Собака оказалась чудесной — тёмная овчарка в тридцать с небольшим фунтов. Она облизала мне руки и всё время глядела на меня печальными глазами, виляя хвостом. Я поняла, что без собаки не уйду. Я даже не помню, пытался ли отец меня отговорить, но служитель приюта прочитал ту же лекцию, что и представительница общества. Он пытался объяснить, что такую болезнь одной любовью не вылечишь; нужны специальные знания, но от этой собаки уже отказалось трое тренеров, посчитав её случай безнадёжным. Но я упёрлась рогом. Мне казалось, что я дала обещание хозяйке. В тот момент отец подписал бы все, что угодно, только бы я не заплакала. Вся эта затея была изначально провальной, потому что сиделки для собаки у нас не было, и мне бы радоваться, когда позвонила тётка из сообщества сообщить, что собаку всё же забрал их тренер, а я ревела белугой, словно у меня её украли.
— Как думаешь, она тебе наврала? — спросила Аманда, когда я закончила рассказ. — Может, отец её попросил, чтобы ты не переживала?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Тогда я свято верила, что собаку увели из-под носа, а сейчас… Наверное, ты права, они и сами не хотели мне её отдавать, беря на себя такую ответственность. Сейчас я понимаю, что вытянуть такое больное животное было бы мне не по силам, но тогда я в себя верила без меры.
— Знаешь, — Аманда откинулась на подушку. — Я иногда думаю, а что если я не справлюсь…
— Ты справишься. Я уверена. К тому же, ты не одна.
— Я совсем не хочу, чтобы мать воспитывала моего сына, — резко оборвала меня Аманда, а я поджала губу, ведь я говорила о себе…
Да что же такое, ну причём тут я и беременность Аманды? В голове продолжали отчётливо звучать её слова о том, что я веду себя так, будто являюсь отцом ребёнка. Нет, при чем тут ребёнок?! Я веду себя так, потому что кто-то там в животе готовится заявить права на мою Аманду! На какую такую твою? Это прямо-таки дежавю с собакой! Вот представь на минуту, что это твой ребёнок и теперь на тебе лежит ответственность на всю жизнь, а? Это не яблоко в постель подать и к доктору подружку отвезти. Нет, всё… Я вообще уже не понимаю, о чем думаю. Мне нужно спать! И я закрыла глаза. Аманда, похоже, заметила это, и сначала приподнялась на подушке, а потом тихо и даже, кажется, с мольбой, сказала:
— Не прогоняй меня в другую комнату, ладно?
Я тут же открыла глаза, чтобы увидеть её лицо над своим.
— Я понимаю, что тебе хочется наконец-то поспать одной в собственной постели, или у тебя с ней связаны более приятные воспоминания, чем я, — продолжила Аманда всё так же тихо. — Просто я боюсь спать одна в чужих домах. Ну, не только у собак фобии бывают. Можно остаться?
Я кивнула, слезла с кровати и начала раздеваться. Почувствовав на себе пристальный взгляд Аманды, я обернулась и была уверена, что за секунду до этого вспыхнула, как помидор.
— Мне кажется, я плохо тебя нарисовала. Вообще тебя надо писать пастелью, чтобы румянец передать, он такой… сексуальный. Я вот совершенно не умею краснеть, а ты делаешь это постоянно.
— Ты будешь раздеваться, потому что я сейчас потушу свет, — оборвала я её, как можно быстрее и, не дожидаясь ответа, дёрнула выключатель ночника.
Аманда в потёмках убрала с кровати ноутбук и стянула с себя брюки.
— Жалко, что твой отец так рано ложится спать. Я хотела в душ. Только не ври, что не чувствуешь запаха этих выделений! Будто рыбой воняет…
— Нет, не чувствую, — честно ответила я. — Это у тебя просто обострено обоняние, так что ложись и спи. Тебе завтра индюшку готовить.
Она залезла под одеяло и прижалась ко мне спиной, как раньше до того, как купила подушку. Это действительно была ночь благодарения, потому что последние недели я мечтала снова спать вот так, ощущая, что я не одна. Может, у меня тоже фобия, как у той собаки.
— Кейти, — тихо сказала Аманда. — Можно я тебе что-то скажу, только обещай, что не будешь плохо обо мне думать?
Всё блаженство сразу испарилось, и даже живот сжался в предвкушение неизвестно чего.
— Ты вот рассказала про собаку. Сейчас же ты рада, что всё так получилось, потому что эта собака была бы подобна младенцу. Так вот, когда у меня кровь шла, я в душе надеялась, что будет выкидыш. Я не могла пойти на аборт сама, а так кто-то за меня решил бы мою проблему.
Мой желудок разлепился, а сердце наоборот сжалось.
— Но, Аманда, ты же так плакала…
— Ну да, мне было и страшно, и… В общем, мне и сейчас страшно — вдруг я много на себя взяла, вдруг я не справлюсь…
Я тут же развернулась к ней и поняла, что порыв был обоюдным — я ли обняла её, или же это она прижала меня к своей груди. Я не решилась её поцеловать, и она не коснулась меня губами даже вскользь. Вот так мы и уснули — обнимая друг друга, сплетая нашими телами тёплое гнёздышко для малыша, который был между нами… Или, чтобы не было двоякого смысла — был с нами, до утра, пока рассвет не заставил нас вновь надеть маски отчуждённости и окунуться в быт.
— Да, я тоже хотела бы, чтобы Кейти была моей сестрой и всегда была рядом, — сказала Аманда на замечание отца про то, что мне не хватает сестры.
Она подняла глаза от пола, но улыбалась не мне, а моему отцу. Я отстранилась от них и пошла доставать тарелки, чтобы сервировать стол. Индюшка вышла великолепной — сочная, не то что моя прошлогодняя. Клюквенный соус Аманда тоже приготовила отличный, а про пирог я вообще молчу. Даже купленный отцом тыквенный хлеб оказался вкусным, или же слова Аманды попали не только на слуховые, но и на мои вкусовые рецепторы. Я бы тоже хотела, чтобы она была всегда рядом… Только я побоялась это сказать. Как всегда…
Вечером Аманда завалилась в ванну, хотя это было глупостью. Горячую ванну беременным принимать нельзя, а от прохладной можно простыть. Но кто переубедит Аманду! Я побоялась зайти к ней в ванну при отце, хотя что тут такого, и всё равно… Я легла на кровать и прикрыла глаза. Воображение у меня, как у любого художника, было великолепным, и я даже вспотела, представляя Аманду в пене подобно Афродите. А потом я уснула, потому что открыла глаза уже утром и поняла, что нахожусь в комнате одна. Я соскребла себя с постели и пошла в душ, поняв, что в таком виде мне нельзя показываться на кухне. Аманда с отцом уже доедали мюсли. Она выглядела странно-возбуждённой, и отец тоже был каким-то не таким. Я поздоровалась и присела на стул.
— Мы сейчас поедем в приют за собакой, — выдал отец, и ложка с мюсли застряла у меня во рту.
Аманда сунула мне под нос айфон. С экрана глядела бордер-колли.
— Или вот эту, — пальцы Аманды сменили страничку. — Не страшила, и уши прикольные… А как тебе эта овчарка?
— С ума сошла, их же надо на площадку каждый день возить! И вообще… Пап, ну зачем тебе собака?! Это такая ответственность, прямо как с детьми…
Отец улыбнулся одними губами и как-то совсем грустно сказал:
— Я привык о ком-то заботиться, а теперь даже ты стала самостоятельной. Вся моя ответственность — положить деньги тебе на дебетку. А так…
— Кейти, это будет здорово, вот увидишь! — Аманда сияла, будто у нее получилось нарисовать шикарную картину.
— А рисовать? Мы же на океан собирались…
— Всё успеем!
Закинув мольберты и краски в багажник папиного джипа, мы залезли на заднее сиденье. Приют располагался за городом, и я попросила отца проехать по главной улице, чтобы заинтересовать Аманду каким-нибудь хорошим зданием и остаться его рисовать. Только отвлечь её от мыслей о собаке не получилось даже на минуту. Собаку, которую они выбрали на сайте, увели на прогулку потенциальные хозяева, и в моей душе разгорелась надежда, что её заберут, и мы уедем из приюта с пустыми руками. Я даже попыталась преподнести происходящее как знак. Папа, тебе не нужна собака! Не нужна! Это же ответственность по меньшей мере на десять лет! Однако отец не желал внимать моим доводам и выглядел возбуждённым не меньше Аманды. Он не может хотеть собаку, он просто не в силах отказать беременной в её прихоти. Только беременная уедет, а отцу придётся два раза в день гулять с собакой!
