Поблагодарив старуху, Нен-Нуфер обулась и присоединилась к женщинам, которые таскали за жнецами корзины, чтобы принять у них колосья. На них были только юбки, и всё равно ручьи пота бежали между грудей. Лён на её груди вскоре сделался совсем прозрачным, и она присела отдохнуть подле своей наполовину наполненной корзины. Только выдохнуть ещё не успела, как перед ней замерли дорогие кожаные сандалии. Она подняла глаза.

— Я сказал тебе оставаться до вечера под навесом, — Кекемур бросил в её корзину охапку колосьев. — Ты ослушалась и чуть не угодила в пасть крокодилу, а сейчас попадёшь под серп.

Он протянул ей руку и поднял с земли, потом подхватил её корзину и скомандовал:

— Следуй за мной.

Он нёс корзину в житницу, размахивая серпом, будто кнутом. Дурная привычка, подумала Нен-Нуфер, стараясь нагнать юношу. Зной и пиво сыграли с ней злую шутку, тростниковые сандалии стали каменными, и она с большим трудом отрывала их от земли. Кекемур оглядывался и подбадривал словами, но у житницы Нен-Нуфер ухватилась за столб и съехала по нему на землю.

— Больше никуда не ходи.

Она кивнула и нащупала столб затылком. Полуобнаженные женские фигуры сменяли одна другую, они мелькали перед ней в солнечной дымке, а потом веки сами опустились. Нен-Нуфер почувствовала щекой землю, но подняться уже не смогла. Когда же вновь открыла глаза, лёгкий ветерок обдал её своим дыханием, и глаза спокойно, не щурясь, взглянули вдаль, где по тёмной глади Великой Реки уже пробегали красноватые блики — ладья Амона почти полностью скрылась на Западе. Скоро закроют храмовые ворота, а на пальце нет кольца Амени, чтобы показать стражникам. Она подскочила и тут же пошатнулась.

— Не бойся!

Она не заметила сидевшего рядом Кекемура, но тот успел подхватить её, и она благодарно прижималась влажным лбом к его высоко-вздымающейся груди, пока перед глазами не перестало рябить.

— Я не позволил тебя разбудить, — произнёс он тихо, когда Нен-Нуфер отступила от него. — Все уже разошлись, но я провожу тебя домой.

Он коснулся её локтя.

— Пойдём, чтобы первый час вечерних сумерек не застиг нас в дороге. Где ты живёшь?

— Нам с тобой по пути, если ты идёшь в город. Я живу при храме Великого Пта, и если он не рассердился на меня, то у ворот будут стоять те, кто знает меня в лицо. Иначе мне некуда торопиться.

Она попыталась улыбнуться, но лицо стражника оставалось непроницаемым.

— Тебе нечего бояться, Нен-Нуфер. Если потребуется, я останусь с тобой до рассвета. Ведь это я не позволил тебя разбудить.

— Благодарю тебя, Кекемур, но я верю в благосклонность Богов. Они не карают тех, кто не заслужил кары, а тебя должна ждать лишь их благодарность за заботу обо мне. Идём.

— Не спеши. Ты всё ещё слаба. И пусть я потерял кнут, я найду слова, чтобы убедить храмовую стражу впустить тебя.

Нен-Нуфер вновь попыталась улыбнуться, теперь уже горько. Она вспомнила, как ей грозили кнутом перед входом в башню — теперь бы она была только рада, если бы её не впустили к Пентауру. Ноги отказывались идти, но она заставляла себя двигаться вперёд ради Кекемура. Он устал за долгий и тяжёлый день, и кто знает, сколько часов ему отведено на сон. Дорога давно опустела. Даже ослы не тянули с рынка пустые телеги. Она прибавила шагу, и Кекемуру даже пришлось ухватить её за локоть.

— Ты спешишь. А я не хочу так скоро расставаться с тобой.

Она не знала, шутит ли он. На усталом лице не было и следа улыбки, но она пошла медленнее. И когда впереди выросли огромные пилоны городских ворот, их уже освещали факелы. И в их свете она увидела двух храмовых стражников — того, в чьём доме она ночевала, и того, кто охранял от неё Пентаура. Они тоже увидели её и побежали навстречу.

— Где ты отыскал её?! — отец мальчика протянул к Нен-Нуфер руку, но уткнулся в ладонь Кекемура.

— Я сам провожу её до храма. Отойдите оба.

Голос его был ледяным, и храмовые стражники покорно отступили на шаг.

— Твоя работа была найти её, а в храм мы сами можем её отвести, — голос мужчины был таким же ледяным, что и у юноши.

— Меня никто не искал, — Нен-Нуфер выступила вперёд.

— Как не искал? Почему же вы идёте вместе?

— Мы вместе собирали ячмень.

— Ячмень? Ты — танцовщица и не имеешь права собирать ячмень. Ты должна была вернуться в храм. Тебя хватились утром — сам Амени искал тебя, а Пентаур бегал к воротом всякий час, пока я не сообщил, что ты ночевала в моём доме. Я был уверен, что ты пошла в храм. Вот уже третий час тебя ищут вместе с городской стражей.

Нен-Нуфер похолодела.

— Амени даже велел проверить, не забрала ли ты свои драгоценности. Никто в храме до сих пор не лёг спать. Амени стоит у ворот.

— А Пентаур?

— Он вновь под стражей.

— О, Великий Пта! — воскликнула Нен-Нуфер. — За что ты прогневался на меня!

— За то, что ты покинула без спроса храм, за то, что ты провела ночь в чужом доме, за то, что ты собирала ячмень, за то, что ты в темноте идёшь неизвестно с кем, — ответил молодой стражник и протянул девушке руку, но Кекемур оттолкнул её.

— Это моя вина. Это я увёл её на сбор урожая и я не позволил ей вернуться в храм. И если потребуется, я сам стану говорить с Амени.

— Потребуется! — заверил разозлившийся молодой храмовый стражник. — Следуй за мной!

Только Кекемур не прибавил шага и не позволил сделать это Нен-Нуфер, напомнив, что она всё ещё слаба. Лицо его оставалось непроницаемым, пока он не предстал под очи верховного жреца Пта. Тогда Кекемур сжался и вытянулся в струну, но старик даже не глянул на него — Амени схватил Нен-Нуфер за плечи и прижал к груди. Он даже сделал несколько шагов от ворот, когда заметил четвёрку, но стоявший рядом жрец удержал его за подол юбки, но сейчас Амени не смог сдержать проявление радости. Нен-Нуфер от неожиданности лишилась дара речи. Кекемур что-то говорил, но его никто не слушал, и Нен-Нуфер даже не сумела обернуться к нему, так крепко прижимал её к дряблой груди старый жрец. Она лепетала что-то в своё оправдание, но Амени твердил одно: «Великий Пта вернул тебя мне. Великий Пта вернул тебя мне…»

— Читай дальше.

Они уже давно добрались до отеля, но Реза не выпускал её из машины.

— Это всё. Я скопировала только этот кусок.

Что за дурь! Ему не может быть интересно! Может, на него подействовал кофе, и ему не хочется домой, но у неё-то язык заплетается!

— Жаль. Впрочем, я доволен услышанным. Особенно появлением в романе Кекемура. Я то я уж испугался, что тебе нравятся только мужчины, намного старше тебя.

Сусанна сжалась. Сколько можно издеваться над ней!

— Это не мои предпочтения. Это сюжет романа.

— Конечно, конечно…

Реза вышел из машины и подал ей руку.

— Вы могли просто высадить меня у входа.

— А я думал, что ты написала этот отрывок, чтобы показать читателю, что не стоит никуда ходить одной.

Непроницаемое лицо. Ни намёка на улыбку. Как же хорошо он владеет эмоциями. Только дома за столом ей показалось, что он выглядел естественным: расстроенным и усталым.

— Санура!

Из машины выскочила кошка. Откуда она здесь? Реза рванул за ней, но куда там — только хвост в темноте мелькнул, и всё пропало. Реза махнул рукой.

— Это ты её спугнула!

Сусанна зажмурилась — отчего-то подумалось, что он сейчас влепит ей пощёчину, но он лишь поправил выбившиеся из-под платка волосы.

— Что теперь делать? — спросила она. — Как её искать?

— Ничего. Сама пришла. Сама ушла. Идём.

Она покорно пошла за ним, подбирая подол чуть ли не к коленкам, чтобы не наступать на чужое платье.

— У кафтана специальный крой. Ты не оступишься, и я тебя держу за локоть.

Сусанна покорно отпустила ткань. К счастью, от входа в отель их отделяли две улицы. В лифте она опустила глаза, чтобы не смотреть на туристов, и подумала, что «глаза в пол» прекрасно подходят к её маскарадному костюму. Реза вновь пожелал ей доброй ночи по-арабски, но вместо поцелуя, совсем по-детски потрепал её за щёку.