Боковые ворота усадьбы оказались открыты. Ма Лян остановился, опустил связку дров на землю и заглянул во двор. Он увидел художника – тот был маленького роста, с острым подбородком и козлиной бородкой. Художник что-то выводил кистью на бумаге, объяснял детям, как правильно рисовать.

Рисовал он замечательно, а дети за ним повторяли. Ма Ляну стало очень завидно, ему так хотелось вбежать и попросить учителя принять его в ученики!

Но потом он подумал о том, что беден, пороги богатых усадеб слишком высоки для него. Как бы ни были длинны его ноги, не переступить ему этот порог!

Ма Лян завороженно смотрел на кисть в руках мастера – так свободно тот ею владел: она послушно вычерчивала толстые, тонкие и изогнутые линии; точно так же искусно управлялся с мотыгой умелый крестьянин. Как восхитительно! Как завораживающе! Мальчик решил: даже если мастер не согласится обучать его, но одолжит ему кисть, для него, Ма Ляна, будет счастьем просто к ней прикоснуться.

Закончив картину, художник промыл кисть, собираясь убрать ее. Ма Лян не выдержал: он переступил порог, будто кто-то толкал его в спину. Мальчик церемонно поприветствовал мастера и обратился к нему:

– Я хотел бы научиться рисовать, та кисть…

Художник заметил, что вошел какой-то ребенок. Покосившись, он увидел мальчика в плетеной шляпе доули, у него были умные глаза, овальное лицо и высокий выпуклый лоб, голова слегка выдавалась вперед; мальчик был в поношенной синей одежде из грубого холста, подпоясанной холщовым поясом, и в прохудившихся тростниковых сандалиях. Выглядел ребенок опрятно, однако было понятно, что он из семьи бедняков.

– Ты кто такой? Как посмел сюда ворваться и шуметь? – спросил художник.

Ма Лян заметил, что и без того острый подбородок художника заострился еще сильнее, огромные глаза, напоминающие персики, еще больше округлились и сверкали недобрым блеском. Ма Лян сразу вспомнил лица Пань-гуаня и Куй-сина – мастер казался ему страшнее. Однако он решил, что человек со страшным лицом вовсе не обязательно должен быть плохим. Он слышал, что и Пань-гуань, и Куй-син добрые, несмотря на устрашающий вид. И мальчик продолжил:

– Меня зовут Ма Лян, я хотел бы иметь кисть, чтобы научиться рисовать…

Художник перебил его:

– Что еще за Ма Лян! Да хоть Ню Лян, Цзи Лян или Гоу Лян[10] – какие отвратительные имена! Учиться живописи – это дело детей из знатных и богатых семей. Где это видано, чтобы те, кто ходят за хворостом и рубят дрова, держали в руках кисть! Мечтай больше!

Художник вытолкал Ма Ляна за дверь, так что тот споткнулся о порог и полетел лицом вниз. Покрытые черным лаком ворота со скрипом захлопнулись.

Поднявшись, Ма Лян понял, что оставил шляпу, и стал стучать в ворота:

– Шляпа, моя шляпа.

Ворота приотворились, и художник швырнул шляпу Ма Ляна на улицу, после чего выплеснул прямо на него воду, в которой ополаскивал кисть. Грязная, черная вода стекала по лицу и одежде мальчика.

Обращаясь к воротам, Ма Лян сердито сказал:

– Почему это ребенок из бедной семьи не может держать в руках кисть? Я в это не верю! Такого не может быть!

Ма Лян был мальчиком целеустремленным. Пережив тот позор, он понял очень многое, например, что нельзя ни на кого полагаться – и в особенности на богачей. Он решил учиться рисованию самостоятельно. Когда шел в горы за дровами, он отламывал ветку и пытался изобразить на песке летящую птицу. Когда ходил к берегу реки косить траву, обмакнув стебелек травы в воду, он пытался изобразить на прибрежных камнях плывущую рыбу. По вечерам, вернувшись домой, он брал уголек и на стенах яодуна снова и снова пытался изобразить то, что рисовал днем.

Друзья старались помочь ему, говорили, что у него выходило похоже, а что нет.

Прошел год, за ним еще один…

Прошло много лет, и за все время Ма Лян ни дня не пропустил в своих занятиях. В его яодуне все стены были покрыты рисунками.

Крестьяне, особенно дедушки и бабушки, видя, как он упорно упражняется, рисует и день ото дня худеет, уговаривали его:

– Ма Лян, в деревне нечего есть и носить, ты бы лучше работал как следует. Какой смысл в том, что ты целыми днями рисуешь? Как бы хорошо ты ни рисовал, картинка не превратится в еду или одежду. Не трать время понапрасну, тебе же хуже будет!

Ма Лян был благодарен соседям за советы, но отвечал так:

– Спасибо! Но именно потому я и решил заняться рисованием, что мы такие бедные. Ради нас, обездоленных, я стараюсь, для нас, обездоленных, хочу нарисовать светлое будущее. Я твердо решил научиться рисовать, сколько бы труда и усилий мне это ни стоило!

И Ма Лян продолжал старательно учиться. День за днем он все рисовал, рисовал, рисовал…

Всем вокруг наскучили его занятия, а он занимался все усерднее!

Миновал год, за ним еще один.

Прошло много лет, Ма Лян прилежно учился рисовать и делал большие успехи. Птицы у него выходили до того похожими на настоящих, что, казалось, вот-вот запоют, рыбы же, казалось, вот-вот задвигают плавниками. Однажды у входа в яодун Ма Лян нарисовал попугая. Проходивший мимо старик увидел рисунок и спросил:

– Чей же это попугай? Отчего он молчит и не улетает?

Однажды Ма Лян нарисовал в яодуне черного карпа, и одна старушка, войдя, заметила рисунок:

– Что же ты подвесил рыбу на стену? Опусти ее в воду, а то ведь помрет!

Однажды в небе над околицей появились старые коршуны, они кружили весь день, то опускаясь, то взмывая ввысь. Люди удивлялись:

– Что случилось? Кто-то цыплят со двора выпустил? Иначе бы не прилетело столько коршунов.

Проверили каждый своих цыплят – ни одного куренка, разгуливавшего на воле.

Самые любопытные пошли на околицу разведать, в чем дело. Оказалось, Ма Лян нарисовал небольшую наседку.

Как-то раз деревенские быки и овцы разбежались из горного ущелья, где до этого паслись. Люди окружили их, но скотина ни в какую не хотела возвращаться на прежнее пастбище, как бы ни старались хозяева их туда загнать. Кто-то удивленно спросил:

– Что же случилось? Почему скотина не хочет туда идти? Неужто какой-нибудь дикий зверь туда забрел?

Вооружившись палками и дубинами, деревенские осторожно пробрались в ущелье и приготовились расправиться с диким зверем, напугавшим быков и овец.

Но никаких зверей там не оказалось, это просто Ма Лян нарисовал черного волка.

Отыскали Ма Ляна.

– Молодец, нечего сказать! И старых коршунов, и быков с овцами обманул, и даже нас провел. Ну, мы тебя проучим!

Кисти у Ма Ляна по-прежнему не было. Как же он хотел, чтобы у него была хоть одна кисть! Он как-то заходил в канцелярскую лавку в городе, но кисти оказались ужасно дорогими.

Ма Лян стал откладывать деньги, много работал, мало ел и старался меньше тратить, много лет он готовился к покупке кисти. Наконец, набрав нужную сумму, он помчался в город. Но когда прибежал в ту самую лавку, обнаружил, что кисти подорожали.

Огорченный Ма Лян вернулся домой, пришлось ему подкопить деньжат. Конечно же, когда он набрал нужную сумму, кисти снова подорожали. Разозлившись, он отыскал продавца и попросил продать ему кисть по прежней цене. Но продавец со спиной колесом, как оказалось, был не из добряков. Презрительно фыркнув, он засмеялся над мальчиком:

– Прежнюю цену хочешь? Никак нельзя. Лучше покупай как можно скорее. Придешь завтра – цена может снова взлететь! А коли нет денег, оборванец, так на кой тебе кисть?

В это время мимо проходил старик, он услышал их разговор и, поглаживая длинную седую бороду, вошел в лавку.