Как выживали рыбаки в период агонии, когда из обещанной зарплаты их семьи на берегу получали лишь мелкие авансы? Да очень просто. Рыба в умелых руках не ловилась меньше, но сдавалась обычно половина вылова. Другая, из лучших видов добытой в море продукции, пряталась и продавалась лично, путь и дешевле, но в свой карман. Покупателей в таких сделках было в избытке. Воровство не имеет оправдания ни при каких обстоятельствах. Просто время было смутное, а выжить и вернуться к семьям надо было. Не всем удалось удачно вернуться домой хоть и без денег, но живыми, некоторые отчаявшиеся моряки остались в Африке, превратившись в портовых парий.

Средний рыболовный траулер кормовик обслуживали семеро русских офицеров рыболовного флота и десять матросов-йеменцев. Судно уже имело довольно приличный стаж работы в тропической зоне и выглядело подобающе. Борта с полинявшей, а местами и с полностью слезшей краской и ржавчиной, днище в ракушках, промытая донельзя палуба, заедающие механизмы, неработающая спасательная шлюпка и просроченные плоты. На этом корыте предстояло год работать в условиях адской сорокоградусной жары, спать в каюте без кондиционеров и вылавливать каракатицу в прибрежных водах дружественного тогда еще Йемена.

Судно стояло в Мукале – втором по величине порту Южного Йемена. Поэтому с аэропорта нас повезли на маленьком автобусе практически через всю страну по грунтовой, местами покрытой асфальтом, дороге через пересохшие русла рек в окружении знойных гор без растительности и бескрайних равнин песка. Воды не хватало. Губы пересохли, хотелось пить. Поэтому, когда потянуло ветерком, все пооткрывали окна, чтобы как-то освежиться. Напрасно. Ветерок очень уж быстро перерос в бурю, подняв груды песка, и закружил его, закрывая небо. Окна закрыли быстро, но песка наглотались при этом изрядно. Главная беда была, однако, не в том, что песок проник внутрь автобуса. Замело дорогу. Шофер-араб что-то говорил по-своему, наши ругались матом, но куда ехать, никто не понимал, все вокруг заволокло песчаным туманом. К тому же ехать стало невозможно, песок спеленал колеса.

Рыбаки – народ бывалый, и никто сдаваться не собирался, к тому же в начале годового контракта. Решили откапываться двойками. Закутавшись в какие-то тряпки, отгребали колеса руками. Менялись через десять минут. Тщетно.

Буря стихла через час как-то сразу. Улетела. Через двадцать минут и мы двинулись дальше, ориентируясь на проход между гор, видневшийся далеко впереди. Радости в глазах сменяемого экипажа мы тогда не увидели, не произвел впечатления и рассказ о дорожном приключении. Усталость, злость и какая-то отрешенность смотрели на нас из глаз отработавших свой годовой контракт моряков. Единственный совет новичкам был – это намочить простыни, чтобы уснуть в духоте кают в условиях полного безветрия знойной сорокоградусной ночи. Утром они уехали.

Адаптировались быстро. Смазали механизмы, отремонтировали шлюпку, наладили питание. Все оказались профи в своем деле, а главное – кок был знатный. Когда вкусно и сытно поешь, никакая работа не страшна, все в руках спорится.

Кроме матросов с йеменской стороны были два штурмана, причем старпом – старший над местными – как-то говорил по-русски. Хотя наши ребята тоже общались в процессе работы. Помню, как рефмеханик объяснил матросу, какую часть трубы надо покрасить, даже отметил рисками. Как результат – труба была отпилена в соответствии с указаниями четко по рискам.

Я в рубке иногда общался со старпомом – старался выучить арабский разговорный, да и вообще, было интересно в то время пограничного занавеса услышать голос из другого мира.

– Салем, я никак не пойму, зачем повстанец влетел на грузовике на базу и взорвался. Ведь он сам погиб, а результата не получилось. Бессмысленная смерть.

– Юрий, он погиб не напрасно. Это наш вид борьбы. Мы не имеем такого вооружения, как наши враги, но сдаваться никто не будет. Мы будем бороться, как можем, и враг будет повержен, а в войне всегда есть потери и жертвы.

Это было странное и неожиданное для меня объяснение тогда, в восьмидесятых годах двадцатого века. В следующем веке такой вид борьбы стал уже нормой, а затем и перерос в разряд преступлений против человечности.

– Салем, когда разворачиваешь судно, отворачивай его в сторону от берега, в море, а не на берег, – это уже капитан учил старпома правилам мореходства.

– Ты когда моешься, то сначала голову моешь, потом ноги.

– Да, капитан.

– Так какого тогда ты сначала красишь палубу, а потом надстройку?

Вечером выхожу на палубу, услышав какую-то возню. Капитан стоит на крышке трюма – это на высоте около метра над палубой, а вокруг ходит злой тралмастер со свайкой.

– Это каким надо быть идиотом, чтобы трижды рвать трал на одном и том же месте? Далее тирада полностью из редко употребляемых даже на флоте слов.

Нервы на жаре были напряжены у всех, и тогда стал понятен тот злой взгляд встретившего нас экипажа. Наверное, и мы тоже были не особо любезны, когда через год нашей работы нас приехали менять коллеги.

– На ночь затыкайте уши ватой, а то муравьи могут забраться, они здесь очень мелкие и шустрые.

Были и другие советы в том же духе.

– При входе в машинное отделение стучите свайкой по ступенькам, чтобы крысы разбегались, а то набросятся, и не входите туда без резиновых сапог.

– Когда крыса на камбузе просто сидит и смотрит на вас с безразличием из какого-нибудь угла, то она сытая, возможно, тараканами наелась и, значит, не будет бросаться и кусать за ноги.

Справятся. Рыбаки – народ закаленный, а у этих еще целый год впереди.

Любые совпадения с реальными

событиями или людьми случайны.

Москва. Россия

Сергей Михайлин сидел за столом директора своего московского банка и думал.

Из архивных досье

Сергей Олегович Михайлин – генерал-лейтенант ФСБ, окончил минское высшее инженерное зенитно-ракетное училище ПВО, в 1993-м академию ФСБ России, в 2003-м Российскую академию государственной службы при Президенте РФ. В середине 1990-х учредил охранное предприятие и банк, работал в Государственной Думе и администрации президента России.

В 2003-м, когда был основан Госнаркоконтроль, был назначен заместителем начальника управления собственной безопасности (УСБ). В 2004-м был заместителем начальника департамента оперативного обеспечения Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН, бывший Госнаркоконтроль).

В 2005-м вышел на пенсию, сосредоточив основное внимание на работе своего банка. Вышел вовремя, потому что имел информацию о готовящемся против него деле следственным комитетом при Генеральной прокуратуре РФ с набором типичных обвинений по 285-й, 286-й, 289-й и 290-й статьям УК РФ:

285-я – злоупотребление должностными полномочиями;

286-я – превышение должностных полномочий;

289-я – незаконное участие в предпринимательской деятельности;

290-я – получение взятки группой лиц в крупном размере.

Александр Сергеевич Любимов – полковник ФСБ, работал в Госнаркоконтроле под личным руководством Михайлина. Вышел на пенсию в 2005-м, после серьезного разговора с шефом. Ему светила по тому же делу, что и Михайлину, 138-я статья УК РФ – нарушение тайны телефонных переговоров с использованием своего служебного положения и спецсредств, но могли сосватать и 283-ю – разглашение гостайны.

Познакомились они еще в Анголе, где проходили службу в 1980-х, причем Любимов тогда был заматташе при Посольстве, а Михайлин – советником при торгпредстве. Занимались алмазами и отслеживали американцев, протянувших свои щупальца к нефти. В результате прогорели оба. Михайлина отозвали в Москву, а Любимова сослали сначала в Гвинею-Бисау, а затем в Мозамбик. Специалистами со знанием португальского языка не разбрасывались в то время.