Литмир - Электронная Библиотека

– Туда нельзя, там совещание, – все так же бодро прощебетала девица.

– Знаю, я как раз на него опаздываю, – объявил Якушев. – Меня ждут, меня вызывали…

Он устремился к двери. Секретарша вскочила с явным намерением броситься наперехват, и Юрий узнал, что ее зовут Снежаной. Это явствовало из бэджика, прикрепленного к ее блузке в районе левой груди. Якушев остановил ее повелительным жестом.

– Не нужно обо мне докладывать, Снежаночка, – сказал он с улыбкой. – Я же говорю: меня ждут.

– А разве мы знакомы? – изумленно пискнула секретарша.

Ответа не последовало, поскольку дверь директорского кабинета уже закрылась за посетителем.

* * *

Павел Макарович Басалыгин был мужчина крупный, представительный, хотя из-за сильно развитой мускулатуры казался грузноватым, особенно когда впечатляющий рельеф его могучих мышц скрывала одежда. А поскольку начальнику отдела легендарного МУРа не пристало являться на службу с голым торсом, подчиненные за глаза звали его Мамонтом, и не из-за одной только массивной фигуры. Сходство с ископаемым слоном усиливалось из-за не совсем правильного строения черепа: у полковника Басалыгина был высокий, заметно сужающийся кверху лоб, увенчанный шапкой густых, жестких, как проволока, прямых, торчащих в разные стороны волос. Портрет дополняли непропорционально широкая переносица, маленькие, отстоящие непривычно далеко друг от друга недобрые глазки и толстый, загибающийся к верхней губе нос, действительно смахивающий на свернутый слоновий хобот. В сочетании с некоторой сутулостью, тяжелой, обманчиво медлительной походкой и крупными, заметно оттопыренными ушами все это придавало полковнику Басалыгину ярко выраженное сходство с карикатурным изображением мамонта, о чем он превосходно знал и чем беззастенчиво пользовался, когда случалась необходимость припугнуть задержанного или кого-нибудь из подчиненных.

В тот день у Павла Макаровича возникла нужда заглянуть в один из райотделов, на «земле» которых находил свои жертвы маньяк по прозвищу Зулус. Басалыгин, и не он один, денно и нощно ломал голову, придумывая способ вычислить и изловить новоявленного борца с преступностью, который уже успел в одиночку совершить столько убийств, что их хватило бы для вынесения пожизненных приговоров членам крупной преступной группировки. Все его оперативники были заняты, как однорукий расклейщик афиш, и, когда появилась необходимость утрясти кое-какие чисто бумажные вопросы с местными сыскарями, полковник взял это мелкое, но хлопотное дело на себя, благо его путь из точки А в точку Б сегодня по счастливой случайности пролегал как раз мимо упомянутого райотдела.

В том, что случайность была именно счастливая, Басалыгин убедился не сразу. Счастливой случайностью для него сейчас стала бы разве что встреча посреди улицы с Зулусом, несущим под мышкой голову своей последней жертвы, ресторатора Журбина. Визит же в райотдел воспринимался им лишь как мелкая досадная помеха, с которой приходилось мириться, если он не хотел специально посылать сюда кого-то из своих людей, оторвав от куда более важных дел ради этой ерунды.

Местное начальство он предупредил о своем визите заранее, часа за полтора, сделав соответствующий телефонный звонок. Начальство в лице подполковника с фамилией, которую Басалыгин по телефону грешным делом не разобрал, очень удивилось и предложило доставить товарищу полковнику требуемую информацию прямо на Петровку. От предложенной услуги товарищ полковник отказался, объяснив, что, если бы имел охоту дожидаться второго пришествия, сделал бы официальный запрос. В ходе короткой телефонной беседы у него сложилось впечатление, что подполковник с неразборчивой фамилией не очень-то обрадован предстоящим визитом. В этом, конечно, не было ничего личного: все еще очень живо помнили большую нервотрепку, связанную с воцарением на московском престоле нового мэра, и не ждали от посещения представителей главка ничего хорошего. Впрочем, все эти переживания боящегося слететь с насиженного места подполковника Павла Макаровича интересовали лишь постольку, поскольку давали ему повод слегка позлорадствовать по дороге в райотдел, где сейчас, наверное, судорожно наводили порядок.

Прямо на входе к нему сунулся с рапортом дежурный. Отстранив его нетерпеливым жестом, Басалыгин двинулся было дальше, и тут его внимание привлек сидящий в именуемом «обезьянником» помещении для задержанных гражданин высокого роста и довольно крупного телосложения с подозрительно знакомой физиономией. Посмотрев на Басалыгина, как на пустое место, задержанный равнодушно отвел глаза и уставился в угол, где не было ровным счетом ничего интересного, кроме нацарапанной на штукатурке чем-то острым надписи: «МЕНТЫ КАЗ…» Светлая рубашка на нем была разорвана, кремовые брюки забрызганы чем-то темно-бурым, на щеке темнела ссадина. Картину дополняли скованные наручниками запястья, и, следуя по коридору, полковник пытался припомнить, где, в какой ориентировке он видел эту откровенно протокольную рожу. Потом он вспомнил, резко затормозил посреди коридора, поколебался секунду и продолжил путь в прежнем направлении, резонно рассудив, что за пару минут задержанный никуда не денется.

– А что это за тип у вас в обезьяннике? – как бы между прочим спросил он у сержанта, который почтительно крался рядом, указывая дорогу через мрачный, полутемный лабиринт пропахших казенной безнадегой узких коридоров с выкрашенными масляной краской стенами и угрожающе нависшими над головой низкими потолками.

– Полчаса как доставили, товарищ полковник, – браво отрапортовал сержант. – Документов нет, говорить не хочет. Устроил мордобой в офисе управляющей компании.

– Какой компании?

– Ну, одна из этих, знаете, частных, которые по коммунальному хозяйству…

Сержант замолчал. По тому, как красноречиво он подвесил в воздухе конец фразы, чувствовалось, что от комментариев он воздерживается исключительно из уважения к гостю с самой Петровки и что, будь его воля, он с удовольствием заставил бы сидящего в клетке дебошира и тех, кто пострадал от его противоправных действий, поменяться местами.

– Сильно начудил? – все тем же нейтральным тоном осведомился Басалыгин.

– Если потерпевшего послушать, так там убытков на миллион долларов, – уже с откровенной неприязнью сообщил сержант. – Нет, пару столов, конечно, ему придется оплатить. Компьютер там, пятое-десятое… Охрану немножко помял, но, как я понял, без тяжких телесных… Интересно, что это за охрана такая, если он их, четверых здоровенных жлобов, в одиночку уделал? Да и в кабинете, ребята говорили, все правление сидело, а они тоже мужики крепкие. Так и им, говорят, на орехи досталось. Я так думаю: или уж очень крепко допекли, или парень – настоящий спец.

– Спец, – неопределенно хмыкнул полковник.

От этого слова веяло гарью сожженных аулов, запахами горных трав и тротилового дыма, в нем слышалось журчание скачущего с камня на камень ледяного ручья, заунывная песня ветра в древних развалинах и короткий щелчок нашедшей цель снайперской пули. «Да, – подумал полковник, – Спец. Что характерно, с большой буквы… Удивительно, что они так легко отделались. И удивительно, что он вообще полез в драку из-за какой-то там квартплаты или протекающей трубы. Неужели так сильно сдал? А по виду вроде не скажешь…»

– Прямо по коридору, товарищ полковник, – прервал его размышления сержант, – последняя дверь налево. Кстати, там и потерпевший – заявление пишет, качает права… Разрешите идти?

– Идите. И с задержанным там… без излишеств, ладно?

Павлу Макаровичу хотелось добавить: «А то голову оторвет», – но он сдержался. «Не влезай – убьёд», – с невольной улыбкой вспомнил он. Это была одна из любимых, понятных только узкому кругу посвященных шуточек тех ребят из разведбатальона ВДВ, которые отбили тогда еще подполковника Басалыгина у захвативших его в плен боевиков. Они появились на сцене как раз в тот момент, когда подполковнику собирались отрезать голову перед объективом видеокамеры, и сказать, что он был рад их видеть, значило бы вообще ничего не сказать.

12
{"b":"703082","o":1}