У Александра были русые волосы и светло-серые с хитринкой глаза. Ещё Александр писал стихи. Он не знал, откуда у него эта способность. Она появилась недавно и стала потребностью и помощницей в его мечтах. Лоре сочинял стихи обо всём и по любому поводу. Щедро посвящал и дарил их своим друзьям. Но сочинял только для себя и для них, ни о чём более серьёзном даже не задумывался. Его стихи были открытые, порывистые, даже шальные, не всегда правильные. Он писал их почти за один присест и рассказывал в них о своих чувствах ко всему окружающему, раскрывал всю широту своей немного наивной и восторженной души. Только в стихах иногда можно было угадать, о чём он мечтает.

Став летать на "Клёне", Александр много стихов посвятил Вирии. Восторгался ею как отважной звездолётчицей и обаятельным человеком. С юмором относился к её профессии контактёра.

Он влюбился в Виру с первого совместного полёта. Но он также знал о её любви к командиру и не претендовал ни на что, наоборот, помогал ей, сочувствовал, утешал. Она часто обращалась к нему за советами. Александр хотел только одного, чтобы Вире было хорошо.

С Лёликом у него сразу установились дружеские, даже панибратские отношения. Робость при общении с жителем другой цивилизации быстро исчезла из общительной души навигатора. Он считал, что, каким бы ни был инопланетянин, какой бы внешний вид не имел, всё равно в итоге это должно сводиться к понятию "ЧЕЛОВЕК" с большим разнообразием его отличительных черт.

– Все мы – жители вселенной, – объяснял он. – Во всех нас пересыпается одна и та же космическая пыль. Скоро мы все перемешаемся в галактических пространствах, как давно перемешались люди на нашем земном шарике.

"Клён" был уже далеко от родной солнечной системы. Каждый член экипажа ежедневно нёс свою службу: занимался повседневными делами, наблюдая за медленным изменением расположения созвездий.

Первое время полёта Лёлию категорически запрещалось покидать свой отсек, как это было в полёте с Феллы к Земле. Но сейчас вскоре ему разрешили выходить. И теперь он мог уже свободно разгуливать по всему звездолёту, немало мешая передвижению астронавтов. Так как, где появлялся Лёлий, там пройти становилось затруднительно. А сидеть на одном месте ему не нравилось. Это оказался на удивление общительный пассажир, которого всё время тянуло к людям. Где был экипаж, там был и Лёлий.

Вот и сейчас он растянулся вдоль всего экрана переднего обзора и поблёскивал голубоватым светом в неярком освещении отсека отдыха. Можно было подумать, что Лёлик наблюдает за звёздным пространством.

– Посмотри сюда, Вира, – Александр показал на экран. – Видишь едва заметную неясную точку в правой стороне? Это Алансолярий.

– Скоро будем на месте. А то наш Лёлик, наверное, очень скучает по родине.

– Ещё несколько дней, и мы увидим свои старые следы в зелёной пыли Феллы. Интересно, узнала бы ты их? Я бы наверняка! Я отлично помню как топтался около того дурацкого камня, когда Лёлик загородил мне дорогу.

– Правда! Ты тогда здорово испугался, боялся даже близко подойти к нему. Но ты ещё был в лучшем положении, всё же предполагал встретить что-то необычное. А бедный Лёлик! Каково было ему, когда он увидел тебя на своей родной матушке-планете. Наверное, чуть с

ума не сошёл. Правда, Лёлик?

Лёлик перекатился на середину комнаты и занял всё пространство от стены до стены.

– Не обольщайтесь, – раздалась мелодичная музыка. – В первый момент я вас вообще не воспринял как разумных существ и не обратил на вас никакого внимания. На нашей планете их появление было в принципе невозможно. А ваших следов на Фелле давным давно и след

простыл. У нас бывают очень сильные бури, сметающие все начисто и перетряхивающие планету, как старый грязный половик.

– Ишь ты! Ничего, скоро мы оставим там много следов. В результате обмена дружескими визитами!

Свет в отсеке вспыхнул ярче, а экраны сначала потускнели, а затем совсем погасли. Вместо чёрных провалов появились стены комнаты.

В отсеке для отдыха было очень уютно. Кругом домашняя, привычная на Земле, обстановка. У входа висела картина с морским пейзажем. Лучи заходящего солнца заливали своим золотым светом берег моря. Эту картину повесила здесь Вира.

– Это место на Земле самое красивое? – спросил её Лёлий.

– Наверное нет, Лёлик, но это моя родина, и я сейчас от неё, как и ты от своей, очень далеко.

– Вира, а ты могла бы навсегда остаться здесь, в космосе, не возвращаться совсем на Землю? – Александр посмотрел на морской пейзаж. – Я бы смог. По-моему, нет ничего прекраснее и таинственнее этого звёздного пространства, даже наша маленькая планета, на

которой давно всё изучено. Скоро мы не будем считать своей Родиной какой-то клочок земли. Ею для нас станет вся вселенная.

– Нет, Шурик, человека всё равно всегда потянет к тому месту, где он появился на свет, где осталась его семья, куда он постоянно возвращается в своих воспоминаниях. Ты слышал что-нибудь о ностальгии… Но, ты знаешь, я бы осталась на всю жизнь в космосе. Я бы могла быть где угодно, лишь бы вместе с вами.

– Лишь бы вместе с Далинским, – хитро уточнил Александр.

– Да.

– Счастливый он человек. Его любит самая лучшая девушка Земли. Ах, если бы меня так любили! Я бы, кажется, горы свернул… я бы ночь в день превратил… я бы новую звезду зажег…

– Шурочка, милый, он мне дороже всех. Я бы не смогла теперь дня прожить на Земле, если его там нет. Без Германа мне Земля кажется какой-то пустой. Я бы жизнь отдала за него, не задумываясь. А тебя, Шурик, полюбит самая лучшая девушка, я тебе обещаю.

– Не обещай. Не полюбит.

– Навигатора Лоре в командный отсек, – раздалось в динамике внутренней связи.

– Командир вызывает, – Александр выбежал из комнаты.

Командный отсек располагался в носу звездолёта и представлял собой сложнейшую систему автоматики. Пульт управления, состоящий из всевозможных дисплеев с цифрами и диаграммами, тянулся вдоль всех стен, абсолютно прозрачных для находящихся внутри корабля и абсолютно глухих для наружного наблюдателя. Около пульта стояли удобные кресла. Перед стеной центрального обзора на командирском месте сидел Герман Далинский. На первый взгляд, он выглядел здесь совсем ненужным, лишним, потому что весь огромный пульт управления кораблём жил своей самостоятельной жизнью и выполнял, казалось, то, что сам считал необходимым.

Когда Александр вошёл, Герман сосредоточенно изучал навигационную карту, иногда внимательно вглядываясь в пространство космоса на пути "Клёна", где слабо мерцал Алансолярий.

– Вызывали, Герман Мстиславович?

– Шурик, дай мне, пожалуйста, навигационные расчёты и чертежи. Звёздочка Лёлика уже сияет на горизонте, – кивнул на экран Далинский.

– Приближаемся.

– Давай проверим ещё раз маршрут и схемы посадки.

Они склонились над электронными графиками и картами.

– Как там Лёлик? – спросил Герман. – На время снижения его надо будет, на всякий случай, отправить в консервационный отсек. Кто знает, как будет проходить посадка и что мы встретим на сей раз на их планете.

– С ним Вира. Он не отходит от неё ни на шаг. Она проводит с Лёликом больше времени, чем с нами. Я начинаю уже ревновать, – притворился возмутившимся Александр.

– Он среди нас, как ребёнок, Шурик. К тому же наш гость, – говоря, командир приготовил графики для сверки с картой. – Хороший Вира контактёр. Я мечтал о таком.

– Я тоже, – Александр включил дисплей со схемой.

Передвигая дисплей поближе, Далинский взглянул на навигатора. В глубине его бездонных карих глаз вспыхнули искорки улыбки.

– Ты, кажется, написал о ней стихи? – спросил он.

– Это ещё после первого полёта. Хотите, прочту? – Шурик откинулся в кресле.

Есть среди звёзд бесконечных и разных,

Светящих в холодном бездушном пространстве,