— Мы уже пропустили. Гляди, волхвы идут! Пошли в тепло, а потом вернёмся на третий круг. Тогда успеем сесть на соломенные топчанчики. Помнишь же, какая там толкучка у сцены.
Аманда согласилась. Фойе церкви украсили венками из ёлки и красными бантами. Аманда тут же удалилась в туалет, а когда вернулась и села на стул рядом со мной, скрестив на полу ноги, я заметила, что лицо её горит смущением, и она то и дело бросает в мою сторону взгляды, будто не может решиться сообщить что-то.
— Ты меня за дуру только не считай, — начала Аманда тихо, чтобы никто не услышал. — Но я чуть не описалась от страха, когда живот схватило. Я уже испугалась, что это воды отошли. Хорошо, что у меня прокладка ежедневная была, но всё равно трусы немного мокрые.
— Пошли домой, — сказала я сразу неестественно громко, но тут же перешла на шёпот. —Ещё цистит заработаешь, пошли. Мы сто раз видели сцену в хлеве. К тому же, на Ютюбе море видео выложено. А хочешь, купим их ДВД?
— Нет, трусы не совсем мокрые, и мне не холодно. Я подложила туалетной бумаги. Я хочу посмотреть сцену, мне надо… Я и с ребятами вчера не пошла, потому что мне кажется, что для меня это сейчас как бы приобщение к тайне материнства, которое они не поймут.
— А я пойму? — спросила я скорее бессознательно, чем вкладывая в вопрос определённый смысл.
— Ты — другое дело, ты…
Аманда как-то странно посмотрела на меня и, не закончив фразу, встала со стула. Я поспешила за ней к выходу. Она не обернулась и даже, кажется, нарочно ускорила шаг, чтобы я с ней не поравнялась. Решив уважить её желание, я пошла медленнее и даже сначала решила не подходить к соломенным сиденьям, но Аманда махнула мне красным колпаком. Я села рядом и спрятала руки в карманы. Она вновь странно посмотрела на меня и, просунув руку сквозь полукруг моей, сомкнула пальцы в замок. На животе растянулись петельки свитера. Я смотрела на их причудливый узор, а Аманда — на сцену, ожидая что вот-вот распахнутся створки декораций хлева, чтобы явить миру Спасителя. Я не могла прекратить думать о том, что из-за дурацкого любительского спектакля она мучается с туалетной бумагой в мокрых трусах.
— Прости, что я не смог найти для вас лучшего крова в такую ночь, — вещал со сцены Иосиф, а Мария отвечала ему, прижимая к груди младенца:
— Здесь сухо и безопасно. Ничто другое сейчас не важно.
Вот именно, а у Аманды там совсем не сухо, и абсолютно не безопасно позволять себе такой идиотизм во время беременности.
— Аманда, пошли домой, — прошептала я ей на ухо, но она только отстранила своё плечо от моего и вытянула руку.
Младенец заплакал. Сначала тихо, а потом завыл в голос. Иосиф с Марией поочерёдно укачивали его, но малыш не успокаивался и только громче орал в закреплённые на актёрах микрофоны. Бедному Иосифу пришлось не шептать, а кричать, чтобы зрители услышали, что он воспитает ребёнка Господа как своего собственного. И действительно, вдруг подумалось мне, ну не Господь же Бог воспитывал Иисуса. Он, как многие мужики, сделал дело и свалил, а Иосиф качал Иисуса по ночам, играл с ним, залечивал разодранные коленки, обучал мастерству плотника… И ещё сносил все эти скандалы переходного возраста просто потому, что так кто-то за него решил… Или же он любил мальчика, потому что это был ребёнок любимой женщины? Что за мысли лезут мне в голову в то время, когда все благоговейно взирают на ребёнка, которому посчастливилось в этот час надеть на себя шкуру Спасителя и орать от холода и из-за колкой соломы в яслях. И ещё, наверное, от вони жующей сено коровы. Ну, корову-то какого чёрта они приволокли! Овцы, коровы, козы, лошади, верблюды… Почувствуй себя стопроцентным вифлеемцем… Чёрт возьми, ну почему я сегодня совершенно не наслаждаюсь представлением, которого ждала весь год?
— Бедный малыш! — Аманда прижала к ушам белый меховой ободок колпака. — Почему им куклой было его не заменить!
— Да, неувязка вышла в этом году. Беспокойный Спаситель попался. Плохо накормили, наверное, перед выступлением, такого ведь в предыдущие разы не было…
Младенец орал как резаный. Ему начали вторить малыши из толпы. Аманда вскочила на ноги и стала бодро пробираться к зданию церкви.
— Бедный малыш, мучители… — процедила Аманда сквозь зубы, когда я сумела поравняться с ней.
— А что они могли сделать? Представление прервать? Да так даже аутентичнее получилось. Думаю, Христос надрывался в яслях похлеще этого, когда волхвы с пастухами припёрлись и разбудили его своими жертвоприношениями. Это только на картинах эпохи Возрождения он улыбается в яслях…
— Слушай, помолчи! Не надоело говорить о том, чего не понимаешь?
От неожиданного выпада Аманды я даже остановилась.
— Чего я не понимаю? Я, кажется, не хуже тебя историю искусств знаю.
Сегодня мы расквитались с последним экзаменом — вернее просмотром по живописи, а вчера написали тест по истории искусств, и пусть оценки мы узнаем только через неделю, если не позже, я была уверена в своих силах, потому что три дня упорно готовилась, и остальные мои работы по курсу, составляющие процент от итоговой оценки, я выполнила на отлично.
— В материнстве ты ничего не понимаешь. Будто ты мужик, а не баба!
Она отвернулась от меня и пошла ещё быстрее мимо припаркованных машин. Я готова была разреветься от очередного плевка в душу, будто я не заботилась и не оберегала её от всего, словно она была моей родной сестрой…
— Слушай, ты чего, машину открыть не можешь? Мне же холодно!
Я сунула руку в карман и нажала на кнопку. Машина пикнула, и Аманда с шумом хлопнула дверцей. Я сжала кулаки и шагнула к машине, чтобы усесться в кресло водителя.
— Знаешь, — выдала Аманда будничным тоном, будто не орала только что на меня. — Во вторник с утра поедем на Тахо на пару дней, а потом только к моей матери.
— Зачем нам в горы? Кататься ты всё равно не можешь.
— Ты покатаешься, а я книжку почитаю. Всяко лучше, чем мамашины нотации выслушивать. Так спасём хотя бы три дня каникул.
— Ты уже и гостиницу заказала? Я понимаю, что ещё не рождественская неделя, но всё равно может всё быть забито или цены зашкаливать…
— Мы к моему другу поедем. У его родителей домик там. Каждый год мы собираемся у него, ещё со старших классов. Будет неплохая компания, тебе понравится… Найдёшь, с кем покататься.
— А может не надо? Это же твоя компания…
— Они мои друзья, ты моя подруга, логически они становятся и твоими друзьями.
Я завела машину, решив, что с беременной логикой воевать бесполезно. Да и от трёх дней в настоящей зиме с заиндевелыми деревьями и снегопадами отказываться грех. Ну, правда, не покусают же они меня, не койоты ведь…
Глава двадцать четвертая "Долгая дорога в зиму"
Мне впервые предстояло вести машину по зимней дороге, поэтому я жутко нервничала. Страха прибавляло и то, что с заснеженной дорогой я встречусь после трёх с половиной часов за рулём по сухой, но всё же скоростной трассе. Мы только пару раз ездили в зимние горы с отцом, потому как мама не жаловала снег. Когда мы с братом подросли, то стали ездить на автобусе, чтобы обратный путь спать. Эйдан с трудом представлял себе, как после целого дня катания на лыжах не сорваться на серпантине в пропасть, уснув или от нещадно бьющего в глаза заходящего солнца. Но Аманда не оставляла мне выбора — перед ней мне не хотелось показывать трусость.
Умные люди выезжают с раннего утра, пока нет пробок. Только у студентов начались каникулы, а остальные спешат на работу. Но Аманда заявила, что хочет выспаться, потому что сомневается, что мы нормально поспим с её сумасшедшим другом, имя которого она мне так и не сообщила. Погрузив вещи в машину, я в сотый раз проверила, что не забыла положить шарфик для мамы Аманды, дополнительные пары тёплых носков, крем от солнца и беременные витамины, и наконец мы выехали в магазин. Я пыталась остановить Аманду с закупкой замороженных фруктов, гранолы, йогуртов без сахара, ведь магазины на озере никто не закрывал, и пусть там всё стоит немного дороже, не надо тащить с собой холодильник! Впрочем, Аманда, как всегда, когда я начинала втолковывать ей, что наши траты на продукты уже не укладываются в бюджет даже с учётом наших подработок, укатила от меня тележку. Но я всё равно её догнала.
