– Ещё как могут, – ответил Хэнк. – А где бармен? – он поискал глазами бармена, которого нигде не было видно.

«Хэнк, ты можешь не напиваться?» – спросила София.

В ответ Хэнк повернулся и скорчил рожицу, а девушка закатила глаза.

– А кем вы работаете? – будто заставляя себя вступить в разговор, спросила Юля.

– У меня собственный бизнес, – равнодушно ответил Алтун. – Я занимаюсь экспортом местных продуктов в различные страны. Чаще всего я выступаю связным между компаниями и помогаю им наладить контакт, так что, думаю, меня смело можно назвать успешным коммивояжером. Однако в последнее время я оставляю работу на подчиненных и стараюсь заниматься исключительно филантропией, – он сделал драматическую паузу. – Просто я устал тратиться лишь на самого себя и решил, почему бы не помочь людям, которым в жизни повезло меньше моего?

– Ух ты, – наигранно сказала Ира, сразу же повернувшись к Хэнку. – А вы, Хэнк? Кстати, а почему это у вас не азербайджанское имя?

– Это всё родители. Малика так назвала мама, а меня отец. Ему крайне по душе американская культура, вот он и назвал меня Хэнком, – ухмыльнулся Хэнк. – Работаю я графическим дизайнером, но, если честно, мечтаю стать знаменитым художником комиксов. Хочу придумывать сюжеты, рисовать их и зарабатывать этим на жизнь, – Хэнк был в ударе, хотя последнее действительно было правдой.

– Звучит очень… интересно, – Ира явно не знала, что такое комиксы. – А меня нарисуете? – спросила она. Стандартный вопрос каждого, кто узнавал о том, что я рисую, обычно выводящий меня из себя. Однако на тот момент Хэнку это было на руку, отчего он почти сразу же стряхнул с себя мою раздражённость.

– Я был бы не против, правда… в последнее время я практикуюсь рисовать обнаженные натуры, – улыбнулся он. – Когда человек уязвлён собственной наготой, можно отчетливо увидеть и выразить на листе его истинный дух… сырые, неприкрытые чувства. Не знаю, согласились ли бы вы на нечто подобное, – робко закончил он.

И без того розовые щёки Ирины покраснели ещё гуще, София шутливо засунула в рот палец, имитируя рвоту, а все остальные сделали вид, что ничего не услышали. Ира подсела ближе к Хэнку.

– А вы очень дерзкий молодой человек, – она явно была сражена.

– Нисколько, – отмахнулся Хэнк. – Всего лишь большой любитель живописного искусства, – он имел в виду Ирину, и она это поняла.

– По-моему у меня в номере завалялись парочка бумажек и карандашей…

– Был бы рад показать вам своё мастерство, но не хотели бы вы вначале выпить? – не унимался Хэнк.

– Хотела бы. Давай перейдем на «ты». Официально позволяю, – открыто флиртовала Ирина.

– Как скажешь, Ира, – довольно улыбнулся Хэнк, решив, что дело в шляпе.

– Я в туалет, – тихо сказал я, вставая с места, но никто и не заметил моего ухода.

Узнав у швейцара местонахождение уборной и пытаясь удержать в голове все нужные повороты, я неторопливо шёл, думая о всём том, что мне нужно было сделать перед восходом солнца и о том, что я делал вместо этого. Тут мне стало пофиг, и я вошёл в самый элегантный туалет, который когда-либо видели мои глаза. Чёрные мраморные стены, идущие рука об руку с чёрным унитазом в просторной кабинке с шикарными матовыми дверями выглядели довольно впечатляюще. Уборная была настолько шикарной, что я, будучи всю жизнь довольно бедным, нехотя почувствовал себя не в своей тарелке. Писать, однако, всё равно хотелось.

Сделав дело, я вышел из кабинки и сразу же заметил моющего руки мужчину у огромных зеркал с позолоченными раковинами. Я не слышал, как он вошёл и не знал, был ли он тут до меня. Мужик был довольно хорош собой и, судя по голубым глазам и общему внешнему виду, явно был иностранцем. Стараясь не пялиться, я прошёл к самому крайнему крану. Будучи не особым фанатом общественных туалетов, я начал тщательно мылить руки, частично копируя подопечных доктора Хауса перед очередной операцией.

Заметив моё лихорадочное омовение, мужчина весело хмыкнул. Я решил, что он или пьян, или просто придурок и постарался не встречаться с ним взглядом, однако не удержавшись, в итоге всё же посмотрел на его отражение в зеркале. Не буду врать, он был красив до чертиков.

– Гермафобия? – улыбаясь, неожиданно спросил мужчина на русском языке со странным экзотичным акцентом.

– Что-то вроде того, – ответил я, суша руки.

– Не стоит стыдиться. Мало ли, вдруг какой-нибудь идиот решит поесть супа с летучей мышью и обретет человечество на ещё одну пандемию, – пожал плечами мужик.

– Ага, – ответил я, вежливо улыбаясь чудаку.

Затем он подмигнул мне и вышел из уборной, а я спросил себя, может ли эта ночь стать ещё страннее.

Я вернулся к бару как раз тогда, когда Хэнк и Ирина мысленно снимали друг с друга трусы, легонько дотрагиваясь до пальцев и колен друг друга, тем самым ощущая слабые разряды электричества. Алтун же в это время пускал слюни по Юле, рассказывая ей небылицы о своих путешествиях.

– …а потом бразильский шаман дал мне выпить аяуаски[7] в том самом кругу, в котором мы сидели с другими приезжими. На вкус эта жижа была, мягко говоря, отвратительной, но, несмотря на все мои сомнения, зелье действительно открыло мне глаза на очень многое, – то ли актерская игра Алтуна была на высоте, то ли этот бабахнутый действительно рассказывал правду.

Юля придерживала голову рукой и увлечённо слушала. К моему удивлению, она была заворожена и чуть ли не загипнотизирована этой историей.

– И что же вы узнали? – искренне поинтересовалась она.

Алтун драматично нахмурился и продолжил:

– Я понял, что многие годы… возможно ещё с самой ранней юности я подавлял часть себя – своего внутреннего ребёнка, который лишь желал быть услышанным и просто хотел поиграть, – робко улыбнувшись уголком рта, он взглянул на пол, после чего вновь посмотрел в глаза своей собеседницы. – Понимаете, я всегда был крайне требователен к себе и никогда не умел должным образом порадоваться своему успеху… Я постоянно пытался стать лучше, работать усерднее и делать всё больше и больше, пока ребёнок во мне страдал от того, что ему не уделяли должного внимания. До тех пор я ужасно обращался с ним, но, благо, это путешествие помогло мне измениться и поменять свою жизнь к лучшему. Теперь я гораздо счастливее, чем был до этой неповторимой поездки.

– Ничего не поняла… но очень интересно, – с издевкой прокомментировала Софи.

– Меня всегда завораживали подобные вещи. В мире… да и в нас самих столько всего неизведанного. А мы томимся в таких вот отелях, – Юля кивком указала на фойе.

– Мир не так далёк, каким кажется, – ответил ей Алтун, накрыв её руку своей, после чего он почти сразу же убрал её. – Нужно лишь сделать первый шаг.

– И сколько оно стоит? – спросил Хэнк появившегося, наконец, бармена.

– Две сотни за бутылку, бек, – ответил тот.

«Чёрт. Малик, у тебя есть деньги?» – мысленно спросил Хэнк и Алтун тут же понял, в чём дело, по беспокойному взгляду своего нового лучшего друга.

– Мы возьмем две! – сказал он. – Наш друг заплатит, – он указал на меня, после чего подмигнул мне.

Еврей Ари был в бешенстве от подобного заявления и я, было, выхватил кошелек, чтобы проверить, насколько всё плохо, но естественно, то есть, конечно же, мой ранее пустой кошелек был забит купюрами, каждая из которых была достоинством в целых двести манат.

– Охренеть, – сказал Ари, прячась за ближайшей стеной. – Только не трать всё сразу, пожалуйста. Можем хорошо зажить, когда всё это закончится.

– Гулять, так гулять! – радостно сказал Хэнк, забирая с собой одну из бутылок шампанского и Ирину, с которой они, наконец, могли подняться в её номер. Юля и Алтун последовали за ними к лифту со второй бутылкой.

Следующие полчаса мы с Софией и Дэмианом просидели в фойе отеля.

– Очень продуктивно, – сказала скрестившая ноги София. Дэмиан мирно спал, а я наблюдал за тем, что вытворял Хэнк.