Невролог передала ему листок, тонкий и прозрачный, как бумага для завертывания бутербродов. Марк поднял взгляд и пришел в еще большее замешательство, когда прочел в ее глазах неподдельную тревогу.

– Секундочку, – нерешительно проговорила она. Ее щеки покраснели, а листок в руке задрожал. – Хотите сказать, что вы этого не помните?

Это невозможно, подумал Марк, вставая с дивана и подходя к окну. Абсолютно невозможно.

Он не мог набрать 112. Только не в тот момент. Да, это его номер мобильного значился в протоколе службы спасения, который неизвестно каким образом попал в медицинскую карту клиники. Но он не мог никуда звонить. Ударившись головой сначала о дверную раму, а затем о руль, он потерял сознание. Сразу же, а не спустя четырнадцать минут после удара.

В дверь постучали, и Марк обернулся в надежде увидеть невролога, которая несколько минут назад с озабоченным лицом покинула комнату. Но на пороге стоял профессор Бляйбтрой с обаятельной улыбкой, которая наверняка украшала многочисленные рекламные проспекты клиники.

– Что это значит? – набросился на него Марк. – Я думал, что пришел сюда, чтобы забыть. Вместо этого я уйду из вашей клиники с еще более ужасными картинками в голове.

– Доктор Лукас, я должен извиниться за поведение фрау Менарди. Это прискорбное недоразумение.

– Недоразумение?

– У нее не было полномочий говорить об этом.

– Полномочий? – Марк сцепил руки за головой. – Это означает, что я тогда действительно позвонил в службу спасения?

– Нет.

Бляйбтрой сделал приглашающее движение рукой, но Марк предпочел остаться стоять у окна, а не садиться на диван.

– Это был прохожий, – объяснил профессор. – Мужчина, который первым оказался на месте аварии, но у него не было с собой телефона, поэтому он просунул руку через разбитое боковое стекло и достал ваш аппарат.

На улице, одиннадцатью этажами ниже, засигналили автомобили. Пробка или свадьба. Марк отодвинул кремовые ламели в сторону, но из-за строительных лесов и брезентового навеса за окном не смог ничего разглядеть.

– Откуда вы это знаете?

Профессор удивленно посмотрел на него.

– В вашей медицинской карте есть копия протокола ДТП. В электронном письме вы дали разрешение на ознакомление с документами.

Марк смутно припоминал скачанный формуляр и квадратик, в котором он поставил галочку. В тот вечер ему было все равно.

– Разве вы сами не видели этот отчет?

Марк помотал головой. Да он и не просил. Жуткие детали самого страшного дня его жизни были ему не нужны.

– Понимаю, – сказал Бляйбтрой. – Конечно, вы еще переживаете первую фазу траура.

Первая: нежелание принимать. Вторая: сильные эмоции. Третья: поиск себя, освобождение. Четвертая: новое отношение к себе и окружающему миру. Марк знал эту классификацию. В его служебные обязанности входили в том числе и разговоры по душам с пришедшими к нему в офис, а эта схема помогала ему лучше понять ситуацию детей, которые потеряли на улице кого-то близкого. Однако на себя он эту схему примерять не хотел.

– Я не отрицаю смерть Сандры, – запротестовал он.

– Но хотите вытеснить это воспоминание!

– Я думал, это и есть тот путь, который вы предлагаете, профессор? Забыть!

Бляйбтрой подошел к нему и встал рядом у окна. На улице было ветрено, и брезентовый навес на строительных лесах прогибался внутрь под порывами ветра.

– Возможно, это прозвучит парадоксально, – сказал главврач. – Но прежде чем забыть, необходимо вспомнить. Поэтому, я боюсь, нам придется еще раз вместе пройтись по всем обстоятельствам аварии.

– Зачем? – Марк обернулся к нему.

– Чтобы не упустить никаких обрывочных воспоминаний, которые позже начнут прорастать из вашего подсознания, как сорняки. – Бляйбтрой положил руку, покрытую старческими пятнами, Марку на плечо, и неожиданная близость ненадолго переломила его инстинктивную оборонительную позицию.

Первая фаза. Отрицание. Вытеснение.

Они снова сели.

– Особо рассказывать нечего. Мы возвращались с небольшого семейного праздника на вилле ее отца, когда все случилось.

Бляйбтрой подался вперед.

– По какому случаю было торжество?

Ветер за окном так сильно сотрясал строительные леса, что скрип и треск были слышны даже через звуконепроницаемые стеклопакеты. Марк вздохнул.

– Сандра получила крупный заказ на новый сценарий. Она была актрисой и сценаристом, но вы это и так знаете.

Он беспокойно поерзал на диване. Сандра всегда подтрунивала над Марком, что он такой непоседа. В кино он не мог спокойно высидеть и одной сцены.

– Это был бы ее первый сценарий для кинофильма, американцы были готовы заплатить огромные деньги, и мы отметили это с ее отцом.

– Профессор Константин Зеннер?

– Хирург, да. Он… – Марк запнулся. – Он был моим тестем. Вы наверняка знаете клинику Зеннера.

– Мы рекомендуем ее всем нашим пациентам, если требуется оперативное вмешательство. Слава богу, это бывает нечасто.

Марк снова поменял позу и от волнения оттянул кожу под подбородком, прежде чем продолжить.

– Мы ехали по практически пустой лесной дороге, которая ведет из Сакрова в сторону Шпандау.

– Сакров под Потсдамом?

– Тогда вы знаете, где это. Дом семьи Зеннер располагается прямо у воды с видом на Павлиний остров. Как бы то ни было, я ехал слишком быстро для однополосной дороги. Сандра разозлилась из-за этого, мне кажется, она даже грозилась выйти из машины.

Марк ненадолго закрыл глаза и, как обычно, попытался отогнать от себя те немногие воспоминания о трагической поездке.

– Что случилось затем? – осторожно спросил Бляйбтрой. Чем тише он говорил, тем женственнее звучал его голос.

– Честно говоря, я не знаю. Воспоминания о последних часах перед аварией стерты. Больше того, что вам рассказал, я не знаю. Мой тесть говорит о ретроградной амнезии. Праздник у Константина, разговоры на обратном пути – все это стерто. – Марк безрадостно рассмеялся. – К сожалению, только это. За остальное теперь отвечаете вы.

– Хм.

Врач скрестил руки на груди, что подчеркнуло недоверчивый тон его следующего вопроса.

– А воспоминания о последних секундах в машине так и не вернулись?

– Вернулись. Частично, но лишь с недавних пор. Правда, я не уверен, что из этого сон, а что случилось на самом деле.

– Интересно. Что же вы видите во сне?

Марк махнул рукой.

– Обычно на следующее утро я помню только несвязные обрывки диалогов. Сандра уговаривает меня и умоляет не препятствовать.

«Ты же сам всегда говорил, что цель оправдывает средства? Разве это не твой жизненный девиз?»

«Ты сошла с ума, Сандра. Цель никогда не может оправдать смерть».

– Чему вы пытались воспрепятствовать?

– Понятия не имею. Предполагаю, что мое подсознание играет со мной злую шутку, и я говорю здесь о несчастном случае.

Марк раздумывал, стоит ли рассказать профессору действительно все детали их последнего разговора, когда тот задал самый мучительный из всех вопросов:

– Почему она отстегнулась?

Марк сглотнул. Один раз, другой, но комок в горле лишь увеличился.

– Я не знаю, – наконец сказал он. – Сандра потянулась назад, вероятно, чтобы достать что-нибудь перекусить. Она была на шестом месяце, и мы всегда имели с собой сладости на случай неукротимого голода. А он наступал регулярно, особенно когда Сандра сердилась.

Марк задался вопросом, достал ли кто-нибудь плитку шоколада из бардачка, прежде чем сообщения об аварии появились в прессе, и у него перехватило дыхание.

– Что случилось затем? – тихо спросил Бляйбтрой.

«Я вдруг увидел, что Сандра что-то держит в руке. Фотографию? Она показала мне снимок, но он был бледный и крупнозернистый. Я ничего не разглядел. Я вообще не уверен, происходило ли это на самом деле. Потому что я вижу это только в своих снах, хотя день ото дня они становятся все более отчетливыми».