Я целую ее в лоб. Во рту тут же появляется привкус крови. Мой собственный голод начинает пробуждаться, я словно дразню этого самого монстра внутри, который никогда меня не беспокоил, но который всегда жил во мне, наблюдая.

В груди затеребило. Наверное, так душа впадала в экзальтацию от прикосновения к божеству.

Я отнял губы ото лба Тесс. Не без сожаления. Но с осознанием того, что я должен ее оставить, чтобы продолжить оставаться ровно посередине. Наблюдать.

— Ты поможешь мне?

Ее шепчущий зов похож на детский плач. Я хочу ответить на него, но понимаю, что вера требует жертв от праведника. Верующий не только просит у бога, но и должен давать богу то, что ему нужно.

— Нет, — я качаю головой. — У тебя не будет союзников. Никто никогда не захочет быть с тобой по правде. Ты одна. Навсегда. Только ты.

Я встаю и собираюсь покинуть мое божество.

— Но я всегда буду наблюдать за тобой, камрад.

Я оставляю ее одну. Как и должно быть богу. Я чувствую, как в душе ее крепнет сила, она созревает быстро, как цветок, распускающийся прямо на глазах. Она внимает моим призывам. Ненавидит их. Но принимает. Потому что знает, что так и должно быть.

Ей суждено стать проклятьем человечества во плоти.

Как и его спасением.

Выбор за людьми.

27 февраля 2071 года. 20:20

Амир

Армия освобождения Нойштадта продвигалась вглубь ангара. Впервые за весь день нам улыбнулась удача. Аллах благоволил своим сынам, его воля обрушила каменные своды горы, отрезав доступ на базу для полчищ шайтанов, продолжающих рыскать вокруг Нойштадта. Теперь, когда их поток оборван, мы смогли загнать чудовищ в ловушки и отправить их в ад.

— Джамаль! Правый фланг! Загоняй его! Матвей! Гранату!

Взрывы стали привычными для слуха. Стрельба — ритмичной музыкой. Еще никогда в жизни я не участвовал в битве подобных масштабов, где запах горящего дула становится воздухом, вспышки огня — единственным светом во тьме, а страх — стимулом двигаться дальше.

Планшет демонстрировал стремительное сокращение вражеских единиц — солдаты Нойштадта, а может и простые люди, взявшие ответственность за свои жизни в свои же руки, избавляли родную землю от бесов.

— Амир! Сзади!

Крик майора заставил резко обернуться. Я уже приготовился выпустить обойму в подкравшегося из-за спины противника, как вдруг осознал, что это не шайтаны. Это были чужаки.

Враги или нет?

В следующую секунду они открыли огонь по зараженным, присоединившись к нашему уже немногочисленному отряду. Вместе мы довершили схватку. Демоны были повержены на территории ангара, свалившись в кучи бездыханных тел по углам, в которые мы их загнали.

— Отставить огонь! — приказал я.

Наступившее молчание неестественно. Уши требовали привычного стаккато.

Мы переглянулись с солдатами, едва заметно кивнули, а потом молниеносно развернулись и перегруппировались, направив автоматные дула на чужаков. Те прицелились в ответ. Численно мы их превосходили: нас осталось восемь; их — четверо.

— Мы вам не враги, — сказал чернокожий великан.

Не очень дружеская реплика от солдата, целящегося тебе меж глаз.

— Это вы! Вы привели сюда шайтанов! — ответил я.

«Вы убили Хека!» — добавил я мысленно.

Хотелось свести счеты с каждым, кто покусился на нашу жизнь, подвести итог и поставить жирную точку в конце всей этой истории.

— У нас были на то причины. И вы об этом знаете, — ответила китаянка.

Оружие Триггера. «Иерихон» стало нашим проклятьем, как принесенный в дом саркофаг с мертвецом внутри.

Мы продолжали смотреть друг на друга через прицелы, солдаты переминались с ноги на ногу, готовые броситься по первому же выстрелу в укрытия. Так прошло несколько минут. Подвести итог оказалось слишком сложно. Много двойственности. Много причин и аргументов. У каждого своя правда, и у каждого она весит невыносимо много.

Вдруг из-за спины чужаков показалась фигура, выползшая из завалов северной части ангара.

— Это она!

— Это она!

Закричали солдаты и тут же бросили всякие попытки потягаться с чужаками, потому что к нам подбиралось чудовище гораздо страшнее.

Я взял ее в прицел с остальными и пристально разглядывал, пытаясь предугадать ее намерения. Она не человек. Она не зверь. Она истинный дьявол. Резню, что она учинила здесь голыми руками, неспособен претворить в жизнь ни один из шайтанов. Она нечто большее.

Но вдруг я понял, что она хромает. Придерживает у груди правую руку, как если бы та была сильно повреждена, возможно даже сломана. И тут мне стало раскрываться все остальное. Она больше не совершала гигантские прыжки, не пыталась разодрать глотки солдатам, не вырывала их сердца одной лишь силой рук. Она стала уязвимым и даже ослабленным существом. Тенью той сущности, что прибыла из ада.

Она встала плечом к плечу со своими бойцами, и только теперь я понял, что у них одинаковые экипировки. Я и забыл, что она такой же Харис, как и мы. Разница лишь в том, что она покрыта коричневой засохшей кашицей из останков людей, как если бы окунулась в кровавую ванну.

Но в глазах я больше не видел ни голода, ни ярости. В них была лишь пустота. Очень тяжелая и мрачная.

Мы смотрели друг на друга несколько минут. Мы на нее — через прицелы. Она же даже не желала брать ружье в руки и была абсолютно открыта.

Китаянка протянула ей смоченный бинт. Она взяла, долго смотрела на него озадаченно, а потом медленно утерла лицо. Ее взгляд снова задержался на грязной материи, как если бы она с трудом верила в то, что только что стерла с лица целый литр крови.

Но вот я смог увидеть ее лицо. Оно изменилось с того самого первого момента, когда я увидел ее впервые. В бункере. На фоне умирающего Хека.

Она сломалась.

Она более не была охвачена гневом.

Она больше не представляла угрозы.

И я опустил автомат.

— Амир! — тут же злобно бросил Джамаль.

— Опусти!

— Но командир!

— Приказываю опустить оружие! — повторил я громко.

Нехотя солдаты один за другим опускали автоматы, но держали пальцы на крючках.

И тогда она сделала шаг ко мне. Потом второй. Потом еще один. Солдаты занервничали, снова стали переступать с ноги на ногу, готовые броситься на демона в любой момент.

Я же благосклонно приглашал ее на свою половину территории.

Она остановилась всего в полуметре от меня. Такая живая. Настоящая. Совсем не такая, как была на экране монитора. Она была человеком. Не знаю, как ей удавалось прятать в себе это чудовище, но сейчас она была одной из нас. Я знал это. Чувствовал.

Ее голубые глаза смотрели мне прямо в душу, как будто могли прочитать мои мысли, мои намерения… мою боль…

А потом она заговорила.

— Мне кажется, я отобрала у тебя что-то очень дорогое.

Ее хриплый голос прозвучал так неожиданно. Наверное я до сих пор не мог осознать ее двуличие. Шайтаны не говорят, они лишь рычат и сипят. Она же казалась совершенно нормальным человеком. Необычным, конечно. Но недалеким от меня.

Я тяжело кивнул.

Прощальная улыбка Хека, которая в наш последний момент еще не была прощальной, предстала перед глазами, как если бы он стоял здесь сейчас.

— Мне очень жаль, — сказала она чуть громче.

А потом закашляла, нахмурилась. Я понял, что у нее сломана рука. Она чувствует боль.

— Видимо, и мы отобрали у тебя не мало, — ответил я.

И окинул взором разрушенный ангар — результат ее мести.

— «Иерихон» мог убить нас.

— А я думал, что он может нас спасти.

— Командир! Она атаковала базу! Она со своими бойцами истребили всех в Нойштадте! — крикнул Хатха.

— Ей нельзя верить, Амир! — добавил хрипящий Корвин, которого мы вытащили из заваленного Стража. — Триггер всегда предупреждал об опасности с ее стороны!

Мне кажется, я никогда по-настоящему не был товарищем своим солдатам. Мы слишком разные. Они пугливы. Я безрассуден. И все же мой приказ был для них отныне единственным верным.