К ее большой радости, которую она не скрывала, Валерка предложил жить вместе. В то время он жил с бабушкой, той было далеко за восемьдесят, и она совсем не поднималась с постели. Через полгода бабушки не стало, и молодые зажили в свое удовольствие. В положенный срок Светка родила дочь, она догадывалась, что Валерка подозревает, что с беременностью что-то нечисто, хотя она упорно твердила, что Женька родилась семимесячной. Светка прекрасно понимала, что подозрения Валерки подогревает болтливое село, но тут уж ничего не поделаешь, на каждый роток не накинешь платок.

Валерка все чаще стал вечерами прикладываться к бутылке, стараясь заглушить алкоголем подозрения и душевную боль. Жена не сопротивлялась, а даже наоборот, иногда сама подталкивала его к этому и садилась рядом поддержать компанию. Ей нравилось, когда он, выпив, становился добрым и мягкотелым, забывал все обиды, но все же однажды проговорился, что сам не подозревал, что будет ревновать Светку к ее непутевому прошлому, и злится на себя за это. Но Светка бабским нутром чуяла, что Валерка менять в своей жизни ничего не хочет, ведь она была прекрасной хозяйкой, хорошо и много готовила, а поесть муж любил. Кроме того, она, сама от себя не ожидая, оказалась довольно предприимчивой, всегда планов громадье, она упорно шла к цели, не останавливаясь и не пасуя перед трудностями. И совершенно неважно было, что иной раз цель достигалась не совсем законным путем.

Через три года родился Стас, и Валерка был на седьмом небе от счастья. Еще через три года родилась Надюшка, а еще через три – Сережка. Семья Иващенко обрастала детьми, хозяйством. В жизнь вероломно стали вторгаться новые проблемы, как оказалось, Светка совсем была к ним не готова и изменить уже точно ничего не могла. Все началось с того, что однажды у них заночевала подруга Светки. Любка приехала из ее родной деревни по приглашению самой же Светки. Женьке тогда было только полтора года. Вечером хорошо посидели, много пили. Светка хвасталась своим домом, дочкой и верным, заботливым мужем. В какую-то минуту хозяйке стало дурно и муторно, и она удалилась в спальню, не раздеваясь, легла на кровать, через ватную пелену слушая пьяный вздор мужа и подруги.

Среди ночи Светка с трудом открыла глаза, за окном стояла непроглядная темень, ее мутило, она с трудом вспоминала, что произошло вечером, и не могла сообразить, когда успела завалиться в кровать. Светка поежилась, понимая, что пробудилась оттого, что замерзла, пошарила рукой по кровати, Валерки рядом не оказалось. И вдруг ее слух уловил доносившееся из зала поскрипывание дивана и возню. Светку словно ошпарили кипятком, она вдруг вспомнила, что у них гостила Любка, от страшной догадки кровь бросилась в лицо. Она вмиг протрезвела, мысли, обгоняя друг друга, проносились в голове, верить догадке не хотелось, даже симптомы противного похмелья ушли на второй план.

Светка осторожно сползла с кровати, прокралась в зал и резко включила свет. Валерка от неожиданности хотел быстро соскочить с дивана, но запутался в собственных приспущенных штанах и с грохотом рухнул на пол. В детской, испугавшись шума, ревом зашлась потревоженная Женька. Светка схватила полураздетую, в хлам пьяную Любку за волосы, та даже сообразить не успела, что происходит, почти волоком протащила воющую от боли подругу до входной двери и, вышвырнув в сени, с силой захлопнула дверь, накинув крючок, отправилась успокаивать дочь…

Это потом будут извинения мужа, горестные слова «черт попутал» и «такого больше не повторится». Так или иначе Светке пришлось полностью отказаться от дружбы с непутевыми подругами, потому что все повторялось, как только новая краля оказывалась у них в доме.

– Мам, ты где? – вывел Светку из пасмурных воспоминаний голос дочери. – Нам в лес собираться или как? – Женька зашла в кухню и, зачерпнув из ведра воды, шумно попила.

– Ты вчера во сколько домой заявилась? – отчего-то набросилась на Женьку мать. – Отца нет, так думаешь, я тебя приструнить не смогу?

– Мам, ты чего? Какая муха тебя укусила? Ты же сама меня к Кристинке на день рождения отпустила…

– Знаю я ваши дни рождения, – перебила дочь Светка. – Вон с утра воду хлещешь и глаза припухшие. Еще не хватало, чтобы ты в подоле притащила. Пришибу тогда.

– Ну ты совсем уже сбрендила… – Женька, не оборачиваясь, направилась к выходу.

– Ты как с матерью разговариваешь! Поднимай ребят, сегодня одни в лес сходите. Меня следователь в район вызывает на опознание… – Светка опять всхлипнула и, зашмыгав носом, тыльной стороной ладони вытерла глаза.

– Мамка, да не реви ты, – приостановилась на полпути дочь. – Это, скорее всего, не папка. Кто бы его на куски резал и зачем? Нет, это точно не он, – как-то совсем обыденно произнесла Женька и отправилась в дом.

Светка промолчала. Да и что тут можно ответить дочери? Увидит все своими глазами, тогда и узнает, он или не он. Светка торопливо принялась доделывать домашние дела, понимая, что скоро подъедет автомобиль следователя.

***

– Костя, ну ты куда? Мы собрались чай пить, – Нюра старалась остановить Костю, который, как только вылез из машины, сразу направился в дом.

Костя остановился, обвел присутствующих безразличным взглядом и ответил:

– Вы меня извините, мне что-то дурно. Я пойду прилягу.

– Может, все-таки останешься? – попросил Миша друга, не надеясь, что тот откликнется на его просьбу.

Костя постоял в нерешительности, обвел жену, Мишу и Арину немного отрешенным, но уже любопытным взглядом, словно увидел их впервые или узнал о них то, что они сами о себе не знают, махнул обреченно рукой и вернулся.

Арина с Мишей у друзей побыли совсем недолго. Разговор не клеился, Костю растормошить и отвлечь от мрачных мыслей так и удалось, все старания Нюры увести мужа от страшной действительности были напрасны. Уж очень сильно его задела чудовищная смерть соседа, он и сам не ожидал, что так глубоко будет переживать его преждевременную кончину. Перед его глазами стояла безобразно отрубленная рука Валерки. И он, посидев немного с друзьями, извинившись, все же ушел в дом. Ему казалось, что обыденные речи сейчас вообще не к месту. Вот так не станет человека – а мир не рухнул, оставшиеся на земле люди продолжают есть, пить, смеяться, ругаться, любить и ненавидеть, словно ничего страшного не произошло. А человека больше нет и никогда не будет. Вот так незаметно и он когда-нибудь уйдет, а земные радости и горести останутся, вне зависимости от его существования или небытия.

***

Следователь с участковым по пустынной Харитоновке подъехали к дому Певнева и застали Матвея в гараже. Мужчина, открыв капот старого жигуленка, старательно цеплял клеммы на аккумулятор.

– Далеко собрался? – поинтересовался Антон Сергеевич.

– О, здравствуйте, – произнес Матвей вместо ответа на вопрос, протягивая сильную, широкую ладонь и по очереди приветствуя мужчин, пояснил: – Да вот, в Боровиково хотел смотаться.

– Уж не к Иващенко ли? – спросил Павел Юрьевич, пожимая протянутую ладонь.

– К нему, – опешил от догадливости участкового Певнев. – А вы что вдвоем приехали? Случилось что?

– Случилось. Вероятнее всего, Валерий мертв, – без обиняков произнес следователь, внимательно рассматривал мужчину и наблюдал за его реакцией.

Матвей был чуть выше среднего роста, темно-русые волосы аккуратно подстрижены, серые глаза смотрели спокойно и доброжелательно, темный загар на лице был на удивление ровным, словно он отдыхал на юге, а не обветренным, как у сельских мужиков, которым приходилось долгое время в любую погоду находиться на улице. Видно было, что мужчине небезразлична его внешность и он старался держать себя в полном порядке.

– А ты сам-то давно его видел? – поинтересовался Антон Сергеевич.

– Как мертв? – словно не расслышав вопроса следователя, поразился ошеломляющей новости Певнев. – Объясните, что случилось-то?

– Да вот, сами выясняем, что случилось, – уклончиво ответил Антон Сергеевич, и повторил вопрос: – Так когда ты друга видел в последний раз?