Сети сделал приглашающий жест и, когда Нен-Нуфер медленно подошла к столику и опустилась на циновку, подобрав под себя ноги, недоуменно глянул на пустое кресло.
— Время ужина давно утекло, — усталый голос утратил утреннюю резкость. — И все же я прошу тебя разделить со мной эту скромную трапезу.
Он указал рукой на стоящие на маленьком столике глиняные миски с оливками, виноградом, сдобренным маслом латуком и пирогом.
— Я не ожидала, что мы станем ужинать вместе, — Нен-Нуфер склонила перед хозяином голову, — и потому взяла на кухне немного еды.
Губы Сети тронула лёгкая улыбка.
— Я действительно заставил тебя ждать непростительно долго. Надо было отдать распоряжение об ужине.
— Мне достаточно хлеба и фиников… Я ведь всю жизнь жила с храмовыми прислужниками. Так что не стоит излишне беспокоиться обо мне, благородный Сети.
Возница фараона улыбнулся.
— Я беспокоюсь о Хатор, чтобы она не подумала, что я ставлю личные нужды выше нужд её жриц. А завтра принесу кокосовый орех в честь Маат, чтобы спасти в доме мир. Это любимое лакомство Асенат. Она будет зла с дороги. Придётся её задабривать, как любую женщину, — Сети улыбнулся и протянул гостье фиал с изображением лотоса, и когда та подняла ладонь в знак отказа, добавил: — Это гранатовое вино. Мы часто жертвуем его Великому Пта. Ты должна любить сей божественный напиток.
— Я никогда не пила его, мой господин. Но нынче уже выпила достаточно воды.
Сети опустил фиал обратно на столик.
— Я пытаюсь сыскать покровительство Хатор царскими кушаньями, а получается, если я даже забуду про тебя, мои слуги всяко лучше позаботятся о тебе, чем жрецы!
— Не говори так, мой господин! — воскликнула Нен-Нуфер, страшась вызвать гнев Великой Богини, ещё больший, чем уже постиг этот гостеприимный дом. — Тебе, думаю, известно, как скромен Амени в еде…
— Старик может морить себя голодом сколь угодно! Но у меня невольницы едят лучше, чем в храме будущие жрицы! Пересядь в кресло и возьми хотя бы кусок пирога. Он со стола энсеби. Латук с маслом можешь оставить. Он тебе ни к чему! Впрочем, надеюсь, он вскорости исчезнет и с царской кухни! — добавил Сети зло, когда Нен-Нуфер села напротив него и положила на ладонь кусок пирога с мясом. Только вкуса не почувствовала, потому что через уши в рот проникла горечь хозяйских слов. Латук, видно, ела несчастная Никотриса, тайно надеясь излечиться от бесплодия.
Сети поднял свой фиал, но прежде чем пригубить вина, провозгласил:
— Жизнь, здоровье, могущество! В милости Амона-Ра, царя богов! Я молю Ра и всех богов и богинь нашего сладостного края, чтобы они ниспослали тебе здоровье!
Ночь подарила желанную прохладу, потому хозяин отослал прочь прислужников с опахалами, и они остались на крыше одни. Нен-Нуфер осторожно оторвала несколько виноградин и одну за другой положила в рот.
— Налить тебе воды? Пирог слишком жирный.
— Я возьму вина. Раз его прислал сам энсеби.
Она улыбнулась, и Сети вновь протянул ей фиал с лотосом.
— Скажи, отчего я никогда не видел тебя в храме? Я бы непременно запомнил твои волосы.
— Видел, мой господин. Только на мне был парик, — Нен-Нуфер виновато откинула за спину светлые волосы. — Жена Амени советовала сбрить волосы и постоянно носить парик, чтобы меня не принимали за невольницу.
— И почему ты не сделала этого?
Нен-Нуфер пожала плечами.
— Я не покидаю храма, где меня все знают. Но если Тирия велит сбрить, я сделаю это.
— Не покидаешь храма…
Нен-Нуфер вспыхнула.
— Только чтобы принести дары твоему отцу. У Реки я оказалась случайно, и Великая Хатор наказала меня…
— И заодно Кекемура, — улыбнулся Сети.
— О, нет, мой господин! Несчастного Кекемура покарали ваши нерадивые начальники.
— Только не смей говорить подобное энсеби…
— Так он уже знает об этом.
— Знает, но как он может сделать достойных людей начальниками, коли те отказываются служить?
На губах Сети вновь застыла улыбка.
— Кекемур отказался из-за меня, мой господин. Иногда гордость затмевает разум. Дайте ему время забыть про заступничество женщины.
Сети поставил чашу с водой на середину стола, чтобы Нен-Нуфер могла ополоснуть руки.
— Чувствую, что не усну сегодня, — вздохнул Сети. — Я не видел Асенат целый год и волнуюсь, как влюблённый юнец.
— Как любящий отец, — поправила его Нен-Нуфер, и Сети вновь улыбнулся и покрутил на столе горшок с оливками, а потом поднял и протянул гостье.
— Я сыта, благодарю тебя.
— Погляди на него внимательно. Видишь иероглифы? — Нен-Нуфер кивнула, Сети продолжал: — Живя на женской половине, мы с моим царственным братом любили обмениваться подобными записками О, как мы хохотали, когда матери пытались понять, что мы скрываем от остальных детей.
— И что здесь написано? Если только я имею право знать, — поспешила добавить Нен-Нуфер.
— Нет, нет, — замахал рукой Сети. — Это не рука энсеби, это Асенат написала мне записку, когда ей было семь лет. Догадайся, что это значит.
— Дом, сокол и солнце? — Сети кивнул. — Дом и есть дом, а сокол — это Его Святейшество, а вот солнце — прости, я теряюсь…
— Утро. Солнце — это утро. Асенат тогда упросила энсеби поучить её стрелять из лука. Он оставил и чати, и молодую жену и полдня бегали по камышам с моим сорванцом. И потом Асенат не в силах оказалась добежать до дома. Энсеби вспомнил про наши горшки и заставил её нацарапать вот это, — Сети покачал головой. — Мне стыдно, но за четыре года она не особо далеко ушла от этих каракуль. Тебе потребуется немало терпения на неё.
— У меня довольно терпения, мой господин. Ты и Его Святейшество могут быть покойны.
Сети убрал со стола таз с водой.
— Сыграешь со мной в сенет?
Нен-Нуфер кивнула, и Сети хлопнул в ладоши и велел появившемуся прислужнику принести игру.
— Я хотела попросить у тебя флейту, — поклонилась Нен-Нуфер.
— Бери любую в комнате Асенат. Моя дочь лишь сшибает ими камыши.
Слуга вновь появился бесшумно и, положив на циновку деревянную коробочку, удалился. Сети жестом пригласил гостью перейти из кресел на пол. Затем молча выдвинул ящичек, высыпал на циновку деревянные конусы с катушками и стал расставлять по обе стороны поля. Кошка вернулась и начала тереться о бок девушки.
— Гляди, служительница великой Бастет сразу признала в тебе воспитанницу храма мудрого мужа своей госпожи. Обычно она чурается гостей.
Нен-Нуфер улыбнулась и погладила кошку.
— Мы познакомились у пруда, мой господин, так что я уже не незнакомая.
— Она может не узнать мою дочь, потому что до их отъезда была крохотным котёнком.
— Почему Асенат не живёт в Мемфисе, если мне дозволено будет спросить?
— Я отослал семью, как только энсеби решил жениться на моей дочери. Не пристало видеть царицу в том виде, в каком она носилась по дворцу. Не смей отпускать её во дворец, сколько бы она ни просила тебя. Если потребуется, я к вам стражу приставлю, — Сети улыбался, но что-то подсказывало Нен-Нуфер, что тот не шутит. — Она должна научиться быть женщиной, чтобы энсеби перестал видеть в ней глупого ребёнка.
— Быть может, мне стоило поехать к ним?
— Нет. Как только Амени даст согласие на их брак, я отдам энсеби дочь. А ты останешься при ней, покуда мы не посчитаем, что она знает довольно для царицы. Ведь ты не последняя жрица Хатор, и Тирия должна понимать, что здесь ты нужнее, чем в Фивах.
Нен-Нуфер поклонилась и не стала говорить, что даже не представлена великой жрице Хатор. Она осторожно приняла из рук Сети палочки, боясь ненароком коснуться его пальцев — пусть он пустил её в свой дом, но остаётся неприкосновенным, как любой из детей фараона. Как и царевич Райя, которого она не должна была касаться… Воспоминания в миг нагнали слёзы, и она как сделала с опущенными глазами первый бросок, так и просидела неподвижно, сосредоточенно глядя на квадраты, пытаясь обдумывать каждый свой ход и не вспоминать царевича.
