Медленно открыв глаза, хрустнувшие засохшей коркой крови, я с минуту разглядывал свод серого шелкового шатра. Будильником, похлопотавшим о моем пробуждении, оказался он. Поворот головы вправо, сопровожденный звонким хрустом шеи, дал обзор стенки шатра, горки моего оружия и одежды. Не менее хрустячий поворот головы влево представил перед глаза запыленный занавес, скрывающий вход.

Эрмы не было.

ЭРМА!

Воспоминания о ночи ударили с неожиданностью и силой добротного электрошока. Тело изогнулось в попытку использовать силы, хлынувшие из ночной заначки.

Через мгновение энергия всосалась в мышцы, натянувшиеся до звона в ожидании команды двигаться за водой.

Пить. Эрма. Пить Эрма.

Эти две мысли вцепились в меня и вздернули на ноги. Под ноги, шурша, посыпалась бурая корка. Кровь.

Я посмотрев на свое тело и грустно присвистнул ботинкам – единственной оставшейся на мне одежде. Руки, голову, грудь и живот покрывала толстая корка засохшей крови, уже прошедшей стадию засыхания и начавшей отваливаться. Мелькнуло мимолетное ощущение, что мной кого-то продырявили. Зачерпнув горсть песка, я ускорил отваливание и чуть озабоченно пощупал пару свежих порезов, уже почти затянувшихся. Об ребра что ли поцарапался?

Пить. Эрма.

Содрав кровь и почувствовав себя нормальным человеком, я перешел к приведению себя в состояние одетого человека. Начав одеваться, я запустил себе в разум два вопроса: сколько времени мне потребуется, чтобы научиться одевать набедренную повязку так же быстро, как трусы, а так же над приблизительной стоимостью штанишек и рубашечки тонкого белого шелка, расшитых очень красивым серебристым узором. Эти вопросы уже добрались до уровней английской грамматики и каламбуров, но тут я нашел более интересное занятие, чем изучение путей вопросов по лабиринтам моего разума. Под латами нашлись мои мешки и пара бурдюков с водой.

Водопад воды, обрушившись в желудок, впитался, растекся, начал напитывать мышцы влагой. Мышцы слегка повздрагивали и улеглись ожидая команды переделать в равнины пару гор.

Размявшись полировкой лат, я сложил десяток изогнутых зеркал в мешок, нацепил ремни с вооружением, закурил и задумчиво уставился на выход. Вместе с никотином второй затяжки пришел ряд мыслей и ощущений.

Ощущение, что я больше тела и еле помещаюсь в шатре.

Легкая тянущая боль в яйцах.

Понимание, что на нас с Эрмой набрели слонявшиеся по пескам брусчи.

Куски чьих-то мыслей из-за стенки шатра. Знание, что я могу разрастись или просто отцепиться от тела и осмотреться, не выводя тело из шатра. Мысль, что я не делаю этого, потому что это не интересно.

Интересно выйти из шатра и прогуляться по гигантскому лагерю, разыскивая Эрму и приглядываясь к людям, которые воспитали себе в принцессы эдакое чудо.

Я откинул полог, шагнул за порог и встал, остановленный ударом солнца в глаза. Проморгавшись, я сощурился в довольной улыбке и прячась за ней, окинул открывшуюся панораму. Пески, насколько хватало глаз, были заполнены шатрами, кострами, лошадьми, верблюдами, мужчинами, женщинами, детьми, собаками. Шатры желтых и серых расцветок сливались с песком, в отличие от разноцветных одеяний. Мужчины с оружием помоложе ходили, сидели, лежали в сером. Мужчины постарше, но тоже с оружием, ходили и лежали в синем, доходящем, по мере возрастания возраста, до светло-голубого.

Мужчин в белом было не видать. Видно, в отличие от меня, умели пользоваться положением и прохлаждались в шатрах.

Замужние женщины ходили в зеленом, насыщавшимся по мере возрастания возраста. Девушки ходили, порхали и сидели в красном а молодые юноши, не обремененные оружием, лежали в оранжевом. Об этом можно было подумать, но я не стал. Дети рассекали в обносках всех цветов, что косвенно указывало на семейное положение.

Больше ничего не было видно, потому что мы с шатром стояли у подножия бархана. Увидеть больше хотелось. Я с хрустом потянулся, радостно улыбнувшись хрусту косточек и скрежету лат. Утреннее и солнечное настроение очень располагало к легкой прогулке и я направился к вершине бархана.

– Эй! – воткнулось мне в спину. Я посмотрел на синее-синее небо и с блаженной улыбочкой подумал, что погодка нынче прекрасная. Старательно удерживая добрую мечтательную улыбку, я медленно повернулся,.

Два парнишки в темно-сером, не отделенных от мною от общего фона по причине заседания аж в пятидесяти шагах от входа, отделились от него сами. Лицо левого, белобрысого и голубоглазого, являло миру старательно и неумело спрятанную злобную обиженность. Правый, зеленоглазый и рыжий, был спокоен, как уверенный в неудачном исходе операции хирург. Сверившись в видимым куском лагеря, я убедился, что ни брюнетов, ни шатенов среди брусчей не водится.

Хорошо еще, что я не зеленый, не трехрукий и без хвоста. Хотя так бы, может было легче – не пришлось бы доказывать, что я не лазутчик из соседнего племени.

Вздохнув, я засунул пальцы за ремень, склонил голову набок и стал ждать, пока моя охрана подойдет поближе. Преодолев сорок пять из пятидесяти шагов, они остановились. Откуда-то всплыла подсказка о регламентированной, в пять шагов, границе между белыми и серыми. Выкинув подальше эту ценную мысль, я с доброй усмешкой маньяка-педофила уставился на белобрысого. Подождав пару секунд и поняв, что я не горю желанием осквернять его уши звуками, он презрительно изогнул губы и выцедил:

– Тебе велено идти в шатер совета.

С наслаждением похрустев шеей, я чуть разросся и коснулся его.

Злоба. Тупая. На непонятно откуда взявшегося выскочку, совратившего Принцессу и тем самым незаслуженно вылезшим в вожди. Глянув в зеленоглазого и почувствовав выжидание, что же будет делать чужак и легкое раздражение товарищем, я начал набирать политический вес.

– Подними брови с носа и посмотри, во что это я одет. Случайно, не в белое? И кто же мне тогда «велел»?

Белобрысый налился кровью, расставил ноги и положил руку на рукоятку сабли.

– Ты! Не! Заслужил! Этой! Одежды! – сдавленно прошипел он.

Зеленоглазый неодобрительно покосился на белобрысого и демонстративно сложил руки на груди. Успокаивающе подмигнув ему, я осмотрел белобрысого с ног до макушки.

– Мальчик, а может ты ее заслужил? – вкрадчиво проворковал я.

Завершающе побагровев и покрывшись капельками пота, белобрысый шагнул вперед, вытягивая саблю.

– Трой! – крикнул зеленоглазый, расцепляя руки и шагая к Трою, пытаясь вцепиться в его рубашку. Он не успел.

Прыжком преодолев три шага, я правой задвинул еще не вынутую саблю, а левой отвесил добротную оплеуху. Крутанувшись, Трой отлетел на пару шагов и рухнул на песок.

Вернув руки на пояс, я улыбнулся зеленоглазому, застывшему в паре шагов от меня и спросил:

– Так кто же просил меня явиться в шатер совета?

– Принцесса Эрма… вождь… – сообщил он, экстренно перейдя к разглядыванию песка, на котором я стоял. Парень явно хотел что-то спросить, но не решался, опасаясь отправиться за Троем.

– Меня зовут Харш. – подсказал я.

– … вождь Харш. – торопливо закончил он.

– Как тебя звать и как именуют тех, кто носит серое?

– Торк. Войны.

– А в синем – старшие войны?

– Да.

– Воин Торк, сними с Торна саблю. У него не хватает выдержки для война.

Торн удивился настолько, что поднял взгляд.

– И, кстати, можешь на меня смотреть, если хочешь.

– Хорош… но оружие дает совет старейших воинов…

– И давно ему повесили сабельку?

– На второй день нашествия, когда воинов стало мало…

– И совет решил заменить качество количеством. Понятно. – я посмотрел на верхушку бархана и увидел старшего война с копьем, в кольчуге и шлеме.

Вздохнув, я буркнул:

– Ну тогда пусть носит. Думаю, принцесса Эрма не обидится, если ее боевой друг немного погуляет среди ее народа.

Я мрачно посмотрел на слабо стонущего Троя, отвернулся и побрел на верхушку бархана.

Старший воин, охранявший что-то на вершине, поприветствовал меня легким чуть насмешливым поклоном и вернулся к сонному созерцанию панорамы лагеря. Чиркнув взглядом по его сивому затылку, я присоединил свой взгляд к его взгляду.