— Я так по тебе скучал, — признался он.

Скарлетт сильнее прижала его к груди, пока Матиас продолжал говорить:

— Всё сплошная игра. Она... я не знаю, как объяснить, она не нормальна, Скарлетт. Она психопат. Оксана одержима мной, и я боюсь, что она не будет следовать нашему контракту. Её отец не просто промышленник. Не знаю точно чем он занимается, но я понял, что эта семья замешана в разных махинациях... Боже... В доме Оксаны крутиться столько наркотиков, что хватит наполнить весь Сан-Франциско. Оружие и люди, которых можно представить лишь в худших фильмах об организованной преступности. Я в дерьме, Скарлетт, в дерьме по самое горло. — Матиас был расстроен, и она задыхалась от боли, слыша, что он в опасности, и застрял в подобной ситуации. — Возможно, я заслуживаю того, чтобы так закончить, — продолжил он тихим голосом. — Ты не знаешь, кто я, не знаешь, что за эти месяцы сделал. Ты единственное хорошее и чистое, что пережил с тех пор, как моя жизнь стала полным отстоем. Боже, как ты прекрасна сегодня…

Казалось, у него снова изменилось настроение, как будто он не мог контролировать свои мысли, эмоции, отчего беспокойство Скарлетт возросло в геометрической прогрессии. Это был вовсе не тот Матиас, которого она стремилась понять раньше, если вообще знала его по-настоящему.

Несколько мгновений мужчина смотрел на часы.

— У нас мало времени, иди сюда. Обними меня снова.

Скарлетт позволила ему сделать это, позволила взять то, в чём он нуждался. Она позволила ему раздвинуть ей ноги и выше задрать юбку на талии. И когда жестом, однозначного значения, Матиас разорвал её тонкие трусики, она без колебаний расстегнула его брюки. Скарлетт смотрела на Матиаса и видела его странные глаза, такие большие и потерянные, измученное и эротичное выражение лица, его прерывистое дыхание.

Матиас подвинул её, пока Скарлетт не оказалась на краю мраморной столешницы, затем обхватил член и, вошёл в неё, не теряя ни секунды.

— Всегда так... Невероятно... Боже, как сильно я скучал по тебе…

Скарлетт цеплялась за его сильные плечи, пряча в волосах лицо, смущенная от испытываемых ощущений, — интенсивных и противоречивых. Любовь, которую она чувствовала, удовольствие от того, что снова наполнена этим, столь внушительным членом, боль от осознания того, что будет только это: быстрый трах в общественном туалете. И ещё источаемое им страдание, это смертельное и мрачное чувство неизбежного конца, пока Матиас наполнял её вожделением и болью с закрытыми глазами, потерянный кто знает в каких тёмных извилинах своего разума, шепча слова любви и сожаления.

После нескольких минут безумного спаривания Скарлетт почувствовала, как струя за струёй её наполняет горячее семя, и, возможно она обманулась, но среди сдавленных слов, вырвавшихся у Мати, ей показалось, она слышит его бормочущее:

— Я люблю тебя.

После этого Матиас снова её поцеловал. Затуманенные глаза выглядели всё более и более потерянно, слова звучали несвязно, почти тарабарщиной. Потом извиняясь заплетающимся языком, он торопливо натянул брюки. Сказал, что ему надо бежать, что Оксана заметит его отсутствие и что он не хочет создавать Скарлетт неприятности. Велел ей немного подождать, прежде чем спуститься вниз, чтобы их не заметили вместе. Наконец он вышел из туалета, не оглядываясь и оставляя её одну, сидящей на раковине, с опущенным топом и разорванными трусиками, валяющимися на полу.

Только когда Скарлетт оказалась дома, в безопасности своих четырех стен, она вернулась к реальности и поняла, что произошло на самом деле. Потом ей стало плохо, она побежала в ванную, и её выворачивало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось.

* * *

Высокие каблуки туфель, красные, как огонь, и лакированные, как и её длинные ухоженные ногти, цокали по блестящему мрамору спальни.

Оксана была в ярости.

— Где, бля, ты был, Мати?

— Я пошёл подышать свежим воздухом.

— Сорок минут?

— Я плохо себя чувствовал.

Она смотрела на него холодным подозрительным взглядом, пока он пытался скрыть свой страх за спокойным и отстраненным выражением на лице. Он наблюдал, как Оксана ходит взад-вперед с сигаретой в руке, размышляя, рассуждая. Матиас подумал, что кто-то видел его со Скарлетт, и начал готовить убедительный ответ. На него пристально уставились ледяные глаза, и по всему было ясно, — оправдание не сошлось и ей удалось прекрасно прочитать ложь, написанную на его лице.

— Кто та брюнетка?

— Подруга, Оксана. — Отрицать смысла не было.

— Я ничего не знаю о ней. Как зовут?

— Скарлетт.

— Фамилия?

— Понятия не имею. Эта девушка работает на ресепшен в St. Regis.

— Ты её трахал?

— Один раз. Подарок подруги на день рождения, — солгал он.

— Тебе понравилось?

— Нет.

Оксана нервно покусывала ноготь на большом пальце правой руки, продолжая внимательно его изучать.

— Тогда почему ты снова её трахнул сегодня вечером?

Матиас опустил взгляд:

— Я был на взводе.

— Меня тебе мало?

— Мне жаль.

— Ты сожалеешь, что оставил меня одну? Ты сожалеешь, что унизил меня, трахая низкооплачиваемую сотрудницу в туалете во время вечеринки в нашу честь? Или сожалеешь, что завтра у твоей шлюхи не будет работы только потому, что ты не можешь держать свой член в штанах? О чём ты сожалеешь больше, а?

— Эта девушка не причём, Оксана. Кокаин заставил меня потерять контроль, и я сделал какую-то ерунду. Ничего странного.

— Да нет, тут есть именно что-то странное. За два гребаных месяца ты никогда не позволял себе такие вещи. Вокруг тебя целыми днями ходят красивые женщины, Боже... Я сама их подкладывала к тебе в постель, а ты всегда оставался равнодушен. И вот из ниоткуда появляется та девица, и ты исчезаешь, убегаешь, как вор. Отводишь её в общественный туалет, чтобы трахнуть! Конечно, есть что-то странное, или ты держишь меня за идиотку?

Матиас встал и осторожными шагами приблизился к ней.

— Нет, я не считаю, что ты идиотка. Эта девчонка меня умоляла, и я поплыл, Оксана. Я тысячу раз говорил тебе, — у меня нет привычки к кокаину. Он меня возбуждает, дезориентирует, делает меня эйфоричным, и я не понимаю, что за дерьмо творю.

Взгляд Оксаны был полон гнева и обиды. Она не была женщиной, которая допускала ошибки или сомнения у своих подчиненных. Единственными вариантами с ней допускались подчинение и послушание, и было ясно, она раздумывает о том, как заставить его заплатить.

— Всё в порядке. Я верю тебе, — сказала она, наконец, ослабляя пояс, который удерживал красное атласное платье на талии, — но мне нужны конкретные доказательства, Мати.

— Всё, что ты хочешь.

— Трахни меня и сделай, как следует. Убеди меня.

Матиас посмотрел на наручные часы. Было шесть часов утра, и он валился с ног.

— Не справишься, любимый? — спросила она, подходя к ящику стола, где хранила дозы чистого кокаина. Матиас закрыл глаза, он был прав, опасаясь, что женщина его убьет. Так или иначе, это произошло бы.

Оксана начала готовить две полоски, и Матиас подумал о том, сколько белого порошка ему пришлось вдохнуть за последние двадцать четыре часа. Такими темпами он превратится в зависимого от кокаина, как и все, кто его окружал.

— Раздевайся, — приказала она, и он начал расстегивать кожаный ремень, который удерживал джинсы, потом расстегнул рубашку и быстро остался в одних боксерах. Матиас подошёл к столу, и Оксана протянула ему обычную стодолларовую купюру. Он вдохнул и снова почувствовал, как этот яд изменяет его чувства, из его организма стали исчезать любые следы физиологической усталости. Она позволила своему платью соскользнуть на пол. Под ним Оксана ничего не носила и была идеальной. Гладкие, длинные и подтянутые ноги, упругая грудь, плоский живот. Она была похожа на него. Шикарная снаружи, гнилая и коррумпированная внутри.

Оксана осталась в красных шпильках и встала перед ним на колени, стягивая боксеры.

— Я хочу тебя плохого, Мати.