Попрощавшись с девочкой, наказав закрыться на все замки, Нинель Яковлевна вернулась к себе. Во время ежевечернего моциона по набережной они с Ольгой Ивановной обсуждали, что им делать дальше с тайнами, что привнесла в их скучную жизнь «столичная штучка». Ольга предложила начать «с вешалки» – в оперном театре гардеробщицей работала ее знакомая, дама с богемным прошлым, большая любительница собирать сплетни и толки. Посетовав, что не догадалась обратиться к ней раньше, Ольга Ивановна высказала еще одну вполне вменяемую мысль. «Тут пахнет мужчиной. Очень состоятельным мужчиной! Это бы объяснило все: и безбедную жизнь, и ночное отсутствие дома», – утвердительно и резко высказалась она, прощаясь с подругой у подъезда.

Утром, открыв глаза, как всегда, в шесть ноль-ноль, Нинель Яковлевна вдруг настороженно прислушалась. В соседскую дверь настойчиво стучали. Накинув халат, Нинель Яковлевна поспешила в коридор. В глазок она увидела мужскую спину, обтянутую форменной милицейской курткой. Распахнув свою дверь, она вышла на лестничную площадку.

Дальше все происходило как в любимых сериалах: толпа сотрудников милиции, сообщение о найденном теле молодой женщины, ничего не понимающая в происходящем Руфина, суетящиеся без толку соседи, вопросы следователя, ее, Нинель Яковлевны, ответы. Чуть позже две женщины в штатском попросили собрать личные вещи девочки. Вручив им сумку, она проводила их с Руфиной до милицейского «уазика». Первое, что увидела Нинель Яковлевна, вернувшись в свой подъезд, была опечатанная дверь соседей.

Еще очень долго Нинель Яковлевну преследовал полный отчаяния и какого-то животного страха прощальный взгляд девочки. Она никогда ее больше не видела, попав в тот же день в больницу с сердечным приступом. Прилетевшая из Владивостока ухаживать за свекровью невестка передала ей твердый наказ сына – как только будет возможность, перевезти мать к ним. В день отъезда ее провожала Ольга Ивановна, обещавшая подруге присматривать за квартирой. На все вопросы о Руфине она лишь пожимала плечами.

– Что с девочкой станется, Оля? – беспокойно спрашивала Нинель Яковлевна.

– Не думай об этом, Нинуша. Тебе сейчас нужно волноваться лишь о своем здоровье. Если что-то станет известно, я напишу тебе.

Ольга Ивановна покривила душой, не рассказав подруге правду. Она уже знала, что Руфину Грассо отправили в детский дом в Подмосковье. Родственников, пожелавших откликнуться на ее беду и забрать девочку к себе, так и не нашлось… Виктория Павловна закрыла кабинет и спустилась на первый этаж. Вмешиваться в хозяйственные дела Руфины не собиралась – подруга была фанатично аккуратна. До сегодняшнего дня она доверяла ей полностью. Если та взяла документы на девочку, то есть выкрала их, значит, задумала то, что никак не понравится ей, Вике. Руфина врать не умела. То, что в этот раз так упорно пыталась скрыть факт кражи, могло означать одно – она готова выдать их общую тайну. И Виктория Павловна догадывалась, кому именно.

Виктория Павловна извлекала из большой коробки доставленную из ближайшего ресторана закуску. Лоточки с сырной нарезкой, креветки в кислом соусе, икра, запеченная утка, чесночный хлеб. Орешки, крупный изюм, клюквенный морс. И фирменные пирожные из диетической кондитерской. Она подумала, что давно уже не баловала подругу деликатесами. Не то чтоб сама Руфина не могла себе позволить купить баночку икры или сладости, но Виктории Павловне казалось, что она таким образом отдает ей, Руфе, долг детства: та метала на стол из домашнего холодильника все самое вкусное для голодной Вики, заходившей к ней в гости.

Виктория Павловна расставила закуски на кухонном столе, перелила морс в хрустальный графин, а пирожные, начиненные нежным сливочным кремом, убрала в холодильник. Ждать прихода подруги оставалось семь минут – Руфина была точной до тошноты, с детства вызывая в Вике какую-то смесь зависти и недоумения.

…Вика росла в семье, где беспорядок в головах и жилище считался нормой, а самой большой бедой было отсутствие алкогольного пойла. Мать Вики иногда, случись трезвый день по отсутствию денег, кидалась отмывать кухонную утварь или мести пол. Запала хватало ненадолго, степень ее раздражения росла с каждым движением тряпки или веника, а если под руку попадалась Вика, начинался скандал. Тут нужно было вовремя смыться из дома. Вике это удавалось легко, их каморка располагалась на первом, точнее, на нулевом этаже с окнами в землю. Она забегала в свою комнату, закрывалась на щеколду, открывала окно и выбиралась наружу. До появления в ее жизни Руфины бежать, собственно, ей было не к кому. В классе с самого первого дня ее признали изгоем, да это было понятно – школа, можно сказать, элитная, дети партийцев и крупных торговых работников часто просто высиживали хорошие оценки, не особенно стараясь чему-либо научиться. Вика же с малых лет понимала, что стать не такой, как мать (технички в этой же школе), она может, лишь если будет учиться лучше всех! Учителя, в большинстве своем пришедшие в педагогику по призванию, старались ей помочь. Но заработанные пятерки никак не сближали ее с одноклассниками.

В пятом классе к ним пришла Руфина Грассо. Почему учителя с первого дня обращались с ней как с хрустальной вазой, точно Виктория Павловна не знает до сих пор. Причины такого их поведения не ведает и сама Руфина. Они обе долго приписывали это болезни Руфины, диабету. Но подслушанный Викой случайно под дверью учительской разговор отмел и это. Их классная обсуждала с директрисой личную жизнь матери Руфины. Произнесенное несколько раз опасливо и многозначительно местоимение «он» навело Вику на мысль, что речь идет об отце Руфины. Расспрашивая подругу о нем, Вика удивилась – та прекрасно помнила своего отца, по происхождению итальянца. Родители со смехом рассказывали ей о своем знакомстве. Отец был актером итальянской труппы, приехавшей в Москву на гастроли. Он с первого взгляда влюбился в молодую гримершу Марию Жуковскую и, неожиданно для всей многочисленной итальянской родни и сослуживцев, остался жить в Москве. Родня от него отвернулась, родители Марии его не приняли. Жили молодые в коммуналке, счастливо, но недолго. Полюбившаяся нестойкому к алкоголю итальянцу русская водка быстро превратила веселого актера в неопределенную безработную личность. Он умер в больнице, отравившись алкогольным суррогатом. Руфа рассказывала Вике, что после похорон отца у них с матерью, как ни странно, улучшилось и качество жизни. Из коммуналки они переехали в огромную квартиру на Кутузовском проспекте, Руфа пошла в первый класс в местную школу. Мама по-прежнему служила в театре гримером за небольшое жалованье, но в холодильнике всегда были черная икра и любимая Руфиной буженина, а в кухонном буфете лежали красочные пакетики с иностранными буквами на них. В отсутствие матери (часто Мария возвращалась домой под утро) за Руфиной присматривала соседка, оставаясь ночевать на диване в гостиной. Она же утром провожала ее в школу, тихо защелкивая входную дверь, чтобы не разбудить только что заснувшую маму…

Виктория Павловна уже в который раз подумала, что слишком много нераскрытых тайн вокруг подруги и ее погибшей матери. И самое странное, что Руфина и не стремится их разгадать.

Услышав трель дверного звонка, Виктория Павловна поспешила в коридор. Легкий поцелуй в щеку, вручение красочного пакета, бутылки вина, перемена уличных туфель на мягкие тапки заняли у Руфины считаные минуты. Пока подруга тщательно мыла руки в ванной комнате, Виктория Павловна открыла пакет и достала из него коробку с подарком. Сорвав упаковочные ленточки, она открыла ее и ахнула. Вдруг рассмеявшись в голос, она стала вынимать одну вещицу за другой и прикладывать их к своей фигуре. За этим занятием ее и застала Руфина.

– Что, не угодила? – Она подмигнула подруге, разворачивая ее к зеркальной дверце посудной горки-пенала.

– Ну, Руфа, ты с ума сошла…

– Это не я! Это Софка тебе выбирала… для оживления интимной жизни с мужем, так сказать…