Однако меня ждала другая судьба. Когда я рассказал лорду Стробериусу, куда меня собираются отправить, он был крайне возмущён и сам договорился с директором моей Академии о том, что год стажировки я пройду в Фармуке. Для меня это было как нельзя кстати – ведь я мог продолжать как ни в чём не бывало работать над проектом!

Я всё больше времени проводил в лабораториях Фармуки, в основном один или наедине с директором. Единственное, что меня тяготило – необходимость каждый день возвращаться к тётке, тратить большую часть денег на лекарства для неё, а большую часть свободного времени – на уход. Старуха совсем развалилась, и к тому же почти выжила из ума. Вместо того, чтобы поблагодарить меня за помощь или хотя бы молча принимать как должное, раз уж я ей так омерзителен, она постоянно кричала на меня, и нередко даже распускала руки.

В один из рабочих дней, после ночи, когда тётка особенно разбушевалась, лорд Стробериус заметил, как я маскирую синтетелием порез на щеке от осколка разбитой тарелки.

– Брутто? Ты не в порядке? Я вижу, у тебя очень тяжёлая обстановка в семье, – он рассматривал меня долгим и пристальным взглядом.

– Да, ерунда. Просто сумасшедшая тётка. О ней некому позаботиться кроме меня.

– Как, у тебя нет родителей?! – воскликнул директор, – почему ты не рассказывал мне этого раньше?

– Вы не спрашивали, – пожал плечами я.

– Я бы не хотел, чтобы ты маскировал свои шрамы, – неожиданно заявил он, – всё-таки они неотъемлемая часть тебя. Твоя особенность, уникальность, как и белая кожа. Мне так жаль, что из-за неё ты подвергся стольким несчастьям…

С этими словами лорд Стробериус протянул руку и стёр слой синтетелия с моего лица (тогда это было сделать легко, крепление препарата к коже было ещё не совершенным). Я удивлённо отпрянул.

– Прости, я сам не понимаю, что творю, – проговорил учёный, кашлянул и отвернулся, – если бы я только мог забрать тебя оттуда! Ведь эта психованная, похоже, просто сживает тебя со свету! Ты был бы не против переселиться ко мне?

Честно говоря, я растерялся, услышав такое неожиданное предложение.

– Я… Разумеется, нет… Милорд.

– Но тогда мне придётся усыновить тебя, – вслух размышлял лорд Стробериус, – надеюсь, мне удастся сделать так, чтобы у твоей тётки отобрали опекунские права. Через суд… Боюсь, эта канитель растянется больше чем на год… Но я обещаю сделать всё, что в моих силах!

– Спасибо, милорд. Но, возможно, бедная женщина и не протянет столько.

Моё предположение оказалось верным. Тётушка скончалась в ту же ночь от несчастного случая: подушка упала ей на лицо, зажала дыхательные пути и не отпускала до тех пор, пока сумасшедшая карга не перестала дёргаться. Что ж, никто не застрахован от превратностей судьбы.

Глава 7. Музыка бунта.

Разумеется, лорд Пиропус не допустил группу Инди до игры на хороших инструментах Ансамбля Тёплой Части Спектра. Карманные деньги у синих долго не задерживались, поэтому даже Инди уже отдавал себе отчёт в том, что затея провальная. Я, в первую очередь, просто хотел помочь своему другу, но в глубине души понимал: идея этого протеста гораздо глубже. Впрочем, я отложил выполнение своей затеи на несколько месяцев: экзамены зелёных были уже не так просты, а я совсем забросил учёбу в последнее время, пришлось навёрстывать упущенное.

Середина учебного года. Я учусь в классе зелёных, но общаюсь в основном с Инди и ещё, иногда, Лаймией. Зелёные то ли по природе своей не очень общительны, то ли просто стараются избегать проблем. В общем, занудные ребята, к тому же с отвратительным музыкальным вкусом (притворяются друг перед другом, что слушают классику, как высшие касты, а на деле – не слушают ничего). Что ж, по крайней мере, они не агрессивные. Единственная их привычка, которая действительно раздражает – удлинение имён. У зелёных распространён стереотип, что чем выше каста, тем длиннее имя, поэтому они постоянно пихают лишние буквы и слоги, куда ни попадя.

Впрочем, не стоит судить всю касту по одной мерке. Зельнер (именующий себя обычно Зеленелером) – довольно милый и дружелюбный паренёк. У нас с ним что-то вроде приятельского симбиоза: он помогает мне писать дурацкие сочинения и доклады по истории Виоленсии, а я объясняю ему математические и информатические задачи.

– П-привет! – вспомнишь лучик, вот и солнце. Как раз думал о Зельнере, когда услышал его запинающийся голосок.

– Минус бэ, плюс-минус корень из дискриминанта, делить на два а, – машинально ответил я. Скорее всего, он опять забыл именно эту формулу.

– Нет, я не об этом хотел спросить, Внекактус…

Нет. Ну это уже выше моих сил! При всей моей симпатии к скромняге Зельни я вспылил почти всерьёз.

– Внекактус у тебя в штанах! Сколько раз повторять, хватит прилеплять к моему имени то, чего в нём нет. Когда ты наконец поймёшь, я не Внекаспер, не Внекастро, не Внекаспиан, и даже не Внекассиопея, – вам-то смешно, но я слышал пару раз и такой вариант, – просто: ВНЕКАСТ. Как "без рамочек". Понял?!

– Ага… – смущённо кивнул Зельнер, – а я просто спросить хотел… Тебе ещё нужен бас-гитарист для твоей группы?..

– Ну да, нужен. Так-то я даже ударника нашёл. Ла.

– Какое-то фиолетовое имя…

– Так он и есть фиолетовый, – я с удовольствием подметил, как Зельнер вздрогнул, – подхожу я к нему и говорю: "Не хочешь играть на ударных в рок-группе?", а он такой: "Ы?". Ну, я и объяснил: "БА-РА-БА-НИТЬ. Е-Е-Е, РОК-К-К!". Он понял, вроде бы.

– Но, при всём уважении, зачем ты взял именно фиолетового?!

– Во-первых, у парня прекрасное чувство ритма, это я понял ещё… При первой нашей встрече. Во-вторых, так впечатление будет полнее. Ты ведь знаешь, что мы затеяли? И не боишься?

– Н-нет… Вообще да, но всё равно готов.

– А ты в курсе, что остаться анонимным не удастся? Нам, скорее всего, не дадут даже закончить. Тебе могут прилететь неприятные последствия. Из Академии, конечно, не исключат, но… Зачем тебе всё это, если не секрет?

– Вообще секрет… Только я… – в своей манере замямлил он, сбивчиво и торопливо, – в общем, знаешь двойняшек из жёлтого класса? Одна из них, она… Она мне, ну… Ради неё я не побоюсь рискнуть даже местом в Академии!

– Да понял я, не идиот, можешь себя не мучить, – улыбнулся я. Вот уж не ожидал от зелёного такого смелого романтического порыва, тем более от Стесняшки-Зельни, – Лаймия, да? Она действительно классная, могу тебя с ней познакомить. Мы хорошие друзья.

– Лаймия? Не-е-ет… – мечтательно протянул тот, прикрыв глаза.

– Аури? Хм, странный выбор, – разочарованно фыркнул я.

– Мой выбор, – ответил Зельнер, второй раз подряд удивив меня твёрдостью в голосе.

***

– Размажь тебя по спектру, Инди, ты что, вообще не различаешь нот?! Ещё раз повторяю, слушай внимательно, – я пропел две строчки из припева, которые моему другу никак не давались.

– Да я стараюсь, Касти! Но, по-моему, это бесполезно. Почему бы тебе, с твоим абсолютным слухом, самому не спеть?

– Я пою как второклассница в душе, – хмуро отрезал я, – у тебя самый подходящий голос для рока.

– Знаешь, не очень-то хочется быть фронтменом нашей группы, исходя из твоего плана…

– Об этом не переживай. Камера будет в основном на моих руках, да и в любом случае достанется в основном мне – им же только повод дай. Проклятие, этот низшекастовый синтезатор такой короткий! Они бы ещё сделали всего семь нот, как в детском пианино. Ну, ничего, мы им покажем.

– Они не оси-и-илят нас, перестанут притесня-я-ять нас!.. – пением откликнулся Инди.

– Вот-вот, бро! И кстати, прекрасно получилось! Думаю, на сегодня хватит, а то Зетьни стёр все пальцы об струны, да и с Ла семь потов сошло. Ла, тебе бы помыться… Так вот, ещё пара репетиций, и мы будем готовы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.