– Вот, пожалуйста, – радостным тоном сообщила Сэйди и протянула Дэвиду газету.

Она появилась столь неожиданно, что Дэвид чуть не вскрикнул от испуга, а Льюис, подняв голову, выронил кусок рыбы из удивленно открытой пасти.

– Спасибо. Ты не очень расстроилась?

– Из-за Патрика? Нет. Он у нас немного нервный, – ответила девушка и не двинулась с места. – Я могу вам еще чем-то помочь?

– Нет, спасибо, – коротко бросил Дэвид, разворачивая газету.

– Если вас вдруг что-то заинтересует в нашем городе, я на всякий случай написала сверху свой телефон.

Дэвид отвлекся от газеты и взглянул на свою собеседницу. Она казалась несколько старше Патрика, но за счет своего миниатюрного роста на первый взгляд смахивала на школьницу.

В ее лице было нечто наивное, простое, но в то же время слегка глуповатое. Общий образ девушки дополнялся румяными щеками и длинными светлыми волосами, заплетенными в косу и перетянутыми на конце тугой резинкой. Конечно, Дэвид не имел ни малейшего права рассуждать об уме девушки, ведь первое впечатление часто бывает обманчивым, но все-таки ему показалось именно так.

– Спасибо, – он улыбнулся, стараясь показаться добродушным, – я учту.

– Всегда приятно познакомиться с хорошим человеком, – она слегка наклонила голову и взглянула на Дэвида глазами, полными нежности.

– Ну да, – подтвердил он и сразу вернулся к газете.

Понимая, что ответной реакции получить не удастся, Сэйди раздосадовано опустила плечи и удались в кафе. Меньше всего Дэвида сейчас интересовали легкие интрижки, тем более выросшие на пустом месте. Возможно, она посчитала, что «смелый» поступок посетителя по защите ее чести и достоинства значил нечто большее, чем просто добрый жест, да только это было не так. Люди часто путают флирт с обычной порядочностью. Видимо, так происходит оттого, что для этой самой порядочности осталось слишком мало места в нашем бурлящем событиями мире.

Оказавшись на веранде в полном одиночестве, если говорить об отсутствии людей (ведь Льюис продолжал неспешно поглощать вкусный обед), Дэвид развернул газету на первой полосе и под номером телефона и названием издания увидел то, что искал, – дату. Черные жирные буквы и цифры, отпечатанные с особой точностью, не оставляли никаких сомнений. 19 августа 1999 года. Все было бы не так плохо, если бы утром Дэвид Розен не проснулся 5 сентября 2017 года.

И только сейчас он в полной мере осознал, чем отличается город от ему подобных: по улицам разъезжали автомобили старых моделей, лишенные современной обтекаемости, бродили люди, одетые в джинсы, безразмерные кофты, майки. Среди них выделялось несколько клетчатых костюмов и платьев. Несмотря на то что 90-е подходили к своему логическому концу, в небольших городках, подобных этому, мода плавно сменится только через несколько лет. Музыка, что до сих пор казалась просто звуковым фоном в кафе, обрела черты, и Дэвид отчетливо услышал «I don't want to miss a thing» в исполнении Aerosmith.

Очередная иллюзия или события минувших дней действительно предстали перед ним в полной красе? Может быть, и то и другое одновременно.

Если верить словам Профессора, то Дэвид отвергал этот Толиман и не хотел его видеть, предпочитая оставаться в картонной подделке среди чудовищ. И дело не просто в метафоре отрицания самого себя – здесь заложен более глубокий смысл, хоть подобное и кажется бредом, ведь мистер Розен никогда прежде не бывал ни в Толимане, ни в его окрестностях.

– Патрик Мэрлоуз и Сэйди Каннингем, – неожиданно для себя произнес Дэвид, не имея ни малейшего понятия, откуда взял их фамилии. – Я их знаю?

– Мяу, – сказал Льюис, покончивший с рыбой.

– Не очень понятно. Это было утверждение или отрицание?

– Мяу, – повторил кот, глядя прямо на хозяина, но его ответ никак не помог.

– Если я их знаю, то сейчас им должно быть ближе к сорока, – прикусив костяшку указательного пальца, он задумался, пытаясь вспомнить хоть кого-то похожего. – Нет, не знаю. Или знал их в прошлом? Черт, я со столькими людьми пересекался, что и не вспомнить, – Дэвид с досадой хлопнул по столу.

Неожиданно окружающий мир еле заметно задрожал, словно толстый слой пыли, сбрасывая с себя яркие цвета. По телу пробежала легкая дрожь, от чего волосы на руках встали дыбом.

– Патрик и Сэйди, страшила и леди, Патрик и Сэйди, бегите, соседи, – послышался злобный детский голос и сразу замолк.

– Что? – он огляделся по сторонам, но никого не увидел.

Город вымер за одно мгновение и превратился в груды холодного бетона, разбросанного по земле. Даже воздух не остался прежним: хоть температура и упала довольно сильно, но он напоминал раскаленные волнообразные потоки, которые мы можем увидеть над открытым огнем. К счастью, Льюис тоже был здесь. Кот тотчас запрыгнул на стол и принял агрессивную позу, готовясь в любой момент ринуться в атаку.

– Как это произошло? – поразился Дэвид. – Что я сделал?

Но ответа, конечно, не последовало, и только ледяной порыв ветра ударил в лицо, заставив Дэвида прикрыться рукой. Как только он утих, мистер Розен сумел осмотреться. Каждый кусок этого странного мира казался одинаковым, и единственное, что выбивалось из общей безжизненной картины, была белая дверь, стоявшая прямо посреди улицы. На ней даже с большого расстояния Дэвид сумел различить вырезанную острым предметом надпись, которая гласила: Патрик плюс Сэйди равно сердце, пробитое стрелой. Такие надписи обычно вырезают влюбленные парочки на коре деревьев, чтобы, как они считают, увековечить свою любовь.

Здравая мысль заключалась в том, что дверь стояла на улице, а потому не могла никуда вести. Но интуиция оказалась совершенно не согласна с подобным выводом. Дэвиду очень хотелось узнать, что находится с обратной стороны, но в то же время ему было ужасно страшно, ведь именно неизвестность способна довести человека до седин на голове.

– Льюис, что скажешь?

Кот, не меняя боевой стойки, неподвижными глазами смотрел на деревянное полотно.

– Думаешь, не стоит?

В качестве ответа кот спрыгнул со стола и помчался напрямую к двери. Он остановился в плотную к ней и принялся обнюхивать. Внимательное изучение длилось до тех пор, пока не подошел хозяин. Тогда кот, встав на задние лапы, оперся передними на дверь и громко мяукнул.

– Я тебя понял, – сказал Дэвид и схватился за ручку.

В этот самый момент кто-то резко дернул ручку с обратной стороны, да так сильно, что Дэвид еле смог ее удержать. Последовал детский смех, а затем снова послышались слова: «Патрик и Сэйди, страшила и леди. Патрик и Сэйди, за крики в ответе».

– Так, если рассуждать логически. Я думал о том, откуда могу их знать, и сразу же появилась дверь. Что если я сосредоточусь на том, что хочу вернуться? Может быть, это работает именно так? – думал вслух Дэвид.

– Мяу! – громко сказал Льюис, продолжая подпирать дверь.

– Зачем нам туда идти? Может быть, я просто могу сбежать отсюда! Дай мне сосредоточиться.

Не отпуская ручку, Дэвид закрыл глаза и представил, как сидит в летнем кафе, попивая свой кофе. Но как бы усиленно он ни думал, ничего не происходило.

– Как же так? Ведь в прошлый раз сработало! – мистер Розен был возмущен. – Ладно-ладно. Значит, войти туда все-таки нужно. Возьми себя в руки, Дэвид, и сделай все быстро, как будто отрываешь пластырь. Раз, два, три!

Дэвид опустил ручку вниз и толкнул дверь вперед. Внутри оказалось очень темно, и только лунный свет еле-еле освещал комнату через большое квадратное окно. Ему категорически не хотелось туда заходить, поскольку он чувствовал что-то такое, от чего хочется бежать прочь. Что-то, что, случайно узнав, ты тут же захочешь забыть. Заметив нерешительность хозяина и не теряя времени даром, кот сразу шагнул внутрь.

– Нет! Стой! Куда ты идешь? – шепотом спросил Дэвид, – Вечно ты так…

До этой секунды он все еще надеялся избежать комнаты, но теперь выбора не оставалось, и он в очередной раз покорно последовал за Льюисом, чья храбрость и решимость превосходили его собственные. Едва граница измерений осталась позади, как Дэвид почувствовал тепло и легкий аромат сирени, витавший в воздухе. Его ноги, утопая на несколько сантиметров, плавно ступали по пушистому ковру с длинным ворсом. Привыкнув к темноте, глаза различили плакаты музыкальных групп на стенах (в основном это были представители популярной музыки, которую сам Дэвид никогда не любил), в углу столик с большим зеркалом, а с двух сторон от окна до самого пола висели полупрозрачные занавески. Комната определенно принадлежала девушке, чей возраст вряд ли превышал лет двадцать пять.