– Сынок, – тихо сказала мама, – я сегодня так хорошо спала. Ты знаешь, мне намного легче дышать. Ты знаешь, мне удивительный сон приснился. Как будто Белокурая девушка-Ангел прилетела ко мне и сказала: «Маргарита, ты будешь здорова и проживешь долгую и счастливую жизнь». Потом Ангел положила мне свои белые руки на мою грудь и вдохнула в меня золотой свет, который Божественным теплом разлился по всему телу. На прощанье она подарила мне прекрасную улыбку и подморгнула ясным зеленым взглядом.

Генрих нашел в себе силы, чтобы не зарыдать на груди у больной матери. Он поцеловал ее в лоб и вышел. Священник уже его ждал.

– Расскажите мне об утренней казни! – грозно, вместо приветствия обратился Генрих к священнослужителю.

– Казнь, все по правилам инквизиции, утвержденной политикой нашего государства. Нашли еретичку, колдовала, Бога хулила и все-такое. Почему вы спрашиваете, Ваше Величество? Обычная казнь, мы такие через день проводим. Все по распорядку. Поймали – сожгли. Скоро всех изведем, наведем полный порядок. А что случилось, Ваше Величество? Усилить контроль за народом? Недостаточно работаем?

– Достаточно! – просто взревел Генрих. – Все достаточно! Одного не достаточно! По каким признакам вы признаете человека виновным? Когда одна бабка сказала? Я спрашиваю вас! В чем доказательства и подтверждения колдовства и еретичества?

– Да хоть и тюремщик подтвердит, – замямлил священник, – она всю ночь в подвале Господа проклинала…

– Ко мне тюремщика!!! А нет, я сам к нему поеду! Лошадь мне!

Генрих в ту же минуту собрался и поехал в тюрьму. В душе ему хотелось прикоснуться к полу и стенам, где находилась всю ночь Адель, чтобы почувствовать хоть какое-то оставшееся тепло от нее там. Но он понимал, что это не возможно, и что он больше никогда ее не увидит и не услышит.

Тюремщик подтвердил все сказанное священником. Генрих задумчиво слушал его и не понимал. Он не так много знал Адель, но время, проведенное рядом, мысли этого человека, рассказы о ней в деревне – никак не вязались с ее отречением от Бога. Он приказал проводить его к месту содержания Адели. Тюремщик пожал плечами, но повел. Камера была пуста. Ничего в ней не говорило, о том, что еще несколько часов назад здесь была прекрасная девушка, которой не стало опять же, по подписанным им законам. «Господи, – сказал про себя Генрих, – ну за что ты так со мной? Сначала ты хочешь забрать у меня мать, потом забираешь эту девушку. Ну не верю я, что она могла отречься от тебя! Не верю!»

Громко лязгнул засов камеры, где находилась Адель. Тюремщик закрывал дверь, а Генрих медленно пошел по коридору. За дверью соседней камеры прокричал мужской голос: «Постойте! Не уходите! Подождите!» Генрих остановился и приказал открыть камеру. Тюремщик смутился и предупредил, что там опасный преступник, который вчера курицу на базаре украл.

– Откройте! – громко приказал Генрих.

Тюремщик нехотя зазвенел ключами и отодвинул засов.

– Ваше Величество! Ваше Величество! – залопотал заключенный и бросился к ногам Генриха целую ему руку. – Ваше Величество! Не виноватая она! Не виноватая!

– Кто?– грозно и зло спросил Генрих.

– Аделюшка, Аделюшка, она не ведьма никакая…

– Заткнись и пошел вон, ворюга! – перебил его тюремщик и оттолкнул от Генриха.

– Оставьте его! Пусть говорит! – приказал Генрих.

– Ваше Величество, с деревни мы с одной с ней, соседи, мамка с папкой рано ушли, братья померли. Сиротка она. Светлейший человек. Вон и мне сколько раз помогала, от запоя спасала, и руку мне вылечила, когда я пьяный ночью в канаву упал. Ну, какая же она ведьма!

– Хватит! – зарычал тюремщик, – пошел вон!

– А ты, – продолжил вор, – ты этот преступник самый! Ваше Величество, он приказал ей отречься от Бога, иначе деревню нашу сожгут, если не исполнит! Вместе со священником ей всю ночь тыкали словами, угрожали. И что ей бедной душеньке делать оставалось, вот и пришлось, чтобы людей и детишек, невинных не губить. Прости Господи ее душу грешную! – вор перекрестился и поклонился в пол.

– Вот значит что, – спокойно сказал Генрих. – Охрана! Вора – ко мне на мельницу, пшеницу подгребать. Тюремщика в камеру!

Твердым шагом он покинул тюрьму. Каждый сделанный шаг задавал новый вопрос в его голове. О нем, о стране, о том, как он ей управляет. О больной матери, о невинно сгубленной девушке Адели. О том, сколько дней и ночей ему нужно молиться о прощении тому, который всегда рядом с ним и со всем его народом. Богу.

Задумчивый он вернулся домой. Пришла сиделка мамы Анна, и сказала, что Маргарита полусела на подушки и сама поела куриный бульон, сваренный из свежайшей курицы, выращенной заботливыми крестьянами из соседней деревни. Предложила ему тоже отобедать.

Генрих кивнул головой и понимал. Что то, что происходит с ним сейчас, это и есть полная безысходность. Настоящая. Но Бог, он с нами.

Цветочек

Эта история одной души, которая попала на страничку моей «сказочной» книги и рассказала о небольшом фрагменте своего путешествия в одном воплощении и жизнью между жизнями. В данный момент главная героиня проживает жизнь еще маленькой замечательной девочки, но уже с планами на большое будущее. С ней рядом ее любящие братья.

– Доброе утро, мой хороший! – ласково проговорило Солнышко, нежно касаясь своим лучом красного бутончика маленького цветочка. Оно как обычно делало утренний обход всего своего прекрасного владения большой, необъятной Земли. Оно касалось всех, и живого, и неживого, хорошего и плохого, маленького и большого. Солнышко, оно все и для всех. Даже для больших, но особенно для маленьких.

– Дддоброе, – вымолвил красный цветочек, отряхивая со своей черной головки капельки холодной росы, пытаясь согреться в солнечном луче.

– Ты как будто замерз? Или приболел? – озабоченно, по-матерински спросило Солнышко.

– Совсеммм немногггооо, – на выдохе сказал Красный Цветочек, стряхивая со своих бархатистых лепестков и тонких листиков капельки. Подняв головку, Солнце ослепило его, и остатки влаги искристо заиграли на его красных лепестках. Черные реснички-тычинки раскрылись, и Цветочек снова гордо засиял на большой зеленой поляне.

Он здесь рос не так давно, его соседи – зеленая травка, гордый подорожник, грибница с опятами – самая большая многодетная семья на районе, кузнечики и сверчки, муравьи и жуки. Страшно густо – населенный район. Но места всем хватает, всем хорошо, и всех радует солнышко. Иногда заяц заходит, но он редкий гость, боится все-время, прячется. Хотя, в последний раз задержался, рассказывал, что шуба у него зимой красивая, все громко смеялись. Он обиделся и снова в лес ушел. Ну он хороший, вернется еще.

Цветочек, пригревшись в утренних солнечных лучах, не заметил, как прилетела большая муха и ворчливо угнездилась на нежный лепесток. Цветочек вздрогнул от неожиданности, муха смешно соскользнула и шлепнулась на землю.

– Простите!… – воскликнул Цветочек, – Я не хотел вас уронить! – жалостно сказал он.

–Бжзумнвж… – проворчала муха и улетела восвояси.

– Ну вот, – подумал цветочек, – хорошую муху обидел… – Но я не хотел! Правда! – Но муха давно его не слышала, потому что уже нашла новую удобную площадку, на пне у опят.

Тут появились муравьи со своим ежедневным десантом, опять нашествие тли и моли. И чем они им помешали? Неизвестно, гонят мелочь каждый день, тоже мне, блюстители чистоты. А куда же им деваться? На соседнюю поляну? Так там своих хватает. Вот и прячу их под своими листочками: тлей, блошек, гусениц. А они за это мне веселые истории рассказывают, вот и хохочем потом до вчера!

Так и проходил каждый день, было всегда интересно. Если солнышко скрывали тучи – то я прятал под своими листочками всякую прибегавшую мелочь. Если солнышко не могло умерить свои жгучие лучи, то я питал своим соком тлю и букашек, а потом также прятал их, только от солнышка. Как-то раз полевка (мышка) не успела добежать до своей норки, возле нас присела передохнуть. Семья у нее большая, детки, трудится весь день, вся в хлопотах. Вот и сейчас, присела с нами дух перевести и рассказала, что скоро зима идет, и она торопится сделать заготовки. «Зима… – подумал я, – что за зверь такой, которого я не видел, но все так страшно о нем рассказывают? У нас в лесу кого только нет, даже лося большого видел, рогатого. Да разве может такое быть, что совсем никак нельзя?» Я не понимал. Мышка убежала дальше, а наша жизнь продолжилась своим чередом.