– Первый «А»? – повторила я. – Круто!

Во времена моего школьного детства класс «А» всегда вел самый опытный педагог. В «ашки» отбирали самых лучших деток, для них составляли самое удобное расписание, им первым доставались любые «вкусные плюшки» вроде походов в театр и экскурсий. «Ашки» – это была элита школы. Негласно, конечно, официально в те времена мы все были равны. Но по умолчанию подразумевалось, что «ашки» – это высший сорт, «бэшки» – первый, «вэшки» – второй, «гэшки» – третий…

Сашка моя, обучаясь в обычной переполненной «районке», в начальной школе была в классе «Е». «Ешки-сыроежки», – дразнили их другие литеры.

А ведь был еще первый «Ё», вот кому совсем уже не повезло: в семь-то лет зваться бабками-ёжками – каково?

– А учительница наша, только представь, не замшелая бабка, а целый кандидат педагогических наук! – сказала Натка и растроганно хлюпнула шампанским. – И учить нас будут по специальной программе, в которую с первого же года входят азы экономики и иностранный язык!

– Экономика – в первом классе? – искренне удивилась я. – Не рановато ли?

– Такое время, Лен, – философски развела руками сестра. – И люди теперь такие… Это нам с тобой на карманные расходы по десять-двадцать копеек давали, а у Сенькиных одноклассников совсем другие бюджеты, ими надо учиться распоряжаться смолоду… Ну, давай за Сеньку? За его первый шаг к большому жизненному успеху!

– За Сеньку грех не выпить, – согласилась я.

Мы сдвинули фужеры – бабушкины еще, тяжелые, темно-красного граненого стекла – и по кухне поплыл хрустальный звон. Привычно торжественный…

И чуточку печальный.

– Мам, а что такое «общий сбор»? – крикнул Сенька уже с лестничной площадки.

Под прикрытием распахнутой двери он незаметно расстегнул тугой воротничок рубашки и потряс головой, возвращая прилизанным мокрым вихрам привычный рельеф и объем.

– Знаешь, что такое «сбор урожая»? – вопросом на вопрос ответила Натка из прихожей, приблизив лицо к зеркалу, чтобы проверить, симметрично ли она накрасила глаза.

Вроде одинаковые получились. Хотя говорят, что полной симметрии в человеческом лице не бывает.

– Это когда бабушки из деревни клубнику и яблоки ведрами тащат? – Про сбор урожая Сенька кое-что знал.

– Да. Так вот наш сегодняшний общий сбор – это совсем другое. – Натка убедилась, что ее макияж идеален, сунула ноги в босоножки и выпорхнула из квартиры. – Никаких деревенских бабок с ведрами ты не увидишь!

В этом она была абсолютно уверена – насмотрелась на контингент родителей во время приемных экзаменов. Преимущественно на мамочек, разумеется: отцы будущих первоклассников, по всей видимости, решали финансовые и организационные вопросы, пребывая где-то в тылу и не появляясь на передовой.

На собеседование в школу деток приводили мамки-няньки, тетушки-бабушки – отличить, кто есть кто, было порой трудно. Все без исключения дамы выглядели ухоженными и состоятельными, что Натку, признаться, нервировало. Ухоженной она бывала не всегда, а состоятельной – вообще никогда. Не считать же состоянием те несколько сотен тысяч, которые достались ей от совестливых «бывших» и вообще-то имели целевое назначение: «на Сеньку». На его образование, если точнее.

Определяя единственного и горячо любимого сына в элитную школу, Натка не подумала о том, что вынуждена будет принимать участие в регулярных модных показах и конкурсах красоты.

По опыту собственной школьной жизни Натка наивно полагала, что станет посещать учебное заведение пару раз в год, как это когда-то делала вырастившая их с Леной бабушка.

Давно это было…

В те благословенные времена родители ребенка с удовлетворительной успеваемостью и приемлемым поведением при некотором везении могли за десять лет не выяснить даже имя-отчество директора школы.

«На ковер» для личной встречи их без серьезной нужды не вызывали, а вся дипломатическая переписка сводилась к редким записям в дневнике, куда лишний раз никто не заглядывал.

Помнится, хитрая Натка прекрасным образом собственноручно расписывалась в своем дневнике за бабушку.

То ли дело теперь!

Учебный год еще не начался, а у Натки в телефоне завелось уже два важных чата, требующих постоянного внимания: учительский и родительский.

И в том и в другом появление на пресловутом общем сборе в формате «1+1» – ребенок и родитель – было представлено как жизненно важная необходимость.

Натке пришлось выдержать серьезный бой с начальником своего редакционно-издательского центра, чтобы закончить рабочий день на целых три часа раньше положенного – иначе ей было не успеть на этот самый сбор.

«Другие-то мамашки, наверное, просто не ходят на работу», – запоздало поняла она.

И впервые задумалась: а потянет ли она эту школу? Не Сенька, – тот умный и осилит хоть Гарвард, – а именно она, Натка?

Вопрос касался не внешности или манер, по этим параметрам Натка никому никогда не проигрывала. Речь шла о том, что у нее, в отличие от благополучных богатеньких мамочек, имелась постоянная работа и вовсе не было желания тратить избыточно много времени и сил на школьные дела.

– А на этом сборе будет весь наш класс? – пытал ее возбужденный Сенька по дороге в школу. – И учителя, и родители? Перезнакомимся – и что? Мы все куда-нибудь пойдем?

– Потерпи – и все узнаешь, – отвечала Натка, хотя в чатах у нее была детально расписана вся программа сегодняшнего сбора.

Она нервничала.

В чатах не был прописан дресс-код мероприятия, а Натка снарядила их с Сенькой исходя из собственных соображений и персонального чувства прекрасного. Внутренний голос запоздало подсказывал ей, что синие льняные шорты и белая футболка – это у Сеньки – и в меру элегантное штапельное платье в горошек – у нее – могут и не вписаться в коллекцию модных нарядов, представленных на общем сборе первого «А».

Увы, так и вышло.

Уже на подходе к Шоко-школе Натка отметила, что местность вокруг вдруг резко очистилась от бюджетных автомобилей: в ареале обитания шоко-школьников преобладали дорогие иномарки.

За поворотом открылся вид на школьное здание, и Натка в очередной раз залюбовалась: красота-то какая! Не типовая многоэтажная громадина, похожая на бетонную коробку, а небольшой особняк – новый, но удачно стилизованный под старину.

Красные кирпичные стены, белая лепнина, блестящая от воска дубовая дверь, широкая беломраморная лестница, по обе стороны от нее – ухоженные цветники и расходящиеся двумя крылами вереницы пышных голубых елей, закрывающих вид на задний двор. Там, как Натка знала, прячутся от завистливых глаз самых обычных – не причастных к Шоко-школе – жителей микрорайона хорошо оборудованные спортивные площадки, теннисный корт и даже небольшое поле для гольфа.

Тут Натка торжествующе улыбнулась: знай наших!

Арсений Кузнецов будет учиться в лучшей школе! Зря, что ли, его любящая и заботливая мамочка так старалась добыть деньги на образование единственного сына?

Но долго гордиться собой у Натки не вышло.

В школьном дворе замелькали, зарябили приметы состоятельности и успешности: клетки Burberry, полоски Гуччи, шоколадные квадратики с монограммами Луи Виттон, сцепленные полукольца Шанель, сдвоенные буквы Дольче Габбана и Calvin Klein, растрепанная Медуза Горгона Versace, стилизованный листик клевера Givenchy, крокодильчики Lacoste – и Натка осознала, что ее внутренний голос был огорчительно прав: общий сбор класса – это та еще ярмарка тщеславия.

Хорошо еще, что на Сеньке фирменные кроссовки с тремя узнаваемыми полосками…

– Помоги нам, святой Адидас, – пробормотала Натка и шире расправила плечи, переключая внимание присутствующих со своего симпатичного, но не брендового платья на его вырез, весьма богатый содержанием.

Сенька, совершенно не озабоченный вопросами формы, унесся знакомиться с одноклассниками, но не преуспел в этом. Нарядные мальчики и девочки держались чинно, отстраненно, в компании и группы не сбивались, от сопровождающих их взрослых не отходили.