Свою часть операции я почти выполнил: рядом со мной сидела слегка смущенная женщина из Соединенных Штатов. Первая американка на моем пути.
— Меня зовут Юджин, — представился я с улыбкой.
— А меня Эвелин, — повернула она ко мне голову. Ее глаза по-прежнему скрывали темные очки.
— А глаза у Эвелин серые? — Мне хотелось, чтобы она сняла очки.
— Почему вы так решили? — усмехнулась она, показав мне свои красивые зубы.
— Ваше имя требует серых глаз, — выдал я ей экспромт.
Она засмеялась и сказала:
— Очевидно, вы специалист по женским именам и глазам. Ваша теория оправдывается на моем лице. — Она сняла очки, и я увидел обрамленные мелкими морщинками красивые темно-карие глаза, слегка вытянутые на восточный манер.
— Я не сдаюсь, потому что вы не подходите под мою теорию.
— Отчего же? — продолжая улыбаться, возразила она.
— Имя, похоже, латиноамериканское, глаза креолки — какая уж тут теория. Но красивое сочетание имени и глаз — факт неоспоримый.
Она хотела надеть очки, но я запротестовал:
— Пожалуйста, не надевайте очки, нельзя прятать такую красоту. Это то же самое, что надеть паранджу на восточную красавицу.
Конечно, уши у нее, как и у наших женщин, приспособлены для лапши — только успевай нанизывать про красивые глаза, изумительные губы, тонкий изящный вкус и умение одеваться. А фигура… на фигуре можно сделать целый моральный капитал. Про ее грудь, плоскую и неказистую, я ничего не сказал, да, собственно, когда ничего нет, то и сказать нечего. Зад у нее был под стать грудям, а точнее, его не было. Она выглядела плоской, как гладильная доска, без выступов. Но Родина прикажет, партия прикажет — не откажусь ублажить старушку американского континента. Чего стоит России пофакать Америку? Тем более что по части женщин у меня был затяжной пост, и, если бы не Зинуля Блюдина, добрая душа, пожалевшая сиротку, не знаю, как бы прожил это время. Она даже в постели проявила самопожертвование и принялась сватать мне свою подружку, обещала даже ее развод с мужем. Но когда у нас с Надей дело дошло до того, что нам бы следовало себя проверить, попробовать, как мы подходим друг другу в кровати, она сразу, словно целомудренная десятиклассница, заявила: до ЗАГСа — ни-ни-ни! После ЗАГСа будет поздно проверять, но вот такая она. Пару раз поцеловались затяжным вариантом, так она чуть не задохнулась — у нее нос заложило. А так все при бабе: и молодость, и фигура. Комплименты ей не нужны, сама все знает и видит в зеркало. Но, очевидно, того, что она не видит в зеркало, ей как раз и не хватает — мозгами надо хоть чуть-чуть шевелить. Мы же за границей, и притом несколько месяцев. Если она с мужем не спит, а меня откладывает на после ЗАГСа в Союзе, на хрена мне такая любовь. Лучше уж с Эвелинкой переспать — двойная польза: и для ГРУ, и для меня лично.
А тем временем мы выехали на набережную, и я прижал газ.
— Юджин! — воскликнула мадам. — Мне же в американское посольство! Я могу опоздать на работу.
— Хорошо, что вы сказали, а я грешным делом поехал к посольству Акитома-Томб. Так вы из Юнайтед Стейтс оф Америка? Очень приятно. А я потомок южно-африканских буров. У меня даже клеймо на макушке. Вот, попробуйте.
Эвелин пощупала макушку и с серьезным видом, слегка нахмурившись, неуверенно сказала:
— Я что-то не нахожу клейма.
— Вы неправильно ищете. Дайте вашу ладошку. — Я взял ее узкую холеную — видно, тут много работает массажистка и косметика — ладонь и медленно провел ею сначала от макушки до затылка, а потом от макушки до лба.
Она выдернула ладонь, поняв, что я ее дурачу, и весело рассмеялась.
— Ты всегда такой? Хитрый и коварный?
— Только по четвергам и пятницам. Я глава фирмы «Хорошее настроение». Создаю людям прямо с утра хорошее настроение. Это эксплуататорская ловкость: при хорошем настроении с утра человек способен на тридцать процентов лучше работать. Так что Америке сегодня повезло, Эвелин на тридцать процентов выполнит работу лучше, чем вчера.
Я сознательно проскочил улицу, ведущую к американскому посольству. Она меня остановила и показала, как туда проехать.
— Почему бы мне не создать вам хорошее настроение сегодня вечером? У меня для этого есть кое-какие атрибуты, и я могу их прихватить.
— Я не люблю никуда ходить. Мне нравится дома.
Господи, подумал я, какое совпадение, я тоже не люблю никуда ходить, особенно если поблизости вьется Бардизи.
— Ваши слова я понял как приглашение, — ухватился я за появившуюся возможность пойти на сближение. Мы уже были у самого посольства, я замедлил ход машины. — Я приеду за вами сюда.
— Нет! В восемь я вас жду. — Она сказала мне номер квартиры, и мы распрощались до вечера. Сейчас главное было в том, чтобы авария состоялась. Если аварии не было, положение у меня пиковое.
Визгун ждал меня дома. Он сварил кофе. Перед ним стояла рюмка коньяку. Шеф кайфовал. Его глаза уставились на меня и спрашивали: «Ну, как там Америка?»
— Сегодня я приглашен в гости в восемь вечера, — сообщил я ему и увидел, как радостно блеснули его глаза.
— Надо подумать, что бы такое с ней организовать, — заметил шеф.
Я сразу вспомнил американского журналиста с проституткой и «голубым». Неужели он может и с ней проделать что-нибудь подобное, подумал я, холодея. Разведка — грязное дело. Нет, люди в ней есть грязные. А вслух сказал:
— Подождите, не гоните лошадей. Курочка в гнезде, яичко в попе, а вы уже масло кинули на сковородку. Дайте ей втянуться.
Вечер, который мы провели с Эвелин, был прекрасным. Она играла на пианино и пела американские народные песни. Я слушал и восхищался ею без притворства. Теперь мне стало понятно ее стремление оставаться вечерами дома. У нее было любимое занятие — музыка. Я это понял чуть не с первых минут появления в ее квартире. Много раз в тот вечер я целовал ее руки, длинные, тонкие, красивые пальцы, которые извлекали из инструмента волшебные звуки.
— Я хотела стать актрисой. Даже ездила в Голливуд. Но мной не заинтересовался ни один режиссер.
Я бы тоже тебя не взял ни на одну роль, подумал я. Ни спереди ничего, ни сзади, а зритель хочет сексапильных. Чтобы зад, как у Менсфильд, а груди, как у Монро. Зритель деньги платит за товар и хочет получить этот товар, хотя бы на полотне.
Потом Эвелин включила магнитофон, то ли Хампердинк, то ли Том Джонс заползли своими прекрасными голосами и очаровательной мелодией в наши души. Эвелин пила мало, и я не мог ее принудить. Это не наша российская мадам, которая может пить с тобой наравне и еще увернуться от тебя, хотя сама будет сгорать от сексуальных желаний. Но я понял, что на Эвелин музыка действует, пожалуй, даже сильнее, чем алкоголь. Она расслабилась. Я прижал ее к груди, и она вся затрепетала. Автоматически я чуть было не полез искать у нее грудь, но вовремя остановился и ограничился тем, что страстно ее поцеловал. Сексу, как и музыке, она отдавалась вся, безраздельно. Единственно, чего она не хотела, это чтобы я видел ее раздетой. Ей было где-то около полусотни лет, а она все еще стеснялась своей неполноценной фигуры.
В половом отношении она была ненасытна. После второго раза я стал засыпать, но она не позволила мне этого сделать.
— Ты же пришел сюда не спать! — шептала она горячими губами. Эвелин умело возбуждала меня. Она делала со мной что ей хотелось. Опыт у нее был большой, и страсти хватило почти на всю ночь. Только на рассвете, истомленная и счастливая, она положила мне голову на живот и заснула. Я тоже мгновенно отключился. Задание Главного разведывательного управления я выполнил. На этом моя функция кончается.
Субботним вечером следующего дня я уверенно шел к Эвелин. В руке у меня были цветы, в другой я держал коробку конфет. Визгун просил развития отношений с американкой. Он хотел, чтобы она влюбилась в меня. Я возразил ему, что это длительный процесс, могут вмешаться какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, которые сломают так хорошо начатую игру.
