Но долго активничать ему не дали.

С нашего берега ударили дальнобойные орудия, к ним подключилась бригадная артиллерия, а вслед за шлюпками, из которых уже с ревом высаживался десант, к берегу рванули бронекатера с подкреплением.

Знавшие не понаслышке, что такое «черная смерть», румынские части дрогнули и стали отступать, сначала в месте высадки, а затем и на других участках обороны

Очень скоро в этот массовый, захватывающий все на своем пути поток, оказались вовлечены и более стойкие их союзники – немцы.

Как часто бывает в таких случаях, возникли паника и неразбериха, которые десант тут же обратил в свою пользу.

Захватив первую линию обороны, атакующие рванули дальше, вопя «полундра», расстреливая бегущих из всех видов оружия.

Разведчики чувствовали себя в этом аду как акула в море.

Петька Морозов затесался во вражескую колонну, а затем, резко отскочив в сторону, подорвал противотанковой гранатой головной тягач с пушкой и положил из ППШ расчет, а Дим с Жорой, усиливая эффект, метнули туда еще тройку.

В это же время Вася Перевозчиков с Сашкой Кацнельсоном, вооружив брошенный немцами миномет, накрыли прицельным огнем хвост колонны.

Завершила дело подоспевшая группа десантников, во главе с замполитом бригады подполковником Александровым.

Зажав мечущегося на дороге противника с двух сторон, морпехи посекли его перекрестным огнем в упор из ручных пулеметов и автоматов.

А неразлучная троица уже выныривала в другом месте.

И снова в вызванной их действиями панике, убивала и брала пленных.

Впрочем двоих, не рассчитав сил, Жора сгоряча пришиб насмерть, зато верткий и живой как ртуть Петька, изрядно преуспел в этом деле.

Он захватил десяток фашистов во время боя, а затем подорвал черный «хорьх», из которого вытащил оглушенного полковника, которого вместе с друзьями доставил в штаб, пред светлые очи комбрига.

– Хорошо воюете хлопцы, – довольно крякнул тот. – Я этого не забуду.

Впрочем, не обошлось без потерь. Так всегда бывает в наступлении.

На третьи сутки, у села Байрамча, смертельно ранило подполковника Александрова.

Когда возглавляемый им отряд выкатил на прямую наводку две «сорокапятки» и открыл шрапнельный огонь по скоплению противника, выползший из-за пригорка немецкий бронетранспортер всадил в комиссара очередь из пулемета.

В этот же день погиб и командир разведчиков, Николай Терещенко.

То ли в азарте преследования, то ли по ошибке, разогнавшись на трофейном мотоцикле, капитан буквально влетел в группу отступавших немцев.

И как не спешили к нему на подмогу ребята, все закончилось трагически. Из боя они вынесли уже бездыханное тело.

Серьезное ранение в голову, еще при высадке, получил и сам Дмитрий Вонлярский. Но в госпиталь идти наотрез отказался. И тогда Жора, вспомнившего старый казачий способ, намешал земли с порохом из ополовиненного патрона, скрепил эту смесь собственной слюной и залепил ему обильно кровоточащую рану. А для надежности обмотал бинтом из индивидуального пакета.

Завершение кровавой мясорубки, в который почти полностью были разбиты две румынских и одна немецкая дивизия, было отмечено торжественным событием – вручением соединению Боевого Знамени, с вышитым на нем новым, заслуженным в боях наименованием.

На алом полотнище золотом сияли слова: «83-я отдельная стрелковая Новороссийская дважды Краснознаменная ордена Суворова бригада морской пехоты».

Не обошли награды и трех друзей.

За героизм, мужество и отвагу, Петр Морозов был представлен командованием к званию Героя Советского Союза, Вонлярский получил орден «Отечественной войны», а Дорофеев второй орден «Славы».

Как-то в перерывах между боями, Дим вместе Жорой и Петром, навестил своего старинного приятеля по парашютному батальону, а теперь командира роты автоматчиков, старшего лейтенанта Георгия Калмыкова.

Встречу, как полагалось «вспрыснули», и во время нее Георгий познакомил разведчиков со своим лучшим взводным Михаилом Ашиком.

Лейтенант пришел в бригаду весной, успев повоевать пулеметчиком на Южном фронте и закончив офицерские курсы. А еще он был коренной питерец, и они с Вонлярским сразу нашли общий язык: Миша бывал в Москве, а Дим в Ленинграде.

– Ну, застрекотали антилигенты, – ткнул Петра вбок Жора. – Давай, ротный, наливай, а то их не переслушаешь.

Потом были еще несколько встреч, и Дим с Мишей по – настоящему сдружились.

Одним днем Вонлярского вызвали в штаб, где новый замполит Емельянов предложил ему вступить в Партию. Мол, оборонял Москву, отмечен самим Ворошиловым и вполне достоен.

В отличие от погибшего Александрова, он вдохновлял бойцов, как, правило, в политотделе, где «крепил ряды» и на передовой появлялся редко.

– Спасибо, за доверие, оправдаю, – проникся Дим и тут же накатал заявление.

Он верил в ленинскую партию большевиков (примером для него являлась мама), настоящим коммунистом был прежний комиссар и многие краснофлотцы.

А спустя некоторое время майор вызвал Вонлярского опять и поинтересовался – ты почему скрыл, что твой дядя враг народа?

– Какой враг?! – опешил старшина. – Такого быть не может!

– Может, – последовал лаконичный ответ, и начальник показал ему официальную бумагу из «СМЕРША».

В ней значилось, что Вавилов Михаил Михайлович, в октябре 1943-его осужден как контрреволюционный элемент по статье 58 п.10 УК РСФСР сроком на семь лет и отбывает наказание в исправительно-трудовом лагере.

– Так значит, ты ничего не знал? – забарабанил пальцами по столу майор.

– Не знал и не верю, – впился в него глазами Дим. – Это какая-то ошибка.

– Наши органы не ошибаются, – отвел свои начальник. – Так что о Партии забудь. Можешь быть свободен.

Когда бледный от ярости и обиды старшина вернулся в роту, встревоженные Жора с Петькой спросили, – что случилось?

Он рассказал о разговоре с начальником политотдела, и ребята долго молчали.

– Ты знаешь, Дим Димыч, – скрутив цигарку, чиркнул спичкой Дорофеев. – У нас в соседнем районе был председатель, который служил с самим Жуковым. В тридцать седьмом его посадили как шпиона, а перед самой войной выпустили. Мол, случилась промашка

– За дядьку надо вступиться, – тут же принял решение Морозов. – Напиши Сталину и точка. Если надо, мы с Жорой подпишемся.

– Спасибо, ребята, – сказал Дим, после чего отправил письмо маме.

В нем он сообщил о том, что узнал и стал ждать ответа.

Потом пришла весть из Тбилиси. Мария Михайловна писала, что она не хотела расстраивать сына и уже хлопочет о брате, что ему делать запрещала.

Дмитрий знал мамины связи, и перечить не стал. Она слов на ветер не бросала.

Вслед за этим была высадка в болгарском порту Варна. Бескровная и какая-то праздничная.

Посигав с катеров на причал и привычно рассыпавшись веером, морпехи никакого сопротивления не встретили. Кругом стояла мертвая тишина – на судах, покачивающихся на волнах, в порту и прилегавших к нему улицах.

– Не иначе драпанули, – настороженно озирались десантники.

И вдруг со стороны огромных, ведущих в порт ворот, донесся какой-то шум, похожий на вой и стал приближаться.

Ребята оружие на прицел и все внимание туда, ожидая атаки.

Но тут створки ворот распахнулись, и на причал выкатилась большая толпа болгар, орущих «братушки!» и ликующих.

Первых, попавшихся под руку моряков, она сгребла в охапку и стала подбрасывать вверх, а многочисленные девушки, вручали остальным цветы и радостно визжали.

Седой усатый дед заключил Петьку в дружеские объятия, а смуглая красотка взасос целовала опешившего Жору, тот счастливо улыбался.

Целых двое суток в городе царило веселье. Болгары угощали «братушек» вином, наперченными кебабами, брынзой и фруктами, в разных концах города звучали волынки и бубны

В эти дни разведка потеряла Сашку Канцельсона. Правда, в переносном смысле.

Изрядно приняв ракии,* он отправился знакомиться с достопримечательностями Варны и в центре, у дверей булочной, увидел стайку оборванных мальчишек.