видно будет. Не получится языком сказать, так напишу. Блин! А вдруг я и писать разучился? Под эти невеселые мысли меня доставили до телеги, на которой восседал престарелый казак. А на самой телеге была навалена какая-то старая обувь, представленная сапогами да ботинками. Свисали брезентовые ленты, похожие на обмотки и, судя по всему, таковыми и являющиеся. А также шинели, гимнастерки, шаровары и пиджаки. Невзирая на обстановку, я даже восхитился хозяйственности станичников. Это ведь они трупы сегодняшние ободрали до исподнего. Вон, водитель телеги поинтересовался судьбой убежавших и, узнав, что те утопли и их не стали вытаскивать, только огорченно махнул рукой.
Потом урядник, показывая на меня, что-то прошептал старому. Тот остро оглядел пленника, а потом определил место на телеге. При этом, покопавшись в глубине тряпья, кинул мне какой-то старый мешок:
– Накось. Мудя прикрой. К людям поедем. Там бабы с ребятишками, а тут ты весь такой красивый… И гляди мне – начнешь шутковать, кишки выпущу.
С этими словами казак извлек из голенища грязноватого сапога небольшой, но хищно выглядевший нож, ловко крутанул его между пальцами и спрятал обратно.
– Ы-ы! Оуым. Иыык.
Это я пояснил, что шутить совсем не собираюсь, но мне нужна некоторая помощь с его стороны. Тот не понял. Я стал показывать жестами. В конце концов до станичника дошло, и, забрав у меня мешок, он своим угрожающим ножиком ловко прорезал в гнилой мешковине три отверстия. Для головы и для рук. Во! Совсем другое дело! Я тут уже подмерзать потихоньку начал. Хотя вот что удивительно. Снега не видно, но явно либо ранняя весна, либо поздняя осень. Деревья и кусты без листьев. И температура совсем чуть-чуть в плюс. Я голый. Но при этом особого дискомфорта не испытывал. Да тут любой бы уже околел, а мне хоть бы хны! Или это уже привет от Сатихаарли начал действовать?
В общем, напялив на себя мешок (который, словно школьное платьице первоклассницы, целомудренно прикрыл коленки), я стал походить на сильно потасканного Рэмбо из первой части. Не хватало только штанов и повязки на голове. С другой стороны, хрен бы с ней с этой повязкой. Пригревшись среди шмоток и продираясь сквозь тяжело ворочающиеся мысли, стал обдумывать, что вообще произошло и почему меня это так мало волнует? Жил себе не тужил до 2018 года. И вдруг, после сна, оказался черт знает где и непонятно в каком времени. Ну, по времени можно определиться. Казаки, комиссары, контрразведка. В вилке от семнадцатого до двадцать второго года. Вопрос «где?» тоже понятен – территория Российской империи. Судя по погоде, нахожусь где-то на юге. Ставрополь. Ростов. Новороссия. Малороссия. В общем, где-то в этом районе, плюс-минус лапоть по карте. Остается вопрос – «как?». Как это все могло приключиться? Сколько ни ломал голову, у меня только одна гипотеза осталась – сон.
То есть сон был вовсе не сном. И ванна та не ванна, а какой-то сложный прибор, оставшийся от пришельцев или какой-то забытой древней цивилизации. Хотя сдается мне, пришельцы и древние цивилизации, могущие создавать подобные механизмы, – это одно и то же. Я в этом уверен, так как для этого есть все основания. Что за основания? Находки разные и очень интересные. Правда, не мною найденные, а коллегами из других фирм.
У конторы, в которой я имел честь трудиться, был несколько иной профиль. Мы в основном презренный металл искали или то, что может стоить действительно хороших денег. Уточняю – не затертые одиночные монетки и не сплющенные позеленевшие самовары, а именно полноценные клады. По всему миру. С серьезной работой в архивах и с не менее серьезной подготовкой. Вот на этом я свой первый зеленый лям сделал. Почти без всяких нарушений закона и с выплатой всех положенных налогов. Последние шесть лет сие и было моим главным увлечением. А до этого…
Ну, много чего разного было. А что вы хотели от детдомовца с русским именем Артем, странным отчеством Владленович и интригующей фамилией Чур. Так как я был подкидышем, то имя досталось от нянечки (спасибо тебе, вменяемая, добрая женщина), отчество от завхоза (спился и умер до того, как я начал что-то соображать), а фамилия от заведующей (которая на тот момент как на грех фанатела от всего древнеславянского). Воспитанником я был проблемным и в первый раз сделал ноги из учреждения в десять лет. Ненадолго. Потом бегал чаще и дольше. Самая большая эпопея – это полгода жизни в забайкальском поселке (зато там научился хорошо ездить на лошади, да и настрелялся вволю) и три летних месяца с выездным цирком-шапито. В цирке, правда, прижился совсем неофициально, но зато знаний почерпнул – мама не горюй!
