Ошеломляющая новость! Папе разрешили взять из казармы на сохранение ничейный рояль, от которого по не-досмотру могли остаться рожки да ножки. Придя из школы и увидев блестящее чёрное чудовище, мы открыли рты и долго их не закрывали. Сказочность нового жильца нас про-сто придавила, и несколько дней мы вели себя тихо-тихо.
Рояль стал для мамы островком надежды на то, что сбудется её мечта - научить девочек играть "на фортепьяно". Сама она умела лишь брать бурные аккорды, зато папа, хоть и никогда не учился, мог подобрать любую мелодию. Для нас музыкальное образование так и осталось "маминой грёзой": таких школ ещё не было, а на частные уроки нельзя было тратить деньги. В те годы у родителей, как и у всех взрослых, была одна цель - хорошо кормить свою ораву. Вопрос, который задавал папа, придя с работы, был всегда один и тот же: "Что ели дети?". И этим он был озабочен до конца своих дней, хотя уже и внучки появились.
Не стоит повторять, что вещей в доме был самый минимум, но убогий послевоенный быт никого не огорчал, а вот одежда просто "горела", и призывы: "Дети, берегите свои наряды (мамино словечко), мы ведь остались без всего", - не помогали. Нежданно-негаданно из так называемых американских подарков нам перепали две диковинки: белый шерстяной платок-шаль, величиной с небольшое одеяло, и накладной воротник из лисы с мордочкой и хвостом. Платок был почти новый, а лиса с проплешинкой, которая нас, впрочем, не огорчала, вполне можно было, надев, прикрыть её лисьим носом. Пушистый рыжий мех всё компенсировал и благоухал неведомыми духами. Платок стали носить по очереди, а лису мама прилаживала, когда шла на рынок.
У неё сразу появлялась гордая походка и прищуренный,
даже кокетливый взгляд.
Вот и настало время для описания наших проступков. А заключались они в том, что в одночасье были испорчены все три самых ценных предмета более чем скромного быта - платок, лиса, рояль.
Урон шали нанесла я. Когда все уснули, решила дочитать поразившую меня книгу Чарской "Повесть о рыжей девочке". Тихонько включила настольную лампу и прикрыла её попавшимся под руку платком. Оторвалась от страниц, когда запахло гарью. Сорвала "маскировку" и - о, ужас! - в центре прекрасной накидки зияла дыра. Шерсть обуглилась от накалённой лампочки. Неделю удавалось Патрикеевне скрывать содеянное.
А судьба ненаглядной лисы решилась в одну минуту. Дома не было родителей, мы разбаловались не на шутку и стали бегать друг за другом, отнимая "рыжульку". Треск! Хвост остался в руках у малышки Оленьки. Лису спрятали под кровать, надеясь незаметно попозже пришить.
Рояль же пострадал классически: Вера перочинным ножом, нет, не нацарапала, а вырезала на крышке "Галка - жадина". Это за то, что я, великая грешница, припрятала от сестёр кулёчек семечек. Было и такое.
Все три страшных преступления обнаружились почти одновременно. О какой пощаде могла идти речь? Понимая криминальность нашего поведения и тяжесть утрат, мы смирились с Новым годом без ёлки и жили тише воды, ниже травы. Освободившаяся энергия была переключена на учёбу. Все быстро догнали первых учениц в классах и, забегая вперед, похвастаюсь, что свои передовые места мы не уступали до окончания десятилетки.
К любимому празднику готовились азартно. По вечерам, вернувшись со школьного катка, делали из цветной бумаги и картона игрушки, флажки, цепи, чтобы развесить их в квартире, куда придётся. Вера рисовала красками на оконных стеклах разных забавных зверюшек. Мама старалась выдерживать строгий вид, но у неё не получалось.
- Девочки! Пирог я всё-таки испеку. Зовите подружек.
- Ура! - нам только этого и надо. Повеселели и стали придумывать игры в пределах детской.
...31 декабря быстро отшумел школьный утренник. Нам он не понравился, мы ждали своего праздника и берегли эмоции. Охотно согласились на мамины уговоры поспать после обеда, чтобы встретить Новый год с кремлёвскими курантами.
Проснулись от запаха яблочного пирога (навеки любимый аромат), надели "наряды" и побежали на кухню. Вскоре стукнула входная дверь и вошёл наш самый лучший на свете папа. Он был розовый от морозца и немного от вина, улыбался загадочно, а глаза - весёлые, хитрющие. Я кинулась к нему на шею, больно поцарапав погоном щеку.
- Папочка! Мама уже не сердится.
- Ладно! Будем пировать.
Пришли подружки, и началась такая кутерьма! Родители столько всего придумали, ни о ком не забыли. Кроме ожидаемых подарков - каждому новую книгу и пакетик карамелек - добавились по два "заморских" мандарина. Загадки, поиск спрятанного, пение под рояль на приз (дополнительный кусочек пирога). Всем были розданы листочки
с короткими шутливыми стихами (их, опять же, сочинил папа) и предоставлен час до полуночи для их разучивания
к концерту. Веселье искрилось, только Оленька время
от времени хмурилась и надувала губы: рядом почему-то не было Артёма. Ну, где он? А нам было не до него, погуляет-придёт...
Приближалась полночь! За пару минут до неё папа подошёл к закрытой двери в зал и отодвинул этажерку.
- Внимание! С утра мы начинаем новую жизнь. Радио погромче!
"Бом-бом-бом", - бьют куранты. Мама берёт бурные аккорды. С последним "бомом" папа ключом открыл дверь и широко её распахнул. Щёлкнул выключатель, и перед ошарашенными детьми предстала сверхвеликолепная ёлка
в снежинках из ваты и внушительной красной звездой на макушке. Настоявшийся тёплый хвойный дух окутал всех облаком. Под ёлкой лежал кверху пузом, раскинув во все стороны толстые лапы, Артём. Он спал своим обычным беспробудным сном и довершал картину невозможного счастья. Лучшей композиции и не придумать!
Вряд ли можно испытать больший восторг, чем в тот далёкий новогодний вечер. Сужу по себе: с того момента я знаю, как от радости болит в груди. Кстати, скрытно провести "операцию" родители смогли, договорившись с соседями. Из зала к ним вела вторая дверь, перекрытая разными задвижками с двух сторон и отделявшая одну квартиру от другой.
