Васин, пожав плечами, полез в кабину, а механик принялся крутить винт. Самолет сказал: чих-пых-пых пых. Чих-чих-чих-чих-чих-чих-пых-пых-пых. Я поднял руку:
– Достаточно. Открывайте.
Так, посмотрим. Угу. Двигатель звездообразный. Судя по радиатору – водяного охлаждения. Присутствует лейба, на которой написано «Salmson» и мощность – 150 лошадок. Даже карбюратор есть. Аж целых две штуки. Блин… Помню, мне как-то говорили, что на таких самолетах карбюраторов не было. Получается, что ошибались. Так… так… Ну, где-то понятно. Сначала проверил свечу. Искра была. Подача горючего? Вроде есть, но как-то неуверенно. Осмотрел шланг и проволочный хомут. Механик, тершийся тут же и подающий инструменты, проинформировал:
– Шланг не забит. Я его сразу почистил.
– Все равно снимай. Чудес не бывает.
И чуть позже, продавливая и сгибая топливный шланг, победно улыбаясь, сказал:
– Ну вот. Видите – трещина. Так-то она не видна, но если прижать, то видно. Отсюда воздух подсасывает. А когда двигатель пытается завестись, идет деформация и трещина расходится еще больше. Надо герметизировать.
Сказано – сделано. В ожидании высыхания герметика (судя по запаху – на касторовом масле) гостеприимный поручик нас сводил на обед. Потом попробовали результат трудов. Правда, механик говорил, что герметик застынет только к завтрашнему дню, но я, с высоты своего инженерства, лишь демонстративно хмыкнул. Так-то маслопуп прав, но не зря же я еще и прорезиненной материей место трещины обмотал. Поэтому сейчас рассчитывал, что какое-то время шланг продержится.
Движок схватился почти сразу и ровно затарахтел. Поручик счастливо улыбался из кабины. А вот когда он, погоняв двигатель на разных режимах, заглушил свою тарахтелку и, спустившись на землю, двинул ко мне со словами благодарности, я приступил к охмуряжу. Выслушав слова, воспевающие мой инженерный талант, спросил у Васина:
– Господин поручик, вы же, прежде чем лететь на какие-то свои задания, все равно должны испытать качество ремонта над аэродромом?
Пилот кивнул. Тут я (деланно), смущаясь и краснея, изложил свою просьбу:
– Понимаете, в чем дело. У меня племянник просто грезит небом. Да и сам я, признаться, тоже… Столько лет рядом с авиацией, но ни разу не поднимался в воздух. Не могли бы вы взять нас в этот испытательный полет с собой?
Тут все строилось на тонком расчете. Я ему только что починил средство передвижения. Он только что рассыпался в благодарностях. И вот так сразу отказать? Понятно, что «не положено», но начальства нет, и он сейчас здесь самый главный. Также общая лихость и раздолбайство летчиков сыграли свою роль. Тем более я не просил катать нас по одному, а сказал, что мы и вдвоем отлично в задней кабине поместимся. В общем, уговорил. Был снят пулемет (для облегчения веса), студенту была выдана кожаная куртка, вместо его крестьянского облачения (чтобы не замерз), и мы залезли в кабину. «Сидор» Бурцева остался демонстративно валяться на земле. Там все равно, кроме вина, консервов и плитки шоколада, почти ничего не было. Зато свой я умудрился незаметно сунуть под ноги. У меня там сало и патроны. Самый стратегически необходимый продукт. Ну и мыльно-рыльные, куда же без них.
Когда устроились, Васин спросил о готовности, после чего самолет, подпрыгивая на мелких кочках, начал разбег. Толчки становились все реже – и вот мы уже в воздухе. Сделав круг над аэродромом, аэроплан набрал высоту, и поручик в переговорную трубку стал пояснять, что находится под нами. Я его послушал, а потом сделал предложение, которого он сначала не понял, а потом резко отказался. Но пистолетный ствол несколько угомонил скандалиста. Да и как возражать, если он свое оружие даже достать толком не может, не говоря о повороте ствола в нашу сторону? Его угрозу, что он направит самолет в землю, я парировал тем, что сам умею пилотировать. Шлепну пилота, переберусь в кабину, выкину труп и улечу. Тут я отчаянно блефовал, но поручик-то про это не догадывался.
Тем более что и просил немногого. Просто в течение часа лететь на север. Там высадить нас, сев на любую дорогу, и улететь обратно. Всё! Я даже не претендую на его тарахтелку! И никакой я вовсе не шпион! Где он видел шпионов, которые могут чинить аэропланы? Я инженер, но на поезде ехать не хочу, потому что в поезде нас и ограбили! И ограбил именно патруль! Что значит – «не верю»? А на хрена мне это придумывать? Отвели в пустой тамбур и там чуть не прирезали. Пришлось на ходу из вагона выпрыгивать, благо паровоз не быстро ехал. Да и высаживать он нас будет на территории, контролируемой Добровольческой армией. Так что чей я тогда шпион? Короче – убедил оппонента.
Тем более что действительно не требовал от него лететь к красным или до последней капли горючего. Васин сам, за обедом, рассказывал, что его «Антара», он же «Анасаль», может в воздухе два с половиной часа находиться. Заправлен самолет под пробку. Так что час туда. Час обратно. Еще и запас остается. А за час мы километров на сто двадцать – сто тридцать улететь сможем.
В общем, так и получилось. Я ориентировался по солнцу (чтобы летун нас не туда не завез), но поручик летел приблизительно на север. Потом благополучно сели на какой-то проплешине, невдалеке от дороги. На саму дорогу мы бы не поместились – деревья мешали. Васин к этому времени уже перестал плеваться ядом, и мы, предварительно высыпав патроны из его револьвера, вернули ему оружие и даже помогли развернуть самолет (чтобы мог взлететь по своим следам). Правда, на вопрос: «А где мы сейчас находимся?» пилот лишь пожал плечами, ответив, что в этих местах не бывал и сказать ничего не может. А потом, как тот Карлсон, газанул и улетел.
Проводив глазами удаляющийся «Анасаль», я повернулся к приходящему в себя Бурцеву:
– Ну что, студент. Почти полпути пролетели. Летун про то, что произошло, скорее всего, молчать будет. Невыгодно ему о нас рассказывать. На аэродроме, скажет, что просто высадил нас на соседней станции и всё. А даже если и начнет болтать, то пусть его. Мы, считай, в другом государстве сейчас находимся. Так что можно не опасаться. Меня вот только сильно смущает твоя стильная одежда…
Договорить я не успел, так как Серега неожиданно набычился и, плотнее запахнувшись в куртку, твердо прервал:
– Кожанку не выброшу!
Глядя в его шальные глаза, со все еще летящими к глубине зрачков облаками, я только сплюнул. Пацан! Первый раз в жизни прокатился на аэроплане. Даже не обрыгался при этом. А тут еще досталась заветная мечта всей молодежи – настоящая летная кожаная куртка. Да он сейчас на расстрел готов пойти, лишь бы в этом прикиде. Романтик хренов!
Так что, цыкнув зубом, успокоил взволновавшегося попутчика:
– Никто твою прелесть выкидывать не собирается. Надо будет просто прикупить тебе какую-нибудь хламиду в ближайшей деревне. Куртку же до времени в мешок спрячем. А то ты сейчас смотришься то ли как заблудившийся комиссар, то ли как самокатчик без мотора. И вообще – харэ болтать. Нам еще топать и топать. Так что двинули.
Ну, мы и пошли. Старались двигаться не по дороге, так как Бурцев в своем поскрипывающем одеянии выглядел довольно вызывающе. От этого я несколько бздел и старался не попадать никому на глаза. Ближе к сумеркам подуспокоился и стал присматривать место для ночлега. Дорога в результате моих метаний осталась где-то далеко в стороне, и мы топали по какому-то совсем уж проселку. При этом я рассчитывал, что рано или поздно он нас должен вывести к жилью. В принципе, так и вышло. Небо еще было светлым, когда мы подошли к мелкому хуторку. Дом. Большой сарай (или это овин называется?). Два сарая поменьше. Забора не было. Странно, что живности никакой не видно. Или хозяева всех кур в птичник уже загнали?
Подойдя ближе к хате, я громко сказал:
– Добрый вечер! Ау! Хозяева есть дома?
Пару секунд была тишина, потом в доме что-то уронили (густой бас выматерился), и в открывшейся двери появился бородатый мужик. Какое-то время он оглядывал нас, оглядывал округу, после чего, сплюнув, спросил:
