На следующий день она связалась с Мередит Паркс, профессиональной гольфисткой, занимавшейся переподготовкой игроков в загородном клубе. Они встретились в кафе, и Хейли объяснила ей суть дела, Мередит согласилась ее тренировать и занималась с ней до тех пор, пока не сочла, что она вполне готова участвовать в соревнованиях, и главное – в Международном юниорском турнире для девушек. Хейли постепенно восстановила форму, хотя сама не вполне верила, что способна совершить такой подвиг за столь короткое время. И тогда она заметила в глазах Мередит то самое выражение, которое видела во взгляде матери.

Радом с ней появился еще один человек, разочаровать которого она просто не могла.

Хейли резко вернулась к реальности, заметив, что из-под капота ее машины пробивается струйка белого дыма.

Она не сводила с него глаз, чувствуя, как у нее все быстрее колотится сердце. Руки у Хейли затряслись, и она крепче ухватилась за руль, чтобы не потерять управление машиной.

Главное – не паниковать. И хорошенько все обдумать. Возможно, дело выеденного яйца не стоит, надо лишь остановиться, проверить, что с двигателем, и добраться до зоны отдыха, где есть телефон.

Она почти не ездила на этой машине и не представляла, что могло привести к поломке. Возможно, все не так и серьезно.

Тут она подумала про паренька на автостоянке у закусочной и вспомнила, как он водил рукой по капоту ее машины.

Может, он успел пошуровать и под капотом?

В зеркале заднего вида Хейли увидела грузовичок – он ехал в полусотне метров следом за ней. Неужели это тот самый малый с автостоянки преследует ее?

Да нет, быть такого не может, она бы непременно увидела, если бы он поднял капот ее машины, ведь все происходило метрах в десяти от нее.

Впрочем, сейчас было не самое подходящее время поддаваться мании преследования.

Указательный щит подсказывал, что через пять километров будет съезд. Первоначально Хейли не собиралась сворачивать с Канзасской автомагистрали, но выбора не было. Она могла добраться до какого-нибудь городка, где есть автосервис, так было бы вернее, чем ехать дальше наугад в надежде, что движок не взорвется.

Она взяла вправо, повернула на съезде и проехала с десяток километров, не заметив ни одного указателя, что поблизости есть какой-то город. Между тем дым из-под капота валил все сильнее – Хейли уже с трудом различала дорогу, и ей пришлось остановиться прямо посреди бескрайних полей, без признаков жилья на горизонте, потому как она не хотела, чтобы ее движок приказал долго жить.

Ко всему прочему, у нее не было возможности позвонить кому бы то ни было.

Хейли выбралась из машины и открыла капот, выпустив из-под него остатки дыма, от которого она закашлялась. В механике она ничего не смыслила. И после беглого осмотра движка так и не поняла, в чем, собственно, дело.

Она со злостью пнула ногой по переднему колесу.

Вода, в которой он плавал, казалась холоднее обычного. Томми перевернулся на спину и поплыл на середину озера, где, поговаривали, глубина была метров пятьдесят, не меньше. На берегу какая-то семейка устроила пикник. Мамаша, в белой рубашке и джинсах, просто сидела за деревянным столом, а папаша, тучный брюнет, кормил младшую из их двух дочурок. Та, что постарше, лет десяти, стояла на скамейке и что-то пела, размахивая руками. Томми опустил глаза и посмотрел на свои ноги, двигавшиеся в темно-синей воде, потом нырнул головой вперед и тут же вынырнул. И только тогда заметил, что старшая девочка, с банкой пепси-колы в руке, не сводит с него глаз.

Он улыбнулся ей, подплыл к понтону, где сложил свою одежду, взобрался на него, обтерся полотенцем и натянул джинсы с футболкой.

Удостоверившись, что ничего не забыл, он быстрым шагом направился к тому месту, где оставил машину, которую одолжил ему лучший его друг Дилан, уехавший вчера с родителями в Форт-Лодердейл: это был черный «Мустанг», недавно украшенный изображением огромного беркута на капоте.

Скоро и у него будет своя машина. Мать обещала подарить.

И он наконец сможет податься куда глаза глядят.

Томми остановился в двадцати километрах от озера на обочине проселочной дороги, откуда была видна красноватая крыша дома Уилкинсов, чьи владения выделялись вдалеке на фоне кукурузных полей. Он знал – заявиться к ним средь бела дня не самая хорошая мысль, но ему не терпелось. Он захлопнул дверцу машины и полез в заросли кукурузы, чувствуя, как с каждым шагом у него все чаще бьется сердце.

Тесса Уилкинс лежала в шезлонге у самого края террасы. На ней было черное бикини, соломенная шляпа и солнцезащитные очки. Из стоявшего рядом транзистора изливалось нечто вроде рока пятидесятых.

Томми присел на колени в пятнадцати метрах от нее. Он мог часами сидеть вот так и просто любоваться ею.

В окне кухни промелькнула миссис Уилкинс, вся в разноцветных бигуди. Она была его учительницей, когда он еще учился в школе в Лобо. Он ненавидел ее всеми фибрами души.

Тесса отпила фруктового сока. Томми показалось, что он уловил запах крема для загара, который она втерла в чуть тронутую солнцем кожу.

Он мог бы подкрасться к ней сзади так, что она бы его не заметила. И просто шарахнуть по голове. Она весила, должно быть, не больше шестидесяти кило. И он легко донес бы ее до сарая.

И тогда она принадлежала бы ему.

Он увидел ее впервые в бакалейной лавке Холмса полгода назад – в тот день она заглянула туда с подружкой за печеньем и содовой, и исходивший от нее особый аромат вдруг произвел на него эффект удара молнии, вспоровшей ночную мглу. Томми затаился в подсобке и сидел там, пока мистер Холмс не окликнул его, чтобы он встал вместе с ним за прилавок. Она тогда посмотрела на Томми с удивлением и улыбнулась. Так ему еще не улыбалась ни одна девчонка.

Через неделю он случайно повстречал ее на улице – она была совсем одна и разговаривала по мобильнику, прижав его к уху. Ее мать Томми узнал сразу: она подъехала за ней на машине к зданию муниципалитета, и он направился вслед за ними на мотороллере, стараясь, чтобы они его не заметили. В тот день он целый час следил за их домом, пытаясь узнать, где ее комната.

На другой день вечером он приехал снова, взобрался на высокую яблоню и стал наблюдать за ней – окно было открыто. Томми просидел так до тех пор, пока она не погасила свет.

Ее глаза, до краев полные другого, неведомого света, на мгновение вспыхнули во тьме, точно лампочки.

Как-то раз, днем, когда в доме не было ни души, он прокрался туда через дверь в кухню и быстро поднялся в комнату Тессы, волнуясь так, будто ступал по плитам некоего святилища. Он обшарил все ящики в ее шкафах, перечитал письма, которые она оставила на письменном столе, затем разлегся на ее постели и стал глубоко вдыхать воздух, которым она дышала каждый день. Перевозбудившись не на шутку, он даже начал прикидывать, а не дождаться ли, когда она вернется; надо было придумать что-нибудь такое, чтобы больше никогда не покидать этот дом и остаться с ней навсегда. Вот бы превратиться в воздух, чтобы она дышала им, наполняя свои легкие, и таким образом сохранить ей жизнь.

Перед уходом он украл фотографию Тессы в купальнике и сунул себе в бумажник. А потом часами водил кончиком языка по ее изображению.

Он собирался как-нибудь вернуться и украсть другие фотографии.

И ее, главное – ее.

И тогда он ощутит кончиком языка ее живую кожу.

К Тессе подошла мать с фарфоровой тарелкой в руке. Томми прислушался, но их слов не расслышал. Потом миссис Уилкинс принужденно усмехнулась и направилась обратно в кухню, тихо напевая.

Тесса съела что-то похожее на кусок торта, поставила тарелку на землю. И принялась бегло просматривать иллюстрированный журнал, шелестя страницами.

Сзади подъехал синий «Форд» и остановился у крытого входа. Это был тот самый кретин – Элиас Барнс. Пожаловал к Тессе.