Конь, фырча, упал на бок и легко вскочил на ноги, сзади кто-то заливисто хохотал. Обойдя коня, увидела крепкого, высокого мужчину с седыми, как у Перуна, волосами. Он был очень на него похож, только повыше и поплечистее раза этак в 2. На нем тоже были только брюки, а все мощное тело переливалось мускулами. Сердце мое замерло, я взяла коня за уздечку, потянула, но он идти не хотел, вместо этого преклонил ноги, приглашая покататься.

— Если скинешь, глотку перекушу, — пообещала я животине.

Тот лишь фыркнул, что типа давно понял, с кем имеет дело. Я подошла к коню, перекинула ногу и, удобно утроившись, взялась за уздечку. Конь мягко поднялся и шагом пошел к мужчинам, я расправила плечи и старалась держаться свободно, мысленно поблагодарив Тарха и за уроки верховой езды. Конь вдруг побежал и замахал крыльями.

— Эй, куда! Куда! Стоять, я сказала!

Конь встал, как вкопанный.

— То есть идти, идти, но не лететь. Не лететь, ясно?

Конь пошел рысцой, мужчина, все еще смеясь, схватил его за поводья.

— Учись, как надо коников-то укрощать, Радька! Тридцать лет круги выписывал, а бабушка твоя вон за минуту справилась.

Бабушка? Ух ты! Значит, этот парень — Радогаст, старший сын Коли-Коляды и жены его Рады-Радуницы.

Я перекинула ногу и спрыгнула на землю, но оказалась прямо в крепких, сильных руках дедушки.

— Ну, здравствуй, внученька, перуница Доротея бесстрашная, — улыбнулся он, ласково заглядывая в глаза.

— Здрав буди, дедушка, — улыбнулась я, обнимая Сварога.

— Ну, веди теперь уж коника в конюшню, никого, кроме тебя, он не послушает теперь.

— Послушает, — улыбнулась я, усиливая ардонийский зов на коня, — он же у нас хороший, послушный мальчик, он будет слушаться того, кому я его подарю.

Я подвела коня к Радогасту и передала поводья.

— Держи. Послушнее и вернее друга теперь не найдешь.

— Спасибо! — поклонился мне счастливый парень.

Лихо вскочил на коня и почти тут же взмыл вверх.

— Дитя дитем, — покачал головой Сварог, — пойдем со мной, внученька, за подарочком.

Сварог открыл переход, просто махнув рукой, мы шагнули в него и в следующее мгновение оказались в легендарной кузнице Сварога. Перед огромной печью стояла огромная наковальня, к ней были привалены исполинский молот и щипцы. Сварог подошел к наковальне, взял с нее меч и поднес ко мне.

— Вот, держи, воительница, прими с благодарностью нашей за спасение Азгарда. Мы обязательно вернемся туда однажды. Благодаря тебе.

— Спасибо, дедушка, — поклонилась я.

Я взяла меч, в руке сидел, как влитой, был легкий, под силу мне даже в человеческой ипостаси.

— Ты не смотри, что легкий-то, в сталь булатную, как по маслу, войдет. Зашит из энергии, ты изменишься — он за тобой. Если с ним заниматься, тренироваться усердно, с любовью, с уважением, он сильнее день ото дня станет, часть твоей энергии вбирая, а как час настанет, всю ее тебе до капельки отдаст. Ты в тени его своей прячь, как будет нужно, он сам в твою руку и ляжет.

— Как это в тени, дедушка?

— Да неужто же не обучил тебя Перун тенью-то пользоваться? Это зря он, зря, — покачал головой Сварог. — Ну-ка, пойдем со мной на солнышко, покажу.

Мы вышли из кузницы, Сварог вывел меня на травку под солнышко, так, чтоб тень хорошо была видна.

— Твоя тень — это твой собственный тонкий мир, ты его видишь на Мидгарде хорошо, когда внутренним зрением смотришь, там они разграничены, здесь едины, всмотрись в свою тень, раздвинь ее, как молнию на сумочке, просунь в нее руку.

Я всмотрелась, сосредоточилась, тень вдруг начала переливаться, словно из воды состояла. Я протянула к ней руку, погрузила туда, прохладно стало. Выдернула. Интересно-то как. Вспомнились слова из фильма про иных — выйти из сумрака! Я улыбнулась.

— Теперь дай мечу своему имя доброе, хорошее, что на сердце, любое, хоть в честь кошки, хоть в честь дочки, но чтоб привязана ты к нему по теплому была, и не говори никому его никогда.

Я задумалась, на ум пришло кое-что забавное, на мой взгляд, я улыбнулась и нарекла меч Златкой. Ослепительно сверкавший на солнце серебром, но отливавший золотом, он вдруг нагрелся в моих руках и сверкнул ярко-голубым светом…

— Отлично имя принял, искренне назвала, от сердца. Теперь погрузи его в свою тень.

Я просунула руку в тень, она действительно раздвигалась, словно сумочка, легко и послушно.

— Отпускай, отпускай туда, не бойся! — улыбнулся дед.

Меч практически сам выпрыгнул из моих рук в тень.

— Он тебя, кстати, и от недоброго будет хранить, если кто подойдет к тебе с мыслью недоброю, сразу жар почувствуешь от него. А теперь руку подставь под него и позови его по имени, только не вслух.

Позвала, меч тут же в руке оказался.

— Ну вот, умница, — улыбнулся Сварог, — попробуй еще.

Попробовала. Покрутилась с ним, покружилась, отрабатывая удары, меч был почти невесомый, хоть танцуй с ним.

— Ай, хороша, ай, хороша, — улыбнулся Сварог, — тренируйся с ним как можно чаще, чем больше накопишь, тем больше он потом тебе отдаст. На Антлане меч, конечно, отродясь в руках императрицы не бывал, но все же постарайся.

— Не бывал, так теперь будет.

К нам шел Перун.

— Она еще весь чертог Велесов жизни научит, не то что Антлань.

В руках Перуна появился меч, и он напал на меня. Пришлось обороняться. Бил в полную силу, не жалея.

— Нападай, не робей. Враг не заробеет, а голову, таким мечом отрубленную, даже ящерица чистокровная не отрастит.

Пришлось нападать. Как умела.

— Плохо, очень плохо, — констатировал отец, в третий раз давая возможность подняться. — Лично гонять, как Сидорову козу, буду каждый вечер! Расслабилась, видишь ли!

— Да полно вам, идемте к столу уж, — услышала я женский голос.

Рядом со Сварогом стояла высокая худенькая женщина с доброй, приветливой улыбкой. На вид она была лет на 60 максимум, морщинки у глаз — вот и все, что выдавало ее возраст.

— Идем, мамочка, — улыбнулся Перун.

Я вышла вперед и преклонилась перед женщиной, целуя руку.

— Здрава буди, Лада-матушка.

— Здравствуй, Дорушка, здравствуй, внученька.

Меня подняли с колен и прижали к себе.

— Ласточка ты наша вешняя.

В глазах у доброй женщины отчего-то стояли слезы.

— А вот и вся честная компания, — улыбнулся Перун.

К нам шла мама и вела детей и папу.

Встреча была теплой и радостной.

Нас проводили в дом, усадили за стол. Я любовалась неповторимым очарованием деревянного терема, было ощущение, что я в сказке про Марью-царевну. Все так чисто, просто и красиво. Вместо стульев — скамьи, вместо люстр — свечи повсюду, резные комоды и трюмо, полочки, огромная русская печка с чугунками и ухватами, люлька, прикрепленная к потолку, и гамак, который сразу оккупировали младшие дети. Лада принесла им коробку с деревянными игрушками, и дети с интересом увлеклись изучением.

Мама с папой получили официальное благословление на брак от родителей, чему были очень рады.

— А где же твое обручальное колечко, Дорушка? — спросил Сварог.

— Люций снял, — буркнула я, не поднимая глаз.

— Ну ладно, не беда, новое сделаем.

— Так без надобности уже, — вздохнула я.

— Да разве? — усмехнулась бабушка. — Что ж ты здесь тогда не с Люцием?

— А кто вам сказал, что я к нему пойду? Да я из принципа никогда ему не дам! Теперь особенно, учитывая наши близкородственные связи в этом воплощении.

— Похвальная позиция, конечно, — констатировала бабушка, прокашлявшись.

— А кольцо его где? — встрепенулся Перун.

— Он вчера его снял ментально во сне.

— Ты сегодня же ты немедленно возвращаешься на Антлань! — взревел Перун.

— К мужу не вернусь!

— Твое дело! У него много планет, пригодных для жизни. Но из его чертогов ни ногой больше! И Велесу нужно помочь выкурить соглядатаев Люция, это можешь сделать только ты. Не Велесу должна, не Анту — Илье, он вслед за ним на трон однажды сядет.